Стремительная череда событий. Вот что из себя представляет её жизнь. Она не знает, почудилось ли ей увиденное, но почти уверена: там Рон и Гарри, и в свете заклинаний видно, что они направили палочки друг на друга. Гермиона делает резкий вдох, подавляя рвотный рефлекс, захлёбывается и валится вперёд — пол под ногами идёт трещинами. Подвал и тусклые зелёные глаза — это воспоминание вспыхивает в ней с той же силой, с какой заклинание врезается в опоры здания. Купальня кренится, громко гудит, сердце Гермионы даже не успевает стукнуть, как стены сотрясает новый удар.
Гул превращается в рёв, который в свою очередь оборачивается визгом, пока Гермиона мчится вперёд. Пол трещит, натягивается, проседает. Стены начинают обваливаться на первый этаж. Стукстук-стук — её сердце и её ноги. Под подошвами наклонная поверхность, и она не задумываясь бежит, предоставив волю выработанному войной автопилоту. Ближайший выход, прямой путь к спасению, к выживанию, выживанию, и вот Гермиона уже вылетает в окно. Её тело пробивает стекло, руки прикрывают лицо и голову, осколки остаются позади, исчезая в скрежете рушащегося здания.
Она разводит руки в стороны, дважды ими взмахивает, стараясь взлететь или хотя бы удержаться вертикально. Ступни врезаются в землю с такой силой, что Гермиона слышит треск костей. От удара она падает, но успевает выставить ладони, чтобы не проехаться лицом. Плотное облако пыли обволакивает её, забивает горло, едва только она делает вдох, вызывает кашель. Она затыкает рот рукой и зажмуривается — на неё обрушиваются древесина и штукатурка, пыль оседает в лёгких.
«Гарри и Рон», — вспоминает она, пёрхая так сильно, будто мозг собирается выпрыгнуть сквозь поры на лбу. Гермиона чувствует, как что-то обжигает её плечо, и, задержав дыхание, дёргается влево. Открывает глаза: взвесь начинает оседать, но разглядеть хоть что-то пока не представляется возможным. Она быстро отползает влево; пользуясь инерцией, подтягивает ноги и всхлипывает от боли в ступнях и правой лодыжке.
Позади неё раздаётся треск, она, пошатываясь, вскакивает, направляя палочку в сторону шума. В клубах дыма ей виден только капюшон, и приходится упасть на колени, чтобы увернуться от летящего в голову заклинания. Она открывает рот, чтобы ответить, но горло забито пылью, и ей не удаётся выдавить ни слова.
Как только наступает темнота, Гермиона перекатывается на бок и сглатывает, сглатывает, прокашливается, пытаясь избавиться от пустыни в голосовых связках. Она произносит заклинание дважды, прежде чем тоненький ручеёк воды, который она направляет в рот, наконец срывается с палочки. Она глотает воду вместе с пылью, царапающей горло. Пожиратель Смерти рассеивает скрывающий его дым и подходит достаточно близко, чтобы Гермиона могла рассмотреть его поднятую голову и улыбку.
— Твоё самоубийство только лишит меня удовольствия… — направив на него палочку, Гермиона обрывает его, и Пожиратель захлёбывается началом заклятия, едва она заканчивает произносить своё.
Она рвано втягивает воздух в лёгкие, собирается с духом и снова встаёт на ноги. Вглядывается в туман, аккуратно вращая ступнёй и разрабатывая ногу, и отправляет ещё одно заклятие в мелькнувшую слева маску. Даёт себе дополнительную секунду отдыха и срывается с места, ковыляя туда, где она в последний раз видела Гарри и Рона.
Пройдя всего три метра, Гермиона убивает ещё двух Пожирателей Смерти — аврор, которого она смутно помнит, помогает расправиться с третьим. Очередное заклинание едва не срывается с языка, когда Гермиона замечает неловко бегущие сквозь дым фигуры, но это не её враги. Из смога выступают Жабьен и Сэм, рука Сэма болтается так, что становится ясно: поражать противников он не в состоянии.
Жабьен смотрит на неё, не видя, — по крайней мере, Гермиона приходит к такому выводу из-за Ослепляющего заклинания, выпущенного в её сторону. Она быстро блокирует луч, мерцание её щита освещает авроров. Их лица мертвенно бледны, глаза широко распахнуты, и Гермиона не знает: то ли они собираются грохнутся в обморок, то ли их сейчас стошнит.
Ей не до сантиментов.
— Гр… Грейнд…
Она мотает головой, прижимает палец к губам и бросается к ним.
— Вы ранены?
— Ерунда, — шепчет Сэм, прижимая руку к боку, но Гермиона замечает кровь, стекающую по его пальцам.
Гермиона почти что собирается продолжить бег. Образы её друзей вспыхивают в мозгу, приоритеты ясны. Но она понимает: перед ней напуганные и одинокие дети, а Гермиона знает, каково это. Она вспоминает лёгкую улыбку Сэма, а потом и Джастина. Образ Финч-Флетчли всплывает в её голове: он стоит на земле и смотрит вверх, на крышу, на неё, не зная, что это их прощание.
Гермиона отводит руку Сэма в сторону, приказывая Жабьену следить за обстановкой. Ей приходится дважды повторить, прежде чем до него доходят слова, и он начинает озираться. Сэм направляет свою палочку ей за спину, и она задирает его рубашку. Он вяло приваливается к её плечу, она отталкивает его и ладонью протирает рану.
Он вскрикивает, и Гермиона в панике подаётся вперёд.
— Замолчи, замолчи, — шепчет она ему в ухо, но, не заметив зелёных лучей, берёт себя в руки. — С тобой всё будет в порядке, Сэм. Всё хорошо. А теперь прикуси это.
Она подносит к его губам подол его же рубашки и, только он открывает рот, просовывает туда ткань. Сэм впивается пальцами в её плечо, закусывает импровизированный кляп, а Гермиона, склонив голову и прищурившись в слабом лунном свете, снова вытирает кровь и быстро зашивает рану. Шов выходит грубым, Гермиона слишком натягивает кожу, но других вариантов нет.
— Если вы не можете сражаться, вам надо двигаться в сторону леса, — она вскидывает голову туда, где по небу поверх дыма расползается огонь. Листва и ветви ярко полыхают, поражённые случайными заклинаниями. Деревья трещат, стонут и с грохотом падают, замыкая поле битвы в пылающее кольцо.
— Мы в порядке, — кивает Сэм, трясёт головой и снова кивает.
— Если передумаете, бегите до тех пор, пока не сможете аппарировать. Отправляйтесь в какое-нибудь безопасное место… Куда угодно, лишь бы не оставаться здесь.
— Мы вернёмся в убежище, — отвечает Сэм, но Гермиона его не слышит.
— Берегите себя, — кивает она ему, отстраняется, кивает Жабьену и снова бросается бежать. Гарри, Рон, Гарри, Рон.
Оба аврора следуют за ней: слышится дробь их шагов, и затем их руки касаются её. Гермиона удивлена, но не понимает почему. Эти двое выпускают только Оглушающие и Ослепляющие заклинания, и она не может найти в себе силы приказать им попробовать что-то другое. Она не будет говорить, что им надо делать. И не будет объяснять, почему им нужно так поступить. Это их первое сражение, которое может оказаться последним, и если им не дано об этом узнать…
Рвотный рефлекс, холод, сера. Пожиратель Смерти падает, Гермиона убивает второго, едва тот делает попытку сбросить с себя путы. Жабьен пробует наколдовать Аваду, но с его палочки срывается лишь кольцо зелёного дыма. В груди Гермионы пульсирует боль, вытесняющая из тела всё остальное, а в голове бьётся единственная мысль: «Шевелись, шевелись, шевелись».
Они пробираются сквозь дым, мимо тёмных фигур, и Грейнджер старается вспомнить, в каком направлении находится фонтан. Она не в состоянии перестать опускать глаза на каждое лежащее на земле тело, мимо которого они пробегают. Она оглядывает чёрные мантии, блестящие маски, пижамные штаны, оранжевые повязки и не может найти никого знакомого. От этого Гермиона сражается ещё ожесточённее, стремительнее, будто всё вмиг изменится, если она не будет шевелиться, шевелиться, шевелиться.
Дым становится гуще, краем глаза она замечает пролетающее мимо тело. Охваченная огнём фигура проносится слева, крики сливаются в оглушающий гул. Вокруг них мелькают цветные пятна, вспышки расцвечивают небо, и вот она уже на месте.
— Гарри, — сбоку от неё с трудом выдыхает Сэм, именно так Гермиона понимает, что добежала.
Отмахиваясь от дыма, она резко поворачивается и упирается взглядом в развалившийся фонтан, который заметила из окна. Её сердце неистово колотится, страх внутри пузырится и множится. Слева от фонтана сражаются пятеро, нужных ей людей она находит справа. Гермиона замирает: Рон стоит к ней спиной, он падает на колени, его рубашка висит красными лохмотьями. Гарри возвышается перед ним, лицом к ней, и хотя его черты перекошены яростью, его рука трясётся.
