Несмотря на смятение, страх, беспокойство, её накрывает волна удовольствия. Она задыхается и стонет ему в рот, путаясь пальцами в его волосах, дёргает и тянет пряди. Малфой подаётся назад, она прикусывает кончик его языка и жмётся к нему. Она пытается проникнуть в его рот, но он с рычанием просовывает свой язык между её губ.

Он проталкивает ладонь под её бедра, наклоняя удобнее. Гермиона выпускает его запястье и хватается за изголовье кровати, чтобы не биться об него макушкой. Малфой крепко стискивает её так, что останутся синяки. Он роняет голову ей на плечо, впивается зубами в кожу, все его мышцы напрягаются. Драко дышит жарко и тяжело, опаляя её горло, пока она широко распахнутыми глазами смотрит в потолок. Его движения становятся хаотичными, и Гермиона сбивается с ритма. Уткнувшись в неё, Малфой протяжно и глухо стонет сквозь стиснутые зубы.

Всё ещё с трудом дыша, в следующее мгновение он валится на неё и расслабляется. Гермиона рвано выдыхает, разжимает пальцы и обхватывает его затылок, выпускает изголовье. Его губы нежно касаются саднящего местечка на её плече, и он засыпает прежде, чем она поворачивает голову, чтобы посмотреть на него. Гермиона медленно моргает и гладит светлые волосы.

========== Сорок один ==========

День: 1539; Время: 7

Всё началось в библиотеке, после того как Малфой проснулся и принял душ. Выражение его лица обещало нечто большее, нежели простой разговор. Гермиона знала, что он не станет ни о чём рассказывать, и понимала: ему хотелось бы исчезнуть, чтобы произошедшее перестало его мучить. Она знала, что Драко нуждается в ней, и делала то, чему научилась от него же и что могло заставить её саму позабыть о целом мире.

Она жарко отвечала на его поцелуи, но не позволяла своим рукам шевелиться. Его ухмылка явно свидетельствовала о том, что он раскусил причину неподвижности и молчания Гермионы: полуприкрытые глаза и покрасневшее лицо выдавали её с головой. Его тело стало орудием, а с таким трудом приобретённые знания о ней легли в основу многообещающего плана. Но когда Драко оказался между её бёдер, она впилась ногтями в собственные ноги и нарушила молчание. Когда с пассивностью было покончено — потянувшись, она обхватила его голову, чтобы подтолкнуть, направить туда, где он был ей нужен больше всего, — Гермиона всё равно чувствовала себя победительницей.

Когда он выпрямился и, задрав ей юбку, со стоном потёрся об неё, она оттолкнула его и повела в спальню. Правда, запуталась в переплетениях коридоров, так что Малфой фыркнул и сам потащил её в свою комнату. И явно был сбит с толку, когда, оказавшись на кровати, Гермиона не позволила ему снова завладеть ситуацией.

Она не знает, есть ли на его теле место, которое бы не исследовали её руки и рот, проложившие обжигающие дорожки на коже и изучившие каждый сантиметр. Но каждый раз Гермиона обнаруживает кое-что новое: Малфою почему-то нравится, когда она ласкает языком ложбинку между его пальцами, и ненавидит, когда она касается внутренней стороны его коленей. Ему щекотно, когда она проводит губами по его тазовым косточкам, он поджимает пальцы ног, стоит ей опалить горячим дыханием его пах, и захлёбывается слюной, пока она мурлычет, взяв в рот его член. Драко извивается от удовольствия, когда она посасывает кожу прямо под впадиной пупка, и старается увернуться от поцелуев местечка возле подмышки.

Она ласкает все известные ей эрогенные зоны и делает новые открытия. Запоминает издаваемые им звуки и его движения и заявляет, что должна всё повторить для закрепления изученного. Она отталкивает его каждый раз, когда он пытается перехватить контроль. И уворачивается, как бы ни старались его руки отвлечь её.

Гермиона едва не поддаётся соблазну и приходит в себя лишь тогда, когда Малфой уже успел их перевернуть. Она решительно хватается за палочку, и уже в следующую секунду Драко, не успевший даже дважды моргнуть, лежит на спине с руками, привязанными к изголовью. Гермиона и сама удивлена своей отвагой, питающей её желание покончить с малфоевским самоконтролем, проделав с ним то, что он сам неоднократно вытворял с ней, и несколько секунд смущённо на него смотрит. Грозный блеск его глаз, вздёрнутая бровь и мимолётная ухмылка заставляют её опустить палочку. Краснея, не разрывая зрительного контакта, она ласкает себя прямо над ним в качестве наказания.

Малфой сыплет обещаниями, рыча и шипя, но в его голосе быстро появляются отчаянные нотки. Он обещает, что доставит ей массу удовольствия, что она кончит необычайно сильно, будет громко кричать и что ходить ей придётся раскорячившись. Затем он грозится запереть Гермиону в своей кровати на несколько дней, утверждает, что в её же интересах, чтобы он никогда не вырвался, клянётся отомстить и довести до сумасшествия. Она трогает, сжимает, посасывает, прикусывает, лижет, пока Малфой не теряет способность формулировать предложения. Теперь всё, что он может из себя выдавить, это пара слов в перерывах между стонами удовольствия, его бёдра яростно вскидываются, а изголовье трещит от попыток освободиться.

Наконец, наконец, наконец, его тело под ней дрожит, хриплое чувственное рычание вырывается из его горла:

— Пожалуйста. Пожалуйста, Гермиона.

В его голосе слышно болезненное отчаяние, и Гермиона победно улыбается. Она боялась, что не сможет этого сделать. Боялась, что окажется в неловкой ситуации: не сумев заставить Драко умолять, пришлось бы его развязать и предоставить свободу. Она уже представляла, как он закатит глаза, рассмеётся или покосится, когда она ляпнет что-нибудь, не соответствующее уровню её интеллекта.

Гермиона снова и снова прокручивает его слова в голове. Тон его голоса, яростное выражение лица, судорожные движения тела, стиснутые в кулаки пальцы. И всё это для неё. Она довела его до того состояния, в котором он перестал связно мыслить, поддавшись сумасшедшему желанию. Она уже видела, как он теряет контроль — сама была этому причиной, — но сейчас это нечто другое. И есть в этом что-то мощное, успокаивающее и прекрасное.

Пять. Всего пять раз она опускается на него, и он кричит от захлёстывающего его оргазма. Его лицо искажено от боли и удовольствия, и Гермиона ощущает, как лёгкое, радостное ощущение собственной победы начинает превращаться в вину. Она затихает, закусывает губу, вглядываясь в его лицо и не спеша расслабляться. Она почти что боится освобождать Драко, но всё же делает это, и его руки безжизненно падают на кровать. Гермиона только начинает сильнее волноваться — его тело дрожит, а глаза остаются закрытыми.

— Чёрт, — хрипит он, будто галька шуршит.

— Ты… в порядке? — она вздрагивает от этого звука.

Драко открывает один серый глаз, встречается с Гермионой взглядом — та лишь крепче закусывает губу — и тут же распахивает второй.

— Ты за это заплатишь.

— Мне жаль, я…

Его бровь взлетает, а потемневшие глаза впиваются в Гермиону.

— Ох, теперь тебе жаль?

Она смотрит на свои потные руки, устроившиеся на его животе.

— Не знаю, почему я так поступила. Ну, я…

— Отлично знаешь почему, — она вскидывает голову, почувствовав в его тоне весёлые нотки. — Нравится слышать, как я умоляю, да, Грейнджер?

Она фыркает и задирает нос.

— Теперь я понимаю, почему тебе нравится проделывать со мной такое.

Малфой смеётся, низко и сипло — очень похоже на кашель.

— Почему ты выглядишь такой расстроенной?

— Я не выгляжу расстроенной, — огрызается Гермиона — защищаться всегда проще. — У тебя был такой вид, словно тебе больно, а я не хотела, чтобы…

— Впервые кто-то проделал со мной подобное, — признаётся он, и она поднимает на него глаза. — В следующий раз буду знать, что не надо так сдерживаться.

Малфой смотрит на неё так, словно она сморозила какую-то нелепость, протягивает руку и рисует круги на её колене. Гермионе кажется: такое беспокойство — и вправду немного нелепо. В конце концов, это же был его выбор, разве нет? Он мог в любой момент сдаться и сделать то, чего она так добивалась, — Драко же всё понимал. В противном случае, он мог сказать «нет». Гермиона смеётся при мысли о том, какая же она развратная штучка, раз Малфою пришлось бы просить её всё это прекратить. Она представляет, как он с обиженным и возмущённым видом прикрывается, и хихикает ещё сильнее.