Малфой не бросился к ближайшему выходу. И Гермиона понятия не имеет почему. Неужели он всё знал? Она выдала себя в тот момент, когда уходила на спасательную операцию, когда думала, что больше его не увидит? Он каким-то образом понял, что Гермиона цеплялась за него не только как за человеческое существо, не потому, что думала о смерти, а он смог заставить её об этом забыть, дал почувствовать себя живой? Он видел её насквозь и сообразил, что её действия обусловлены тем, что это он?

Может, как раз поэтому Малфой перестал с ней оставаться? Решил, что Гермиона принимает всё слишком близко к сердцу и хотел, чтобы она избавилась от эмоций? Не собираясь при этом прекращать заниматься с ней сексом. Она совсем запуталась.

— Ты слишком много думаешь. Это половина твоей проблемы.

Ей хочется сказать, что он сам виноват, раз никогда не отвечает на её вопросы. Но сейчас она не в состоянии ничего анализировать — не в его присутствии, не тогда, когда она не понимает, чему можно верить. Грейнджер меняет тему разговора на ту единственную, что ему нравится.

— Я просто хотела спросить до того…

Его брови взлетают, он покачивается на пятках — Гермиона всё понимает. Она знает его достаточно, чтобы сообразить: теперь он не станет её целовать, и именно ей придётся сделать первый шаг. И она целует его, поднявшись на цыпочки и отчаянно боясь, что сейчас он сам откажется, либо из-за её поступка, либо из-за недавних слов.

Он отвечает на поцелуй через четыре секунды — наверное, чтобы Гермиона почувствовала, каково это. Её ладони скользят по его предплечьям, пальцы обхватывают его чехол, и Гермиона дёргает Малфоя на себя. Он обнимает её за бёдра, оглаживает её бока, просовывает руки между их телами и вытаскивает палочки.

Засовывает их в свой карман, и пальцы Гермионы спускаются по его рёбрам.

— Не потеряй их.

Он касается её лица, а потом обнимает за шею.

— Постараюсь, — бормочет Малфой, притягивая Гермиону к своим тёплым и сухим губам и увлекая в коридор.

День: 1491; Время: 1

Она принимает решение не думать об этом, не думать о нём. Гермиона не хочет разбираться в том разговоре, в своих словах, в его вопросах и в том, что всё это может значить. Она не знает и не может знать ответы, если только не спросит самого Малфоя. Но она представляет, каково это, висеть над пропастью, — ей совсем не понравилось.

Гермиона не сомневается лишь в том, что проснулась в его кровати, её ладонь онемела на его плече после нескольких часов сна. Она знает, что, несмотря на всё сказанное, несмотря на непонимание того, что именно Малфой имел в виду, что-то заставило его не давать задний ход.

Когда она только отважилась на эту авантюру с Драко, то решила пустить ситуацию на самотёк. Именно это Гермиона и собирается делать сейчас — именно так она и должна поступить. В её жизни нет времени для растерянности, и она не готова обрубить все концы. По крайней мере, сейчас.

Он сказал ей, что половина её проблемы заключается в том, что она много думает. Поэтому она решает не думать вовсе, и ей кажется, что это неплохо: думать о том, чтобы не забыть, что надо не думать.

Вот так.

День: 1492; Время: 11

— О, господи, о, господи, о, господи, — женщина тараторит так быстро, что слова сливаются в один крик — зажмурившись, она стискивает уши руками, будто это может помочь.

Быстро дыша, Гермиона прижимается спиной к стене рядом с ней, два аврора замирают тут же. Донни, самый молодой, морщится, оглядывая свою ногу, — красная кровь кажется чёрной на бетонном полу. Когда они разделились, эти ребята последовали за ней, как за командиром, и она чувствует ответственность, разрывающую ей вены, словно вот эта кровь, выжигающая дыры в полу.

Женский визг над ухом заглушает все остальные звуки. Женщина замолкает, чтобы набрать в лёгкие воздух, Гермиона протягивает руку и отцепляет ладонь от её уха.

— Вам надо бежать. Видите это здание, с горгульями, прямо перед вами?

— Что? — паника, слепая и неконтролируемая.

— Беги! — орёт Гермиона, выбрасывая руку вперёд.

Оставив свой портфель, женщина пускается бежать, покачиваясь на каблуках. Гермиона вытирает пот, пока тот не залил глаза, горячий летний воздух забивает лёгкие. Она подбирается к углу здания и выглядывает: замечает содрогающееся в конвульсиях на земле тело, но не видит ни одного Пожирателя Смерти. Никого нет с самого момента их появления здесь. Гермиона не видела Пожирателей, хотя знала, что они где-то поблизости, если судить по разноцветным вспышкам, расчерчивающим небо, и шевелящейся над ними Тёмной Метке.

Она думает, что они засели на крыше здания; согласившись с ней, Люпин отправил наверх половину команды, как только были возведены антиаппарационные барьеры. Оставшаяся часть разделилась на группы и отправилась прочёсывать территорию, которая казалась безлюдной до тех пор, пока вдруг из ниоткуда не вылетали проклятия. Им приходилось уворачиваться от дюжины вооруженных огнестрельным оружием магглов, которые с остекленевшими глазами палили во всё, что движется. Судя по одежде и перепачканной коже, до сражения их держали в заточении.

Сейчас слышны выстрелы только из двух пистолетов, почти все магглы разбежались, и крики стихли. Потом их поймает команда по стиранию памяти. И всю оставшуюся жизнь эти люди не будут знать, что же произошло на самом деле. Тем, кто ускользнёт, никто не поверит, ведь остальные, кто был здесь, опровергнут все эти ужасы. Наверняка объявят, что бывшие под действием Империуса магглы сбежали и стали убийцами, в то время как их семьи беспокоились и ждали своих родных, думая, что их похитили или убили. Родственники погибших обвинят невиновных. В газетах напишут, что преступников казнили, но премьер-министр втайне упрячет их подальше, чтобы те никогда ни с кем не встретились.

Вот её враг. Эта распространяющаяся зараза, рушащая жизни людей, которые даже никогда не узнают, из-за чего именно пострадали. Магглы, обычные люди, сбитые с толку, напуганные, испытывающие боль, не имеющие возможности защитить себя — или даже узнать, что может произойти. Распавшиеся семьи, темнота Норы, могильные камни, шрамы, пустоты в их жизнях, которые никогда не заполнятся. Вот её враг.

Здесь всё ещё мельтешат несколько людей, старающихся увернуться от пуль и «фейерверков». Другие спрятались под брошенными машинами — Гермиона пробегала мимо одной женщины, которая сидела, уткнувшись лбом в скрещённые на руле руки. Кричат те, в кого угодили проклятия, заклинания или пули. Смех несётся по улицам, грохот звучит под аккомпанемент воплей боли. Визг металла, шум крошащихся кирпичей, звон стекла и треск пламени. Она видела двадцать четыре тела: двадцать два маггла и два аврора.

У магглов не было ни малейшего шанса выжить. Именно их обязанность защитить невиновных, но они пришли слишком поздно и чересчур долго искали Пожирателей Смерти. Гермиона шлёпает своими заляпанными кровью ботинками, мучаясь сожалениями и по этому поводу тоже. Она уже уяснила: на этой войне никто не бывает достаточно хорош, и этот урок ей преподали самым жестоким образом.

========== Тридцать четыре ==========

День: 1493; Время: 8

Гермиона удивлённо моргает и опускает руку.

— Рон… Ты разговаривал с Шивером?

— Что?

— Шивер… Аврор, который ночует в этой комнате. Он планирует опера…

— О, нет. Я не знал, чья эта спальня… Думал, она свободна…

Обычно Рон очень собран, если только речь не идёт о двух вещах: девушках и еде. Когда в поле его зрения оказывается девушка с едой — чем бы он там ни занимался раньше, это больше не стоит его внимания. Теперь же, после возвращения, его отвлекает буквально всё. Он внимательно вглядывается в каждую мелочь, будто что-то может выпрыгнуть из-под обоев и напасть на него.

Гермиона понимает, что этого и следовало ожидать. Но тем не менее не может избавиться от мысли, что с ней он мог бы вести себя спокойнее. Факт, что твой лучший друг шарахается от тебя, очень смущает. Гермиона надеется, что её дружбы — да чего угодно в целом мире — будет достаточно, чтобы это прекратить. Она хочет стать тем якорем, за который Рон сможет уцепиться, но не знает, позволит ли он ей это.