День: 1475; Время: 10

Она отстраняется, и Рон улыбается ей странной улыбкой, хотя, может быть, всё дело в слезах, намочивших его плечо. Гермиона обхватывает щёки друга ладонями: она знает, что улыбается в ответ с трудом, но ничего не может с собой поделать. Она проводит пальцем по толстому шраму на его лице: он начинается у линии роста волос и тянется вниз до самой челюсти. Неужели этот тот самый, что оставил Люциус, — тот, о котором ей рассказал Гарри?

— Я скучала по тебе.

— Я тоже по тебе скучал, — голос Рона звучит натянуто, он находит взглядом Гарри и Молли, замерших в другом конце комнаты, и только потом встречается глазами с Гермионой. Он смотрит на неё так, словно не расслышал её слова, а потом наклоняется и целует в губы.

Прикосновение совсем невинное, но всё его тело напрягается. Рон отодвигается, и Гермиона, моргая, таращится на больничную простынь, а затем кладёт ладонь на его плечо и пожимает, выражая поддержку. Она и раньше целовала Рона и даже Гарри. Но обычно это получалось из-за того, что кто-то один дёргался, а второй промахивался мимо щеки — случайности, не казавшиеся чем-то совсем уж неловким между такими близкими друзьями.

А вот это было несколько странно.

— Как ты себя чувствуешь?

— Я немного… — он отводит руку и потирает лоб костяшкой большого пальца. — Я немного потерян.

— Это нормально, — торопливо уверяет Гермиона. Она чувствует образовавшуюся между ними трещину. Глубокий провал, который невозможно перепрыгнуть, и, кажется, будто на другую сторону — туда, к Рону — перебраться не удастся. Она не может спросить и рассказать о стольких вещах, потому что боится получить ответы и боится, что друг может сломаться.

У неё ощущение, словно она играет с чем-то очень хрупким — и даже простое прикосновение руки может причинить ущерб. Она не представляет, через что Рону пришлось пройти за время своего отсутствия, и пусть сейчас её переполняет счастье от его возвращения, она в ужасе от того, с чем именно он вернулся. Она так жаждет спасти Рона, но совсем не уверена в собственных силах, не знает, как лучше это сделать, да и позволит ли он сам. Она тоже потеряна.

— Всё это время о тебе заботилась целительница Соррес. Сомневаюсь, что эта женщина вообще спала. Дружище, когда ты будешь готов… Она хочет задать тебе пару вопросов, — Гарри тоже старается быть деликатным, но его путь — честность и игнорирование щекотливых моментов.

— Какого рода вопросы? — Рон сидит на кровати с измождённым видом.

Гермиона устраивается с ним рядом и тянется к его руке: она не может перестать трогать его. Ей нужно снова и снова убеждаться, что Рон двигается, — ведь он жив, и если вдруг что-то случится и он распадётся на части, она соберёт их все. Скрепит заново и, если придётся, наполнит пустоты собой.

— Тебе пока не надо об этом беспокоиться. Когда ты будешь чувствовать себя в состоянии ответить на любой вопрос, только тогда я подпущу их к тебе, — Гермиона с лёгкостью принимает слова Молли на веру.

Та бросается к сыну и обнимает Рона так, будто это младенец, который может почти до конца раствориться в её любви. Гермиона выпускает холодную кисть друга, прислушиваясь к тихим, полным нежности словам утешения, которые Молли бормочет ему в макушку. Рыжие пряди прилипли к её мокрому от слёз лицу, и Гермионе приходится проморгаться, чтобы тоже не расплакаться.

Гарри протискивается между стеной и Гермионой, ловит ладонь подруги, которой та машет у лица, словно так легче справиться с подступающими рыданиями, и сжимает, будто всё будет хорошо, хотя его собственная ладонь такая же потная и горячая, как и у неё. Почему-то складывается ощущение, что они нарушили чужое уединение, но быть сейчас где-то ещё они просто не могут.

— О, идите сюда, — задыхаясь, Молли смеётся, цепляет Гермиону за руку и сильно дёргает, — О, Мерлин, прости… чуть не оторвала.

Гермиона усмехается и придвигается ближе: её щека прижимается к щеке Рона, а рука обнимает друга за спину. Он высвобождается из хватки матери и стискивает Гермиону за плечи. Молли ёрзает, и Гермиона чувствует, как ладонь миссис Уизли ложится ей на шею, прижимая теснее. Гарри отпускает её, задевает коленом и, наклонившись, вклинивается в самую середину. И в тот момент, когда её спину обвивает рука Гарри, а лбы всех троих соприкасаются, она разражается рыданиями. Дурацким, громким, некрасивым плачем.

Очки Гарри сползают, он неловко усмехается, будто и сам прячет слёзы. Гермиона открывает глаза и видит, что он улыбается, и тогда она тоже начинает смеяться, к ним присоединяется Рон, а затем и Молли. Смех и слёзы — это так нелепо, но в данную секунду она счастлива, её переполняет грусть и немного безумия. Толика сумасшествия, достаточная для того, чтобы подумать: всё может быть хорошо. Их — раз, два, три. У них всё получится.

День: 1477; Время: 7

Проходя мимо Гермионы, Драко кивает, едва повернув голову в её сторону, Тонкс улыбается — её волосы приобретают яркий оттенок. Гермиона улыбается в ответ и возвращает подруге лёгкое рукопожатие в качестве приветствия. Они так долго не виделись с ней, но никто из них не мог ничего изменить.

Последний раз Гермиона видела Драко той ночью в ванной. Он поцеловал оставленный им на плече синяк и ушёл, чтобы тут же исчезнуть в своей комнате. Какое-то время Гермиона пялилась в пустоту, потом выключила воду, прибралась и присоединилась к своей соседке в спальне без кроватей. Это и в самом деле была пустая комната, в которой хранился лишь запас одеял. Она лежала, уткнувшись взглядом в потолок, и думала. Утром её подушка пахла кремом для бритья. Когда Гермиона проснулась, Малфоя в убежище уже не было.

Она знает: он ведёт себя так, когда в чём-то сомневается. Наверное, дело в возвращении Рона и Гарри, он решил, что Гермиона в нём больше не нуждается. Но эпизод в ванной должен был расставить точки над «и». Может, он до сих пор злится из-за её участия в той операции вместе с Гарри или ещё по каким-нибудь неизвестным ей причинам? Гермиону это задевает, впрочем, как и всегда. Она терпеть не может такую его манеру поведения. Иногда ей начинает казаться, что она мазохистка, и тем не менее вряд ли она сможет положить всему этому конец, если только Малфой её не принудит.

То, какие чувства ей дарит Малфой, то, как рядом с ним она обо всём забывает, стоит штурма каменной стены, коей он является за пределами спальни — или тех мест, где они занимаются тем же, чем и в кровати. Кроме того, Гермиона Грейнджер любит сложные задачи, и она солжёт самой себе, если не согласится, что ей есть дело до Драко. Наверное, ей даже стоит признаться, что она в нём нуждается, совсем немного. Пусть даже он её неимоверно бесит, этот гнусный…

— Вы здесь за главную?

Гермиона поднимает глаза на высокого угрюмого мужчину — они не знакомы, но она встречала его раньше.

— Да.

Люпин попросил её отвести группу новобранцев посмотреть, как проводится допрос, объяснить различные тактики и их применение. Гермиона никогда не занималась ничем подобным, но это не значит, что она об этом не знает. Она читала, слышала и даже наблюдала один в самом начале. Допрос Драко — ей приходится тряхнуть головой, чтобы избавиться от нахлынувших воспоминаний. Это было целую жизнь назад, она тогда была совсем другим человеком, а он — жалким предателем.

— Да или нет?

— Да.

— Заводите их. Начинаем.

День: 1478; Время: 8

Рон движется неуклюже, будто в его теле слишком много выпирающих под странными углами костей, мешающих надеть кроссовки. Он был таким в детстве: словно не понимал тогда, что ему делать со всеми этими длинными конечностями. Но потом Рон вырос, и всё пришло в норму. Назвать его изящным было сложно, но он полностью управлял своим телом и силой. Если только не был голоден — вот тогда могло случиться всякое.

Гермионе кажется, что дело в обезболивающих зельях, а может, в статичности его положения во время… отсутствия. Она едва не наклоняется, чтобы помочь, но знает: друг тут же взорвется, если она только на это осмелится. У него никогда не получалось контролировать собственный темперамент.