Грейнджер набросилась на него с оскорблениями. Припоминала то, кем он являлся раньше, то, кем никогда не был и не станет, пока Малфой смотрел на неё с обидой. Она орала на него, стоя посреди улицы, и Драко не сомневался, что если бы не ливень, вокруг бы уже собралась толпа зевак. Гермиону трясло — дрожали её тело, голос, а она сама выглядела столь же испуганной, сколь и сумасшедшей.

— Где они? — спросила она, когда Малфой отклеился от дверного проема и осторожно вышел из-под закрывавшего от дождя козырька.

— Кто?

Она опять повторила вопрос, стукнула Драко ладонями по плечам и всем своим весом толкнула его назад. Она толкала его снова и снова, пока Малфой не оказался под козырьком. Не скрылся от дождя, который будто градинами лупил по коже. Но Драко шагнул вперёд, промокая не меньше Гермионы — отяжелевшая одежда пристала к коже, а волосы облепили голову.

Устав от чужих взглядов, Малфой потянулся и попытался поймать её руки. Гермиона его оттолкнула, и краем глаза Драко заметил что-то красное; её скользкие запястья вывернулись из его захвата. Он опустил глаза, чувствуя, как капли воды лупят по его открытым ладоням, перепачканным кровью Грейнджер. В груди разлилась тяжесть, что-то сжалось, а потом распрямилось.

Стук, стук, стук, билось в своей клетке сердце, пульсировало шумом в ушах. Он смотрел, как разбавленная водой кровь стекала к запястьям вдоль линий на ладони, убегала сквозь пальцы, пока дождь не смыл её полностью.

— Где они! — выкрикнула Гермиона ему прямо в лицо, её собственное раскраснелось, вены на нём набухли, мышцы и кости отчётливо проступили под кожей сначала от гнева, потом от страха и наконец от отчаяния.

Малфой смог вновь сосредоточиться на происходящем и на ней — этой ненормальной, бесновавшейся перед его носом.

— О чём, мать твою, ты говоришь?

Она ударила его. Открытой ладонью по губам, обжигая холодную кожу. Почувствовав жжение, Драко шокированно уставился на Гермиону. Он высунул кончик языка и облизал открытую, с металлическим привкусом, ранку.

— Не лги мне! Твою мать, не лги мне! — давясь и плача, закричала она.

— Ты сбрендила!

— Ответь мне, где, — она билась в истерике.

— Не знаю! — заорал Драко в ответ, схватил Гермиону за плечи и встряхнул так сильно, как только смог.

Её влажная кожа легко выскальзывала из захвата, но Малфой продолжал сжимать пальцы, стараясь удержать Гермиону. Её голова замоталась из стороны в сторону, Грейнджер широко распахнула глаза и вцепилась руками в его рубашку, будто бы пытаясь устоять. Она откинулась назад, вытягивая шею, и приоткрыла губы, обнажая зубы. Гермиона издала странный звук; выдавила из себя такой крик, будто бы её горло перехватило, сдавило, сломало. «Н-ахахаха-а-ах», протянула Грейнджер, и её лицо исказилось так, словно это было самым болезненным, что она когда-либо делала.

Она обессилела. Её плечи выскользнули из его хватки, и, не выпуская из пальцев малфоевскую футболку, Гермиона рухнула на колени прямо на асфальт. Разжав кулаки, она закрыла руками голову — все её тело содрогалось от рыданий.

Однажды так сделала Панси. Её колени подогнулись, и она просто упала, заходясь перед Драко в девчачьей истерике. Но Грейнджер не Панси. Ни капли на неё не похожа. И Грейнджер не срывалась. Было неким правилом то, что она злилась или уходила. Гермиона никогда не плакала перед Драко, что бы тот ни натворил и ни сказал, что бы ни происходило. Так что пока дождь барабанил по его коже, заливая эту ночь, Малфой лишь очень долго всматривался в Грейнджер.

Он нагнулся, чтобы схватить Гермиону за руки, но та отшатнулась, будто Драко намеревался сделать что-то плохое.

— Грейнджер, хватит.

— Отвали.

— Идёт дождь. Тут холодно и ветрено. Шикарные условия для гипотермии. А мне совсем не хочется, чтобы ты умерла перед моей дверью и порушила мою безупречную репутацию, ясно? Так что поднимайся.

— Я же сказала, отвали! — выплюнула Гермиона. Она сидела, склонив голову, её голос звучал глухо от слёз, но Грейнджер хотя бы перестала заходиться в рыданиях.

— Я сказал, поднимайся, — он наклонился, стискивая ее, и почувствовал, как руки зарываются в мокрую мягкую ткань ее мантии.

Она протестующе фыркнула, безуспешно стараясь отпихнуть Малфоя, когда тот, поднатужившись и ворча, потянул её вверх.

— Отпусти!

Но он выпрямился прежде, чем она успела закончить предложение, и, потеряв опору, оступился.

— Чокнутая сучка.

— Я не чокнутая.

Драко хмыкнул и развернулся ко входу в дом, чтобы убраться с улицы. Он слышал за спиной возню и сопение, шорох мантии по цементу, а затем вдруг почувствовал на лопатках чужие ладони — Гермиона его толкнула.

— Не смей вести себя так, будто ты лучше меня, или… — развернувшись, он поймал её здоровую руку и крутанул Гермиону так, что та оказалась впереди — ей даже пришлось перебрать ногами, чтобы не упасть.

— Шагай.

Грейнджер ощетинилась, готовая дать отпор.

— Я…

— Грейнджер, на кухню.

Она повиновалась через секунду. Может, только для того, чтобы увеличить расстояние — он пихнул её в плечо, заставляя двигаться. Она застыла в кухне — Драко порылся в кладовке и бросил на стол коробку.

— Вытрись.

— Малфой, мне нужны места.

— Места, — повторил он.

— Пыточные, подземелья. Базы, где они держат пленных.

— Здесь бинты, мазь…

— Малфой, — в её голосе прозвучало нечто такое, что заставило Драко отвлечься от аптечки и поднять глаза.

— Грейнджер, это не входит в наше соглашение.

— Знаю.

Они сверлили друг друга взглядами, пока возле его предплечья не появилась чужая рука — в покрытых рубцами пальцах было зажато полотенце. Драко схватил его, бросил Грейнджер, и женщина подошла к аптечке.

— Ничего страшного, — улыбнулась она, промакивая тканью порез на щеке Гермионы.

— Ой, вам не стоит этого делать, — Грейнджер с грустной улыбкой помотала головой.

— Тише, — послышалось в ответ, длинные ногти вдавились в лицо — женщина сжала подбородок Гермионы.

Грейнджер послушалась, встречаясь глазами с Малфоем поверх женского плеча и не отводя взгляда до тех пор, пока Драко сам не прервал зрительный контакт. Закусив пораненную губу, Драко снова покосился на Гермиону, и та заговорила:

— Всего лишь места. Ты спасёшь множество невинных жизней…

— Грейнджер, я не герой. И никогда им не был.

— Тебе и не надо им быть. Это только места, Малфой. Названия. Слова. Вот и всё. От тебя больше ничего не требуется, — судя по голосу, Гермиона опять собиралась расплакаться.

Он вздохнул, наблюдая за тем, как щёку Грейнджер заклеивают пластырями. И снова встретился с Гермионой взглядом.

— А ты больше не будешь набрасываться на меня посреди ночи?

Она горько улыбнулась, и он задумался о том, что же произошло. Что там творилось, пока он отсиживался здесь, что же он пропускал. Не похоже, чтобы Малфой горел желанием в этом участвовать. По крайней мере, активнее, чем сейчас.

— Грейнджер, у меня нет свежих данных. Уверен, появился десяток новых мест.

— Просто расскажи о том, что знаешь.

Малфой втянул губу, проходясь языком по ранке слева, — Гермиона не спускала с него взволнованных глаз.

— Ладно.

Банкетный зал, сегодняшний день

Драко действительно не понимал, как ему надо было реагировать на сообщение Грейнджер о том, что ему вручат Орден Мерлина. Малфой отдавал себе отчёт в том, что снабжал их информацией и продолжил предоставлять сведения даже тогда, когда в этом больше не было его личной выгоды, но он не сомневался, что это будет воспринято как оплата его грехов. Будто бы он им многое должен — и твою ж мать, так оно и было. Драко никогда не действовал бескорыстно — подобное не в его натуре. Сначала он поставлял сведения ради матери, потом ради своего освобождения и продолжал это делать после выхода на свободу просто потому, что не представлял, куда себя деть. В конце концов он признал свои поступки… Признал наличие в своей жизни как Пожирателей Смерти, которые пытались добраться до него в камере, чтобы убить из мести, так и Министерства, которое его в эту самую клетку и засадило. Но Драко никогда полностью не осознавал всех событий, продолжая действовать, движимый внешними факторами и своими личными мотивами в равной степени.