— Нет. На этой комнате нет никаких охраняющих заклинаний.

Джастин наклонился, чтобы поднять мантию, а потом повернулся и удивленно посмотрел на Гермиону. Он вопросительно склонил голову, а она одними губами прошептала пока. Он поднял подбородок и медленно и кивнул.

— И все-таки, откуда ты взял такое количество заживляющих мазей? — громко спросил Джастин.

— А это важно?

Гермиона подняла глаза, когда услышала, насколько громкий его голос, что означало, что он уже вышел из ванной, а потом быстро отвела глаза. Как бывает со всеми пугающими вещами, она не смогла удержаться от еще одного взгляда на него — скользнула глазами от яремной впадины к светло-коричневым соскам и еще ниже к поясу. Бледная кожа покрывала слегка мускулистую грудь, от пупка спускалась полоска золотистых волос, а брюки свободно висели на бедрах.

Гермиона снова переключила свое внимание на что-то перед собой. невидящим взглядом смотря на Джастина, который чинил мантию. Ну хорошо, возможно, это не было пугающим, но в то же время сама ситуация все же слегка пугала. В любых других обстоятельствах она бы потребовала, чтобы он натянул рубашку, а не… не… расхаживал в таком виде. Она точно никогда не ожидала увидеть Малфоя полуголым, и теперь не могла стереть это из памяти.

— Поверить не могу, что эта тварь несколько раз была в твоей спальне, — сказал Джастин.

— А? — вздрогнув, спросила она.

— Один раз она была и у меня, но все это было еще до того, как они стали на нас нападать, — сказала Падма. — Эта либо двигалась очень быстро, либо их там было больше одной.

— Она была на двух сторонах! — сказал Джастин, заваливаясь на стену, но потом спохватился.

— Грейнджер.

Ну нет, она не будет поворачиваться.

— Что?

— Она схватила меня за руку, и здесь, и вот тут на ноге, а еще я думаю, что кто-то из вас ударил меня под ребра, — сказала Падма.

— Здесь.

— Попробуй этот, — сказал Джастин.

— Секунду, я просто… — она делала вид, что делает что-то важное, и это не предполагало ничего, что бы он там ни предлагал рядом со своим голым телом.

— Посмотри сюда, — сказал Джастин. — И этот тоже.

— Грейнджер, — повторил Малфой, и она поморщилась, услышав веселье в его голосе. — Не думаю, что тебе нужно переживать за грязь на блузке, учитывая, что та вся пропитана кровью.

Она хмыкнула, отпустила край ткани, который дергала, и повернулась к нему лицом. Спокойно посмотрела на него. По крайней мере, она надеялась, что выглядела спокойной.

Он протягивал ей сосуд, и, пока она шла за ним, старалась смотреть только на этот сосуд. А не скользить взглядом вдоль рук Малфоя, по линиям его таких привлекательных плеч, по которым… продолжала стекать кровь. Гермиона посмотрела на него, когда взяла мазь, позабыв о том, как отвлекает его обнаженное тело.

— У тебя до сих пор идет кровь.

— Мазь от синяков, — он опустил глаза и посмотрел ей на шею. — Воспользуйся ей, если не планируешь носить шарф всю следующую неделю.

— Давай, повернись, — она достала из кармана палочку, наблюдая за тем, как тонкая струйка крови пересекла его ключицу. У него был маленький шрам посреди груди, и длинный, который спускался по диагонали от ребер с левой стороны.

Когда он не пошевелился, она прикусила губу, и быстро обошла его, бормоча под нос. На правой лопатке виднелись четыре широкие, но не глубокие раны, и она слегка удивилась, что он вообще на них не жаловался. Она быстро выпустила три заживляющих заклинания и очистила спину от крови.

Кожа вокруг все еще была опухшей, и швы вышли слегка неуверенными. Но под пальцами они ощущались плотными, а темные линии — гладкими, насколько это было возможно. Может, останутся шрамы, но она надеялась, что он этого не узнает.

Гермиона наблюдала, как по его телу побежали мурашки и как от этого слегка дернулись плечи. Она убрала руки и откашлялась, а Малфой сразу же направился к комоду.

Сосуд с мазью в ее руке казался тяжелее, чем был на самом деле.

— Может быть, тебе…

— Нет.

Ее тихий вздох облегчения никто не заметил, и она направилась в уборную, чтобы привести в порядок шею. Странно, но ее потряхивало, а сознание было спутано. Она и раньше дотрагивалась до его кожи, да и мужчин полуголыми она уже видела. Она видела уйму полуголых мужчин. Конечно, тогда все в основном было невинно и по-дружески.

Видимо, все дело было в Малфое, и все личное в его случае казалось невероятно странным.

А может быть, было что-то притягательное в том, как по его спине пробегала дрожь, в линии плеч, в изгибах и углублениях, которые пересекали тело и о которых она теперь знала. Малфой был притягательным. Не было ничего постыдного в том, чтобы это заметить. В конце концов, в мире куча притягательных людей, но стоило Малфою только лишь открыть рот, и все они испарялись.

Так что да, Малфой был привлекательным. Как ярко-красная книга в море других красных книг, с выжженной отметиной на корешке и стальными окладами, от прикосновения к которым можно сломать пальцы. Так что лучше было бы вообще их не трогать. Определенно.

— Блин, нам стоило сохранить всю кровь! — сказал Джастин так, словно все это время это было очевидно, и они все повернулись к нему.

— Что?

***

Держа пальцы над банкой, Гермиона прижимала к ней пальцы, чтобы направить поток крови.

— Я так не думаю, но их, возможно, нельзя отследить, пока они не откроют глаза или не пошевелятся.

Джастин пододвинулся ближе и прижал свою руку к ее, а Малфой сделал шаг в сторону от Падмы, когда она отклонилась от стены и пошла в его направлении. Из-за свечей, расставленных по кругу, по всему тоннелю плясали тени, заставляя постоянно оглядываться.

Гермиона закупорила банку и протянула руку, а Джастин выдавил две капли экстракта бадьяна ей на ладонь. Она сжала губы, почувствовав резкую боль, которая тут же прошла. Сжав банку, она потрясла ее так сильно, как только могла, смешивая тем самым их кровь. Джастин откашлялся и отвернул голову, а Падма странно смотрела на Малфоя, который наблюдал за тем, как Гермиона трясла банку.

— Так, — Гермиона достала пробку и протянула банку в центр их круга. — Все готовы?

В ответ они опустили палочки в банку, а после, достав их с уже покрытыми кровью кончиками, отошли. Гермиона сделала то же самое и направилась к заранее выбранному для ее руны месту. Рисуя руну, она тихо, но уверенно прочитала заклинание и почувствовала, как вниз по руке начинает течь некая сила. Когда она закончила рисовать, руна вспыхнула золотом, и Гермиона успела улыбнуться себе под нос после чего чуть не упала.

Напряжение в руке теперь ощущалось мертвым грузом. Она казалась себе маленькой, словно ее вес целиком перенесли во что-то крошечное и компактное. Ее рука затряслась, когда Малфой и Джастин снова окунули палочки в банку, и кровь громко заплескалась о стекло, когда Падма закончила действие.

Гермиона проделала то же самое, и, подойдя к своей последней точке, нарисовала руну так быстро, как только могла.

Давление усилилось, и на какое-то мгновение она подумала, что не сможет устоять. У нее кружилась голова, и когда она выпрямилась, давление распространилось на все тело. Подобное она чувствовала только однажды, когда несколько лет назад каталась на американских горках. Ты как бы падаешь в невесомости, а потом съезжаешь в самый низ горки, и вес твоего тела догоняет тебя и вдавливает в сиденье.

С приближением к центру ее все больше начинало трясти, и каждый шаг давался с трудом, но даже когда она перестала поднимать ноги и только скользила ими по полу, на это требовалось слишком много усилий. Она держала банку посередине между ними, пока все в замедленном движении не окунули палочки последний раз. Гермионе захотелось сдаться, смириться с тем, что это было невозможно, но эта мысль только заставляла прилагать еще больше усилий.

Падма должна была нарисовать последнюю руну, но, начертив две линии, остановилась. Джастин добавил третью линию, Гермиона четвертую и пятую, а Малфой — ближайшую к себе и последнюю. Они все наклонились вперед, плечами и головами коснувшись друг друга и в совершенном унисоне произнесли заклинание: их голоса поднимались и опускались в бормотании древнего языка.