Возможных вариантов было слишком много, и Гермиона совершенно не понимала, как сократить их количество. Годы в Хогвартсе научили ее многому, в том числе и тому, что враги умеют прятаться.

Ей нужно больше информации.

***

Важной особенностью инстинктов было то, что они никогда не оставляли достаточно времени на раздумья, заставляли сразу действовать. В случае Гермионы это почти всегда приводило к положительному и спасающему жизнь результату.

Но в этот раз у Гермионы было время подумать; она понимала, что по логике вещей находящееся перед глазами там быть не могло. Вместо этого какая-то примитивная часть ее сознания видела, обрабатывала и подавала сигналы за миллисекунды, когда у остальной части мозга не было даже шанса нагнать первую.

Она переписывала информацию Слагхорна с доски и делала пометки в колонках о том, на каких студентов он больше всего обращает внимание. Думая о том, что можно поспрашивать о последних наказаниях, во время которых студенты оставались в классе одни, она снова подняла глаза на доску. И вместо нее увидела бледное лицо с набухшими венами и красными глазами. Волдеморт наклонил голову так, что его рот стал виден только тогда, когда он изогнул его в подобие улыбки.

Казалось, весь воздух исчез из комнаты, высасывая кислород сквозь поры на коже. Тело целиком охватила покалывающая слабость, все погрузилось в тишину. Не думая, Гермиона отпрянула назад, пытаясь одновременно встать, и выхватила палочку из кармана мантии. Сделала несколько движений в попытке подняться, поэтому из-за падающего стула потеряла равновесие и шлепнулась вместе с ним на пол.

Тишину нарушил постепенно угасающий гогот, который принадлежал Беллатрисе — Гермиона знала, потому что могла поклясться: этот адский звук преследовал ее во снах с того самого дня. В секунду Гермиона вскочила на ноги, дыхание сбилось, а сердце бешено стучало, но по другой конец палочки находился только Слагхорн.

Его зрачки расширились, когда он медленно поднял руки вверх, оставляя правую недалеко от бедра, где, как она знала, располагалась его палочка. Она быстро опустила свою и выдохнула, почувствовав, как тело начало трясти из-за выброса адреналина. Господи.

— Мисс Грейнджер…

— Простите, профессор. Я… Я, э, на мгновение заснула. Всю ночь учила. Мне очень жаль.

Он долго на нее смотрел, сложив руки на животе, одной из них похлопывая по мягкой округлости.

— Задержитесь после занятий. — Она кивнула; Слагхорн смотрел на нее, пока она не села, а потом снова вернулся к доске.

Гермиона тяжело сглотнула, спрятала палочку обратно в мантию и попыталась привести дыхание в норму. Вокруг началось перешептывание, но она, не отрываясь, смотрела на доску, ее голова слишком кружилась, чтобы разобрать, что они говорят.

***

Гермиона перекатывала в руках пузырек с Зельем сна без сновидений, снова коря себя за то, что попалась на глаза Слагхорну. Она не сомневалась, что он и раньше обращал на нее внимание, но после произошедшего в классе он примется наблюдать более пристально. Они все… он точно расскажет остальным профессорам о случившемся, как только представится случай.

По крайней мере, их короткий разговор окончательно убедил ее, что не стоит доводить это до Макгонагалл. Последнее, что ей было нужно, — еще один разговор о травме, войне и наличии в школе реабилитационных классов. Если она с кем-то поделится тем, что видит и слышит разное, но все в порядке, потому что и кот не отстает от нее, то попадет в Мунго быстрее, чем придумает, как защититься.

Словно весь мир так и ждет, когда все они потеряют рассудок. Может, у Гермионы пока и не было информации и она не знала, что происходит, но она уверена, что не сумасшедшая. Да, война ее травмировала, иногда она все еще просыпалась посреди ночи, все еще скорбела по ушедшим.

Но если бы такое могло свести с ума, это произошло бы гораздо раньше.

Никто не поверит, пока у нее не будет больше доказательств. Все, что ей нужно…

Гермиона удивленно взвизгнула, когда ее схватили за руку и дернули вправо. Она потянулась другой рукой к палочке, дверь за спиной захлопнулась, и Гермиону прижали к твердому дереву в ту же секунду, как она скользнула пальцами по лозе.

На мгновение она застыла, разглядывая светлые волосы в темноте, высокое широкоплечее тело и распахнутые серые глаза. Она вытащила палочку, но Малфой даже не попытался сделать то же самое, его руки были пусты.

— Что…

— Грейнджер, что ты сделала?

Она смотрела на него удивленно, то поднимая, то опуская палочку.

— Прос…

— Экспериментируешь? Что-то пошло не так или ты сделала это нарочно? — он говорил жестким низким голосом, лицо исказила ярость.

Она продолжала держать палочку рядом с собой, но кончик был направлен на него. Она все равно ему не доверяла, тем более что каждый в злобе способен на большее, чем можно ожидать от школьника.

Зрение привыкло к мраку, и она смогла разглядеть темные круги у него под глазами. Несколько прядей выбивались из обычно причесанной шевелюры, галстук ослаблен, а мантия отсутствовала. В его взгляде было что-то похожее на отчаяние, что показалось Гермионе куда более опасным, чем страх. Она знала: злость Малфоя приводила к мелким пакостям, но вот отчаяние…

— Что ты сделала? — спросил он сквозь зубы.

Гермиона отбросила в сторону удивление оттого, что на нее набросился неадекватно выглядящий Малфой, и вытянулась во весь свой — крайне невпечатляющий и невнушительный — рост.

— Малфой, понятия не имею, о чем ты говоришь, но если…

— Чушь собачья, — огрызнулся он, поднимая руку к голове. Он выглядел так, словно собирался схватиться за волосы, но передумал, вместо этого сжал пальцы в кулак.

— Ты выглядишь, словно тебе нужна помощь. Думаю, стоит связаться с надзирающим аврором, — она боком выбралась из пространства между ним и дверью, его зубы клацнули, когда он закрыл рот, одернув себя от того, чтобы сказать то, что собирался, — и поговорить с ними об этом. Уверена, впутывать меня…

— А ты была бы рада этому, да? — Он сделал шаг ближе, и Гермиона едва сдержалась, чтобы не отступить назад. — Что бы ты ни сделала, в этом все дело. — Он вздернул подбородок и изогнул левую бровь, поглядывая на нее сверху вниз. — Ты пытаешься меня подставить.

Она нахмурилась, сморщила нос и медленно покачала головой.

— Что? Я не пытаюсь тебя подставить. Ты сам себя подставляешь, когда затаскиваешь меня сюда, ведешь себя как душевнобольной и обвиняешь в том, что даже не можешь объясни…

— Грейнджер, заткнись! Я не собираюсь играть в твою игру, и, что бы ты ни планировала, это взорвется прямо перед твоей самоуверенной физиономией, уж я проконтролирую.

— Малфой, предупреждаю…

— …чары или заклинание, морочишь мне голову последние две недели, ты…

— …окажешься… Чары или заклинание? — она отступила от него на шаг, мысленно проверяя и сопоставляя возможности, чтобы увидеть схожесть.

Малфой выпрямился и замолчал, хотя выглядел так, словно готов продолжить. Он сжимал челюсти, на правом виске выступала пульсирующая вена. Гермионе стоило пойти и доложить об инциденте либо хорошенько напугать последствиями из-за его действий, но она могла только смотреть на него. Не столь многое может вывести его из спокойного и апатичного состояния, за которое он держался после Битвы за Хогвартс. Не говоря уже о том, что это должно было быть что-то крупное, ради чего он рискнул бы условным освобождением, особенно после того, как едва избежал драки на прошлой неделе.

— Ты видел его, — прошептала она и почувствовала, как вздымается грудь. Она не была до конца уверена, но это было единственным логичным объяснением. И что он сделает, если она не права? В этом ему можно было доверять, хотя бы потому, что никто другой не стал бы. — На зельях, ты тоже его видел.

Он пробежался взглядом по ее лицу, и ей показалось, что какое-то время она не слышала ничего, только собственный пульс в ушах. Малфой еще раз сжал челюсти, мельком встретился с ней взглядом и развернулся спиной. Схватил мантию с пустого стола, перекинул через руку и повесил сумку на плечо.