— Но это же одна и та же черта. Мы с тобой упрямые. Это связь между…

— Здесь нет никакой связи, потому что у людей разные точки зрения и человек в одиночестве не выиграет спор за два разных мнения. Один упрям в одном, другой — в чем-то противоположном. Они схлестываются, а не встречаются посередине.

— Но в итоге ты все равно понимаешь чужую точку зрения и поступки, потому что узнаешь в другом упрямство, которое присуще тебе самому.

Драко покачал головой.

— Я учился на Слизерине, факультете, куда попадали амбициозные — одна и та же черта. Но друзьями становились только те, кто считал, что их сотрудничество удовлетворит амбиции каждого. Остальные ученики со своими амбициями считались угрозой.

— Я уверена, это не единственная причина, по которой на Слизерине заводили друзей.

Крэбб, бегущий по саду Малфой-мэнора, оседлав палку, будто метлу, Драко, спешащий за ним, мантии отцов, из-за размера дыбящиеся на спине. Испытующий взгляд, когда Драко впервые протянул ему флакон Оборотного, а потом Крэбб хлопнул друга по плечу и выпил содержимое без вопросов. Затем — лицо Винсента, искривленное от злости, исчезающее в языках пламени.

Драко опустил взгляд на стакан.

— Не единственная.

Откинувшись на спинку дивана, Грейнджер подтянула ноги и уложила на подушку. Наверное, еще ни разу она не держалась в его присутствии настолько расслабленно. Как минимум не нарочно, не притворно.

— С другим именем ты стал бы другим. Не знаю, так ли уж имя решает, кем ты будешь, но я верю, что оно отражает твою суть. И ты стопроцентно Драко. С тобой бы не вязался какой-нибудь… Гаррисон.

— Гаррисон? — вскинул бровь Драко.

— Ага, — Грейнджер нахмурилась, сцепила зубы и, выставив локти, пожала плечами. — Гаррисон, — повторила она деланно глубоким голосом.

Из горла сначала вырвался странный звук, затем — смех, который Драко не смог сдержать.

— Что? — спросила Грейнджер и тоже засмеялась, их дружный хохот ударил по барабанным перепонкам.

()

Гермиона бросила взгляд на спины целителей и снова вернулась к отчету. Использование курганных бутонов, за попытку украсть которые арестовали Ричарда Клива, пристально отслеживалось Министерством. Там одобрили лишь семь запросов, их срок действия еще не кончился, и об этом знал не всякий. Гермиона не представляла, как Клив умудрился узнать о местоположении ингредиента или зачем вообще на него нацелился. Или по какой причине Малфой его за ним отправил, если дело в этом.

Она надеялась, что мракоборцам, арестовавшим Клива, удастся что-нибудь выяснить, а если нет, она сама затребует разрешение на допрос. Может, даже под Веритасерумом, если первый допрос ничего не даст.

— Мракоборец Грейнджер.

Гермиона удивленным взглядом обвела пустой вестибюль и только потом заметила в дверях сбоку от себя целителя. Она вернула той усмешку и, закрыв отчет, пошла навстречу.

— Элиза Клив, — сообщила целитель, отступая.

— Спасибо.

— У вас пять минут, но предупреждаю, она не очнется. Если получите от ее мужа разрешение, мы покажем вам ее историю болезни.

Гермиона кивнула, весьма сомневаясь, что Ричарду Кливу придет в голову данная мысль. Проводив целителя взглядом, Гермиона ступила в комнату, прикрывая за собой дверь. Элиза была бледна, ее кожа под яркими огнями, крутящимися над кроватью, отдавала синевой, но вниманием Гермионы завладели черные линии. Они вились подобно тонким ручейкам, казалось, пульсировали под кожей на лице, шее, руках и наверняка в местах, которых не было видно.

Гермиона медленно, тяжело шагнула вперед, рев крови зазвучал в ушах, сердце подпрыгнуло к горлу. Носа коснулось зловоние, отдающее горечью, лакрицей и серой, а перед глазами мелькнуло воспоминание о длинных белых волосах, раскинувшихся по подушке. На подбородке женщины запеклась белая корка, по углам рта пузырилась слюна. Гермиону одолело желание оттянуть Элизе нижнюю челюсть, заглянуть в рот, но она и так знала, что там увидит.

Она отступила на шаг, снова, снова и снова, желая вдохнуть чистый воздух.

(Март 1999)

Из Драко выбило дыхание, спину прострелила боль и ударила в грудь, как только на него свалилась Грейнджер. Ее ладони уперлись ему в плечи, он попытался вдохнуть, а когда Грейнджер вся затряслась, волнение переросло в панику.

— Я же сказал тебе сесть, — рявкнул он.

Дыхание замерло, и… раздался смех. Грейнджер отняла лицо от его мантии, улыбаясь во весь рот, глаза у нее горели. Сумасшедшая. Он тоже явно рехнулся, если ждал от проклятой гриффиндорки другой реакции. Стремление смеяться в лицо опасности жило в них по умолчанию.

«Ночной рыцарь» резко повернул, с ним повернулись и они, ноги заскользили по полу, цепляясь за что ни попадя, и Драко с Гермионой врезались в стенку автобуса. Он удержался на ногах, упершись в холодное стекло окна, напряг руки, между которыми оказалась Грейнджер. Она по-прежнему улыбалась, вцепившись в его мантию, как будто если упадет сама, то не потащит его за собой.

Нужно было соврать в ответ на вопрос, как он передвигается без палочки. Заявить, что у него есть домашний фестрал, но тогда бы она завела речь о магических созданиях и взорвала ему мозги. Та ситуация выглядела чуть хуже, чем нынешняя: ощущение ее тела, просветлевшее при взгляде на Драко лицо — от всего этого грудь сдавливало, а сердце ускоряло свой ритм.

— Как только повернет, беги к сидению, пока нас не отбросило назад.

Грейнджер кивнула.

— Ладно. Чего ты вообще жаловался? Считай, что каждый раз, как выходишь из дома, у тебя начинается приключение.

Драко ответил мрачным взглядом.

()

За стеклом заскреблись, что-то щелкнуло, и Гермиона обхватила основание палочки, но доставать ее не стала. Ей было любопытно, как он проникнет внутрь, и в итоге она пришла к выводу, что подлететь к окну будет проще, чем пробираться мимо персонала Святого Мунго. Скорее всего, он частенько наведывался в палату, раз знал точное расположение одного из тысячи окон, рядами тянущихся по стенам больницы.

Гермиона беспокоилась, что ни местная сова, ни слухи до него не дойдут. За прошедший год она не раз отправляла ему письмо с отслеживающими чарами, но никаких писем он, видимо, не получал. Или Малфой их проигнорировал. Статью в газете напечатали маленькую, затерянную среди других объявлений, но раз он появился, значит, нашел ее.

Распахнулась створка, впуская холодный ветерок, и в палату залетел окутанный в черное человек. Он направил рукоять метлы вперед и, коснувшись пола, перекинул ногу через древко. Как только Гермиона поднялась, Малфой повернулся к ней — лунный свет с одной стороны озарил его нос и губы — и стянул капюшон. Он не удивился ее присутствию, но и счастлив не был, как, впрочем, и предполагалось.

— Как бы ты нас ни ненавидела, не ожидал, что ты до такого опустишься, Грейнджер. Тебе с такими амбициями место в Слизерине.

Гермиона едва не закатила глаза.

— Какая еще ненависть? По-моему, с ней мы уже давно разобрались. — Он всегда был склонен драматизировать. — А мои амбиции направлены на благо, а не на личную выгоду, так что Слизерин ни разу не мой факультет.

— Вранье, раз ты отрезаешь моего отца от единственного, что поддерживает в нем жизнь, — сорвался Малфой. — Я…

— Кто сказал, что это я…

— Не вешай мне лапшу на уши. Я…

— Малфой, его никуда не переведут.

Он застыл, впившись в нее взглядом, будто искал ответы, не задавая вопросов. Вена на его виске вздулась, и у Гермионы сложилось впечатление, что в этот раз в отличие от предыдущих Малфой не вынул палочку, потому что сам себе не доверял. Он был в ярости, и если бы в статье говорилась правда, у него была бы на это веская причина. В Святом Мунго работали лучшие врачи.

— Ты же подписал бумаги, по которым больница запрашивает деньги из ваших хранилищ, когда нужно оплатить счет. Соглашение продолжает действовать, пусть даже никто не видел самого подписания, ведь подпись совпадает с имеющейся в «Гринготтсе».