— Да, ну, когда ты наблюдаешь за тем, как что-то к этому готовится, то…

— Тебе нравится по-простому, верно? Не удивлен. Наверняка тебя обидело…

— Этот разговор и твои предположения о моих… — она попыталась подобрать правильное слово, но вместо этого решила просто ударить его по плечу. — Я не буду…

— Опять же, ты однозначно склонна к жестокости, так что, вероятно, получаешь немного…

— Думаю, нам стоит…

— Стоит что? — Малфой вскинул бровь, и Гермиона фыркнула, залившись румянцем.

— Не это!

И вот тогда он над ней засмеялся — в полную силу, так, что задрожали плечи; засмеялся над ней.

— Грейнджер, ты выглядишь так, словно вот-вот взорвёшься от негодования и смущения. В этом нет никакого сиюминутного удовольствия — по крайней мере, для тебя.

— О, типичный мужчина, — рявкнула Гермиона, цепляясь за свою злость — иметь дело с этой эмоцией было гораздо легче чем с отвратительным смущением. Её едва не затопило стеснение, что было просто абсурдно — совсем как тогда, когда она притворялась спящей в спальне, а её соседки обсуждали всё то, что вытворяли их парни. Малфой полностью смутил её, чего, очевидно, и добивался.

— Во мне нет ничего типичного, — уверенно и тихо произнес он. Дыхание в груди Гермионы как-то странно перехватило, пока она сама старалась не смотреть в горящие напротив серые глаза.

Потому что было в них что-то жуткое. Вот почему.

========== Часть семнадцатая ==========

8 июля; 9:18

Малфой полюбил барабанить. Гермиона не знала, что именно он выстукивал, если это вообще можно было назвать мелодией, но она постоянно ловила его на том, как во время ходьбы он барабанил пальцами по своему телу. Иногда это выглядело так, словно он играл на пианино или следовал какому-то ритму, но временами он просто стучал пальцами через равные промежутки времени. Обычно Гермиона приглядывалась, пытаясь распознать мотив, но пару раз ей очень хотелось крепко сдавить его пальцы, чтобы он просто перестал.

Дело не в том, что она слышала эти звуки, ее раздражали сами движения. Особенно тогда, когда она шла с ним в ногу. Хруст шагов, амплитуда вверх-вниз, стук его пальцев, болтание сумки — а потом всё это по новой. Снова, и снова, и снова. Временами ей хотелось сорваться на бег, лишь бы только разорвать эту отупляющую рутину.

Гермиона могла болтать целый час, не получая от Малфоя ни слова в ответ — она не сомневалась, что какие-то мысли в его голове бродили, но не понимала, почему он не мог ими поделиться. Сам Малфой заговаривал с ней первым очень редко. Гермиона пыталась поднимать интересные для обсуждения темы, но он снисходил до ответа лишь в половине случаев. Если же становилось совсем невмоготу, Гермиона провоцировала ссоры. Прошлым вечером, проведя целый день в тишине, она обозвала его роботом, не имеющим собственного мнения, что вылилось в десятиминутный ор — хорошая разрядка, впрочем, закончившаяся неприятно.

«Я не пытаюсь стать твоим другом. Я не хочу им быть,» — заявил он и лишь фыркнул, когда Гермиона ответила, что добивается вовсе не этого. Они сверлили друг друга тяжёлыми взглядами до тех пор, пока не заснули.

Гермиона чувствовала себя немного уязвлённой. Она не видела в Малфое друга, но он был… Она не знала, кем он был, и даже не представляла, существовало ли определение их нынешнему… партнёрству. Они оба неоднократно спасали друг другу жизнь. Она начала привыкать к его компании, и иногда его соседство было не таким уж и плохим. Временами — по неведомой причине — оно казалось чем-то… нормальным. Может, всё это и не делало их друзьями, но Гермиона бы больше не назвала их врагами. И, разумеется, Малфою не стоило так по-детски заявлять, что он не хочет с ней дружить.

Ускорив шаг, она обогнала его: не было никакого желания смотреть на эту барабанную дробь — в противном случае она могла бы взвыть от такого однообразия.

9 июля; 17:01

Гермиона чувствовала себя паршиво — будто всё вокруг смешалось, превратившись в гадкую мутную лужу, из которой никак не получалось выбраться. Гермиона чересчур долго обходилась без водных процедур, и единственным, что хоть как-то очищало кожу, был пот, выступающий жаркими днями. Её волосы отяжелели и стали жирными, кожа — грязной и липкой; она плохо пахла, а во рту обосновался мерзкий привкус. Её рацион состоял из ягод, а желудок то и дело сводило от нехватки нормального питания. Чтобы сделать единственный глоток воды, приходилось ждать, пока при кашле из горла не начнет вырываться чуть ли не пыль.

Она теряла энергию во время интенсивных переходов, страдала от отсутствия витаминов, ощущала слабость и чужеродность собственного тела. Мысленно она могла представить, как её кости сжимаются и странным образом наползают на суставы. У неё даже не хватило сил закопать шкурку белки, которую час назад поймал Малфой: её когда-то беспроблемный желудок бунтовал против такого зрелища. Одежда была грязной, Гермиона сама была грязной. И пусть всего через несколько минут она поест мяса, крови, шипящей на дне жестянки, было ещё слишком много. Иногда она ощущала себя человеком, успешно выживающим в дикой природе, но временами, в минуты слабости — как, например, сейчас — ей хотелось сжаться в комок и спать до тех пор, пока жизнь не наладится.

— Я нашёл немного листьев мяты.

Она подняла голову с рук, которыми обхватывала колени, и устало улыбнулась.

— Словно мятная конфетка после ужина.

До этих слов она и не задумывалась о свойствах трав. Малфой посмотрел на неё так, словно она была неведомой лохматой зверушкой.

— Конечно.

10 июля; 9:03

Они обошли кострище по широкой дуге, Гермиона лишь мельком взглянула на животные останки и пирующих на них личинок. Задержав дыхание, она прикрыла глаза — плечи дёрнулись от сдерживаемых рвотных позывов. Малфой ускорил шаг, и она тоже пошла живее, желая как можно быстрее избавиться от мерзкого чувства, вызванного очередной находкой.

13:58

Наверное, от радости Гермиона даже взвизгнула, но, проигнорировав все отпущенные Малфоем комментарии о свиньях, указала на росшие впереди бананы. Гермиона и подумать не могла, что будет так рада снова их увидеть, но сейчас она смотрела на эти плоды так, словно они только что открыли ей секрет абсолютного счастья. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы справиться с эмоциями, сосредоточиться и разглядеть, что бананы висели гораздо выше зоны её досягаемости.

Она покосилась на макушку Малфоя, перевела глаза на его запястье, пытаясь определить, хватит ли ему роста и размаха рук, и поняла — бананы растут чересчур высоко.

— Грейнджер, теперь, когда нам не грозит участь каннибалов, ты можешь перестать так на меня пялиться.

Гермиона могла бы и разозлиться на такое замечание, но еда буквально висела перед самым её носом.

— Я пыталась оценить, сумеешь ли ты дотянуться. Может, ты вскарабкаешься на то дерево и…

— Прыгну? — протянул Малфой, будто именно это ему обычно и предлагали идиоты.

— А у тебя имеются идеи получше? Они нам нужны, и иначе их никак не достать. А ты более… проворный, — выполнение подобного трюка в её исполнении ни при каких условиях не могло считаться хорошей идей. И, судя по ухмылке, Малфою пришла в голову та же мысль.

— Да, Грейнджер, я припоминаю твои таланты в лазании по деревьям, — в ответ он заслужил недовольный взгляд. — Я тебя подниму.

— Что?

— Знаю, — Малфой мельком посмотрел на неё и подошёл к дереву, — это станет настоящим испытанием моей физической подготовки, но…

Гермиона фыркнула, задетая этим комментарием, и поправила подол поношенной футболки.

— Может, лучше мне поднять тебя. Не хотелось бы, чтобы ты…

— Мне казалось, мы уже проверяли, кто из нас двоих сильнее. Несколько раз.

— Самую малость, — пробормотала она. Правильнее было бы сказать, что подобных случаев насчитывалось множество, но Малфою вряд ли требовалась её помощь, чтобы поднять самооценку. — Ладно. Мы займёмся этим прямо сейчас?

Малфой упёрся языком в щеку, нахмурился и отвёл взгляд, делая вид, что задумался.