Они слишком много лет жили с предчувствием надвигающейся катастрофы, которая потом и разразилась. Гарри, Рон и она сама всегда находились в ожидании новой битвы. Мирное время длилось всего лишь год, и она так и не привыкла к нему полностью. Она всё ещё ждала, что вот-вот вбежит Гарри и сообщит, что он вернулся.
Знание того, что, вероятно, существует растение, способное оживлять мёртвых, не способствовало спокойному сну. Сейчас не время для министерских назначений и привлечения к поискам новых людей. Гермиона подбиралась всё ближе к цели и знала, что ей делать. Она решила, что раз уж речь шла о действительно важных вещах, придерживание кое-какой информации было оправдано. На самом деле она умолчала только о Малфое, не желая, чтобы кто-то узнал о её сотрудничестве с ним ради выполнения задания. А ещё об Эстербей, найденном зелье и о том, что из-за него случилось. Гермиона сообщила руководству о вьетнамском антиквариате, но охарактеризовала эту информацию, полученную из списка слухов, как бесперспективную и надеялась, что использование магии ради вьетнамской фигурки Флоры будет признано приемлемым.
Гермиона потёрла гудящую голову и развернула несколько атласов и свою копию карты. Сейчас было важно выяснить, картой чего она была. И, возможно, тогда Гермиона сможет заснуть.
25 апреля; 3:17
Танец счастья. Существовало несколько его разновидностей, наверняка они даже были в чём-то похожи на снежинки — двух подобных не бывает и всё в таком роде. У счастья был некий ритм, и пока остальные притопывали или крутились, выполняя известные танцевальные движения, танец Гермионы был… только её. Дикие вращения руками, верчение головой, прыжки и покачивание бедрами. Очень немногие получали… привилегию наблюдать за ней в те минуты, когда она вела себя словно под воздействием запрещённых препаратов или как ребенок, попавший в сделанный из сластей домик и уже успевший съесть гостиную. И это, пожалуй, было хорошо. Спонтанные победные пляски лучше всего подходили для тех моментов, когда окружающие люди тоже заходились от восторга.
Сосед громко стукнул в тонкую стенку, смежную для их гостиных, обрывая безудержное веселье. Почти нечеловеческий вопль радости утих, но улыбка по-прежнему играла у Гермионы на губах, когда, откинув волосы с покрасневшего лица, она посмотрела на карту. Наконец-то. После целых недель поисков места, которое бы совпало с картой своими очертаниями, ей повезло.
Несколько лежавших на полу книг по мифологии были открыты на страницах, посвящённых Флоре, Хлориде, Фавонию и Зефиру; последний и привел её в нужное место — считалось, что он жил в месте под названием Фракия. Перерыв несколько фолиантов, Гермиона смогла разыскать карту древней Фракии, которая являлась областью, поделённой сейчас между Болгарией, Грецией и Турцией. Границы этого региона подходили почти идеально. Наконец-то, наконец.
Карте Гермионы не хватало детализации. На неё были нанесены две линии, которые Гермиона определила как реки или дороги, пара зигзагов, походивших на горы — вот и всё. Три места были отмечены чёрными кругами, и на одном из них был нарисован знак «Х», который мог обозначать бесполезность или наоборот — важнейшее значение этой точки. Это всё, что имелось в её распоряжении, но теперь она могла выяснить. Ей всего-то и нужно было определить, какие места скрывались за этими отметками, и тогда поиски возобновятся.
Гермиона сбегала на кухню, включила горелку, поставила чайник и бросилась обратно в гостиную. Набрав ещё больше книг и запутавшись в ногах, она разложила фолианты на полу по кругу. Наконец-то, наконец.
29 апреля; 16:29
Отыскать пещеру было нелегко даже при наличии карты. Хоть отметка и давала представление о месте поисков, масштаб был искажён. К счастью, Гермиона провела исследование. Кое-кто полагал, что Зефир жил во дворце вместе со своим братом Бореем, а кое-кто верил, что они оба обитали в пещере — разных или в одной и той же, этого она не знала. В ряде книг она вычитала, что Борей жил где-то на горной цепи Гем, известной сейчас как Стара Планина или Балканские горы. И раз уж отметка располагалась именно там, Гермиона знала: что-то в данном районе было.
Она прошагала по крутой пересечённой местности несколько часов, пока не обнаружила это — едва заметный блеск, способный сойти за игру света в воздухе и находившийся в семи милях от точки её изначальных расчётов. Место охранялось тщательно: чары отвлечения внимания, маскировочные и сбивающие с толку, дезиллюминационное заклинание, заклинания сокрытия и завесы. Она не сомневалась, что если бы искала не то самое мерцание, а пещеру или какое-то строение, то просто бы проглядела нужное место, сбилась с пути, решила бы, что потерялась, и сразу же ушла.
Гермиона в течение получаса пыталась снять чары, а потом рискнула и просто шагнула сквозь лёгкую завесу из светящегося воздуха. Ей пришлось приложить всю свою силу воли, чтобы не сбиться с курса, но почти три часа назад она всё же попала в пещеру. И до сих пор не нашла ничего полезного, что выходило бы за рамки простого интереса.
Гермионе пришлось на четвереньках пробраться сквозь узкое отверстие; лаз шёл под таким уклоном, что уже через две минуты она ползла практически на животе. Она не представляла, как долго она двигалась по тесному проходу, но прошло уже как минимум пять минут с тех пор, как у неё появилась мысль о возможности возвращения. Обычно Гермиона не страдала клаустрофобией, но продвижение по небольшому туннелю вглубь пещеры заставляло испытывать волнение. Она не могла не думать об угрозе обвала или не представлять, как застрянет здесь. Как-то раз в детстве её руку зажало в спинке стула — логика убеждала, что если конечность смогла пролезть в отверстие, то сумеет и выбраться на волю, но вот пачка масла и растянутые мышцы свидетельствовали об обратном.
Изрезанные ладони саднило, а когда Гермионе пришлось сесть на корточки, заболели предплечья. Джинсовая ткань на коленях истёрлась, и камни впивались прямо в тело. Гермиона дважды поборола приступ гипервентиляции и уже сбилась со счету, сколько раз твердила самой себе, что эта затея — плохая. Туннель постепенно уходил вверх. И когда она, покрытая грязью, добралась до выхода, он стал настолько крутым, что ей пришлось ухватиться за выступ и подтянуться. Если бы камни пещеры не впивались ей в спину, служа поддержкой, она бы никогда не одолела подъём.
Исцарапанной рукой она вытащила зажатую в зубах палочку и напрягала ноющие мышцы, чтобы встать. Громко выдохнула, и этот звук отразился от стен пещеры, словно дюжина человек одновременно выпустила воздух. Гермиона взмахнула палочкой, убеждаясь, что в темноте не скрывались ни животные, ни какая-то иная опасность. Затем, вздохнув, резким движением наколдовала несколько шаров света, которые повисли в пещерном зале.
Это было похоже на алтарь. Плита, вырезанная из каменной стены, была наклонной и идеально гладкой. Стена за ней, с выпуклым изображением солнца, тоже была отшлифована и резко контрастировала с окружавшими её выступами, наростами и шероховатостями. На плите виднелись чёрные и коричневые пятна, и Гермиона почти не сомневалась, что когда-то её использовали в качестве места жертвоприношения.
Каким бы впечатляющим ни было открывшееся зрелище, больше всего Гермиону заинтересовало то, что лежало на плите. Длинный свиток, перевязанный красным шнуром, покоился прямо посередине. Гермиона приблизилась к нему так, словно, начни она торопиться, он мог сожрать её заживо. Вокруг не было ни ножей, свисающих с потолка, ни жутких скелетов, служащих предупреждением. Стены были глухими, если не считать того туннеля, через который она пришла, и большого отверстия, где горел наколдованный ею огонек. Свиток выглядел обычным, но Гермиона понимала: если кто-то так его спрятал, то содержащуюся в нем информацию — какой бы она ни была — назвать заурядной нельзя.
Переполненная предвкушением, Гермиона подняла его; холодная гладкая поверхность коснулась кожи, и тонкие волоски встали дыбом. Что-то скользнуло внутри свёрнутого пергамента, и Гермиона, отпрыгнув назад, вытянула руку с наклонившимся свитком, ожидая увидеть змею или какое-то небольшое животное. Но о землю звякнуло что-то металлическое; Гермиона послала вниз одну из светящихся сфер и прикрепила её к выпавшему предмету. Потом сделала ещё один шаг в сторону, рассматривая тёмно-зелёное изогнутое лезвие и чёрную рукоятку. По клинку шёл чёрный узор, а по эфесу зелёный — никогда прежде она не встречала ничего подобного. Кольца из чёрного оникса опоясывали рукоятку сверху и снизу, поглощая свет — но не отражая. Гермиона с первого взгляда поняла, что кинжал был темномагическим предметом; внутренний голос так отчаянно сигнализировал об опасности, что у неё тряслись руки. Даже воздух в пещере изменился, и когда Гермиона услышала отдалённый крик, то так подпрыгнула, что прикусила язык.
