Она даже во сне могла пересказать каждый пункт договора и его условий — ей и правда это приснилось прошлой ночью.

Пока Гермиона объясняла, выражение лица Малфоя утратило часть эмоций, и теперь он напоминал ей старую каменную стену: прямую, ровную и прочную, хотя она должна была быть покосившейся и разбитой.

— Я хочу внести изменения.

Гермиона почувствовала, как ее глаза расширяются.

— Есть…

— Я уже подвергаю свою жизнь опасности. Бывают ситуации, когда…

— Если вы не планируете ничего из этого делать, то это не проблема, не так ли? — Она изучающе смотрела на него, пока ее пальцы быстро перебирали перо под столом.

— Если только в Министерстве не произойдет утечка, и Пожиратель Смерти, выпив Оборотное, не потребует информацию. Если я сбегу, спасая свою жизнь, я буду приговорен без всяких оговорок…

— Вероятность того, что это произойдет…

— Она все равно существует, поэтому я хочу, чтобы в договор были внесены изменения. Или ты забыла про такие вещи, как военная тактика, пока праздновала свою победу на протяжении последних четырех лет?

Да все, что она делала эти годы, основывалось на тактике ведения войны! Гермиона почувствовала, как горло охватывает напряженная дрожь, а грудь сковывает железными обручами. Она не могла решить, что было причиной — желание выплеснуть слова или, наоборот, подавить. Но она точно чувствовала потребность наслать сотни заклинаний, чтобы увидеть его сломанным и разбитым.

— В такой ситуации, — начала она, слыша свой голос будто издалека, — дело бы…

— И откуда мне знать, что это не какой-то изощренный способ продлить мой срок заключения в Азкабане? Чтобы убедиться, что я…

— Вы действительно думаете, что мы бы приложили столько усилий? Если бы вас отпустили, и вы бы не проявили должной лояльности к их стороне, вы были бы в большей безопасности здесь, чем на свободе. Стали бы мы беспокоиться? — Гермионе пришлось стиснуть зубы, чтобы не назвать его сумасшедшим. Навряд ли это позволило бы им продвинуться со сделкой. Кроме того, она не знала наверняка, он на полном серьезе так думал или же пытался спорить по наиболее значимым пунктам, чтобы она легче согласилась с его требованиями по менее весомым. Если первое, то его паранойя была нелепа, но могла сыграть им на руку в случае необходимости.

Малфой был напряжен, он сидел с абсолютно прямой спиной и сжатыми пальцами. Гермиона прижала свои к краю стола, в голове мелькали тревожные картинки всего того, что он мог бы сделать.

— Ты ожидаешь, что я буквально передам свою жизнь в ваши руки и при этом отказываешься позволить мне проверить факты…

— Тебе не нужно проверять факты. Министерством больше не управляют люди с вашей стороны! — Возможно, это было слишком, в конце концов, цель Гермионы состояла в том, чтобы заставить его работать на них, но охвативший ее гнев пересилил доводы рассудка. — Мы не коррумпированы…

Он издал нечто среднее между хмыканьем и выдохом.

— Это политика, Грейнджер. Либо ты сошла с ума, либо война так не избавила тебя от наивности.

Сердце Гермионы тяжело билось под прессом давления, и она все отчетливее слышала его удары в барабанных перепонках.

— Это не какая-то политическая программа. Мы хотим предотвратить новую войну. Это…

— Я отказываюсь подписывать контракт до тех пор, пока не будет добавлен пункт о том, что я могу изменить свое решение относительно участия в операции, и в этом случае контракт станет недействительным. — Его голос прозвучал спокойно и ровно. Спина и плечи Малфоя все еще были напряжены, но по его лицу ничего нельзя было понять.

Она на мгновение посмотрела на него, втянула воздух сквозь пересохшую слизистую и ощутила на языке горечь его мыла. У Гермионы появилось отчетливое ощущение, что ее только что переиграли, хотя она не понимала, как именно. Она прищурилась, и от этого левая бровь Малфоя поднялась чуть выше.

— Вы не в том положении, чтобы предъявлять требования, — она снова попыталась вернуться к официальному тону, — это предложение…

— Уверяю тебя, — цепи натянулись, когда он со сжатыми губами швырнул ей договор через весь стол, — в том.

Гермиона пристально посмотрела на Малфоя, его ответный взгляд выражал абсолютное спокойствие. Он сидел неподвижно, и Гермиона отчетливо понимала, что Малфой не изменит позиции и по этому вопросу. Он был настроен серьезно. Но это означало, что они могли бы находиться в нескольких шагах от успешного завершения операции, и в этот момент он бы решил отступить. Это означало, что он мог отказаться, если еда не пришлась по вкусу, если появились трудности, если они не выполнили его следующее требование.

Проклятие!

— Еще раз, это предложение. Если ты не примешь его сейчас, повторного не будет, Малфой!

Он пристально смотрел на нее в течение трех-четырех ударов сердца, а затем кивнул подбородком в сторону двери.

— Тогда зови охрану. Мы закончили.

Малфой с легкостью, действующей на каждый нерв, подловил ее на блефе. Гермионе хотелось выплеснуть в словах свою ярость, чем-нибудь в него кинуть или с той же легкостью встать и уйти, не задумываясь о последствиях. Возможно, он тоже блефовал, но если предпринять еще одну попытку, то это затягивание процесса может утвердить его в намерении отказаться от сделки совсем.

Проклятие!

Она сжала кулаки с такой силой, что почувствовала, как ногти впиваются в ладонь. Гермиона сделала глубокий вдох, прежде чем медленно выдохнуть. Конечно, начало сотрудничества не могло быть гладким. Конечно.

Гермиона начала собирать вещи со стола и медленно складывать их в портфель, чтобы не выдать своей досады. Она отказывалась смотреть на него, понимая, что неминуемо попыталась бы испепелить Малфоя взглядом. Он хотела бы, чтобы Азкабан сломил его. Тогда им легче бы было подготовить его к Заданию, а не иметь дел со всем этим. Драко Малфой знал, как получить то, что он хочет, когда кто-то хотел от него что-то взамен — время не смогло этого изменить.

Она не произнесла ни слова, предпочитая, чтобы он мучился догадками. Возможно тогда, когда она вернется, у него будет другая реакция. Но Гермиона прекрасно понимала, что выдавала желаемое за действительное. Она фыркнула, взяла портфель и направилась к выходу.

Оба охранника обернулись, когда она показалась в проеме. Гермиона прикрыла за собой дверь.

— Мне нужно немедленно отправить письмо Министру Магии и Гарри Поттеру.

========== Два ==========

2 июня, 13:18

Лицо Невилла сморщилось, когда он сделал глоток. Он со звоном опустил чашку на стол.

— Сладковато.

Гермиона дотянулась до чашки и подвинула ее к месту напротив себя, накладывая быстрое согревающее заклинание, а затем подтолкнула пустую в сторону друга.

— Оставь эту Рону.

— Рон больше любит сладкий вкус чая, чем собственно чай, — пояснил Гарри, заметив, как нерешительно Невилл посмотрел на свою новую чашку, — Гермиона вечно напоминает ему о кариесе.

— Которого у него было предостаточно, — возразила она, защищаясь. — Если бы волшебные средства ухода за зубами не были так просты в использовании для пациентов, то он, возможно бы, стал задумываться об употреблении меньшего количества сахара.

— Разве твоя мама не предлагала показать ему маггловский способ? — Гарри сделал четыре глотка, прежде чем убедиться, что он достаточно подсластил чай, и отложил ложку.

Губы Гермионы изогнулись при воспоминании об одном из первых случаев, когда она привела Рона в дом своих родителей.

— На самом деле мой отец. И только после того, как мы расстались, он решил, что Рон ему нравится.

— Твой папа немного пугает. Я помню, как впервые пошел с тобой на ужин, а он просто буравил меня взглядом. Все это время я прямо слышал жужжание сверла в голове.

Гермиона засмеялась, и Гарри с ухмылкой поднял на нее взгляд, оторвавшись от пролистывания меню.

— Он не знал, что о тебе думать. — Она на мгновение замолчала, и тяжелая тишина опустилась комом в ее желудок. — Это было после войны и после того, как я им все рассказала.