— Они знают то, чему их учат. Если поместить ребенка и его мать в комнату, заполненную людьми любой расы, крови, религии, страны и культуры, этот ребенок будет принимать одного так же, как и другого. Если бы этому ребенку сказали, чтобы он не подходил к тем, кто носит оранжевое, что люди, носящие этот цвет, злые, грязные, будут делать плохие вещи и заберут у них абсолютно все… он не будет приближаться ни к кому, одетому в оранжевое.

— Он боится, но не ненавидит. По-настоящему…

— Любой страх превращается в ненависть. — Его голова снова повернулась к ней, и позади из тумана появился Азкабан. — Любой.

— Но только потом. Их невинность не разрушается ненавистью, потому что…

— Когда мне было шесть лет, мы с друзьями нашли на земле раненую белку. Мы взяли на кухне ножи и разрезали ее от горла до дна желудка. Вскрыли, а потом закопали. Нам было любопытно, а это было просто животное. Совсем как грязнокровки. Оно было не похоже на нас.

Гермиона обняла руками колени, когда лодка зашла в пещеру.

— Зачем ты ее закопал?

Ей показалось, что его плечи слегка качнулись, или, может быть, ее вопрос действительно удивил Малфоя. Если так, то это случилось бы в первый раз.

— Что?

— Белка. Зачем ты ее закопал?

Фонарь качнулся, когда дерево царапнуло стену пещеры, и Гермиона вытянула руку, отталкивая их обратно к центру. Она могла различить только середину лодки и участки каменной стены, мимо которой они проплывали; их голоса отдавались глухим эхом.

— Из нее текла красная кровь… как и у всех.

— Но это все еще было просто животное.

Динь…динь.

— Когда ты покрыт теплой красной кровью до запястий, уже не имеет значения, что это такое. Это все еще кровь.

1 июля, 00:02

Гермиона подпрыгнула всем телом, услышав громкий хлопок аппарации. Звук пронзил ее кожу и отдался дребезжанием в голове, когда в комнате перед ней появились десятки черных фигур. На один удар сердца она замерла от шока, а затем все погрузилось в шквал движений и криков. Одна из фигур возникла позади Кокса и натянула на него черную повязку. Капюшон мужчины был надвинут настолько низко, что она могла разглядеть только широкий подбородок. Гермиона подняла палочку, отбрасывая его назад как раз перед тем, как ей в бок врезалось чье-то твердое тело.

Падая на пол, она с хрипом на вдохе двинула локтем по массе, которая ее придавила, и вложила всю силу во вращение. От внезапного учащенного сердцебиения у Гермионы закружилась голова. Она резко вскочила на ноги и отпрянула от человека, который тянулся к ней на полу.

— Ступе, — она отдернула голову от натянутой на глаза ткани, — фай!

Она перекинула палочку через плечо, выкрикивая еще одно заклинание, и дернулась вперед, но почувствовала, как что-то сжимает ее затылок. Гермиона потянулась к повязке вокруг глаз и, распознав знакомое натяжение в пупке, рванула ткань, но та не сдвинулась с места. У нее перехватило дыхание, когда кто-то сжал ее палочку, и она дернулась назад, выбрасывая ногу, которая коснулась только воздуха. Крики оборвались.

Раз, два, крики вернулись — и бац, боль пронзила бедро, ребра и плечо, а зубы лязгнули от удара об пол. Гермиона перекатилась на ноги прежде, чем успела совладать со своими конечностями. Кто-то врезался в нее и отбросил на шаг назад. Она быстро повернулась на каблуке, но ощутила лишь покалывание магии в основании позвоночника — аппарация была заблокирована. Она направила палочку на себя, чтобы применить отклеивающее заклинание, но чья-то сильная рука обхватила ее запястье, и она произнесла заклятье, отбрасывая ее назад. Рука сомкнулась вокруг ее палочки в ту секунду, когда заклинание вспыхнуло красным сквозь черную полоску ткани на глазах, и хватка оказалось достаточно сильной, чтобы выдержать его действие.

Крик Гермионы застрял в горле, сердце подпрыгнуло в груди. Она бросилась вперед, врезаясь в кого-то, кто хватал ее за плечи, другая пара рук удерживала ее за запястья. Гермиона сделала выпад и оттолкнулась, пытаясь вывернуться из захвата, но ее снова дернули назад. Вокруг ее запястий забурлила магия — она поняла это еще до того, как попыталась вытянуть руки вперед. Что-то жесткое и колючее впилось в кожу, руки оказались связаны за спиной.

От накрывшей ее паники Гермиона была на грани гипервентиляции, ее ступня коснулась чего-то твердого, что прогнулось под подошвой ботинка. Руки снова обхватили ее локти и плечи, и ее отбросило в сторону. Ее правая щека и край челюсти врезались в пол, посылая искры боли вверх по лицу и периметру черепа. Чья-то нога надавила на середину ее спины, и воздух, который она пыталась вдохнуть, вырывался рывками наружу под действием тяжести. Гермиона сжала руки в кулаки, которые приземлились на пол с глухим стуком.

Хлопок.

Она подтянула ноги, пока не оказалась на коленях, отрывая лицо от пола и пошатываясь, поднялась. С ее губ слетело начало имени, прежде чем Гермиона их крепко сжала. Было естественно окликнуть его в этот момент, чтобы убедиться, что с ним все в порядке, но Гарри и Рона здесь не было. Она была не на войне. Гермиона врезалась плечом в того, кто касался ее руки, и затаила дыхание, чтобы прислушаться к звукам вокруг нее.

Они либо ушли, либо затаились и наблюдали.

— У кого-нибудь есть палочка? — спросила Гермиона, ее измененный голос ломался.

Тишина и шарканье ног.

— Здесь кто-то есть?

— Они ушли? — раздался третий мужской голос.

Фишер.

— Возможно, если, — у нее перехватило дыхание при звуке протяжной речи Малфоя, — ты снимешь повязку с глаз, ты узнаешь сам.

— О, — пробормотал Фишер.

— У тебя получилось снять? — спросила Гермиона, зная, что злость Малфоя не знает границ между правдой и ложью.

Ее голова откинулась назад от прикосновения ко лбу, а затем чьи-то ногти оцарапали ее кожу, впиваясь в повязку. Ее уши загнулись, когда ткань натянулась на шее, и она моргнула в тусклом свете, увидев перед собой напряженное от гнева лицо Малфоя. Судя по пристальному взгляду этот гнев был направлен именно на нее — похоже, он действительно думал, что за нападением стоит Министерство. Гермиона слегка помотала головой, но это его не убедило.

Она пыталась поймать его взгляд, чтобы показать, насколько абсурдной она считала эту мысль, а затем отошла от него на четыре шага, чтобы обеспечить себе личное пространство. Гермиона осмотрела комнату и нашла Фишера, прислонившегося к стене, и Моргана, зажимающего окровавленный нос в нескольких шагах от нее. Она повернулась спиной к стене, переводя взгляд на трех других членов группы, а затем осмотрела само помещение.

Оно было совершенно пустым, если не считать восьми свечей, хаотично закрепленных по стенам. Желтый свет танцевал плавными изгибами и быстрыми движениями на коричневом камне пола и стен. Потолок выглядел бетонным, какие-либо признаки вентиляции отсутствовали. Единственным отверстием в комнате был слив в одном из углов, но в него максимум можно было вместить руку, если бы ей вообще пришло в голову это сделать. Не было даже запертой двери, чтобы попытаться прорваться. Гермиона сделала глубокий вдох, от которого у нее задрожало горло. Нет, это определенно было не Министерство — она могла гарантировать, что высший круг наконец-то нашел их.

***

Гермиона наблюдала, как Морган подошел к противоположному от нее углу и остановился перед сливом. Она быстро отвернулась, когда его руки начали расстегивать ремень, и почувствовала, как вспыхнули щеки. Гермиона наклонилась в сторону, морщась, когда веревка сдвинулась и натянулась на запястьях. Она пыталась снять путы не менее часа и сдалась только потому, что думала, что у нее будет достаточно места, чтобы вытащить руки, когда она вернется в свое тело.

— Думаете, это Министерство? — спросил Фишер, водя пальцем туда-сюда по пламени свечи.

— Нет, — хрипло ответила Гермиона, снова обходя комнату, осматривая каждый дюйм стены на предмет чего-нибудь, что могло бы помочь ей уйти.

— Думаете, нас пытается остановить какая-то другая группа? Грязнокровки и предатели крови?