— Тогда ты докажешь, что они ошиблись. — Гермиона скрестила руки на груди, наблюдая за каплей воска, которая соскользнула со свечи и упала на пол. — Они подумают, что у тебя достаточно амбиций и преданности делу, чтобы что-то начать, и узнают, что ты не боялся пытать магглов и проклинать авроров. Ну а то, что авроры узнали, кто ты такой… ты можешь сказать, что тебе было все равно, потому что ты был уверен, что уйдешь от них.

— Неблагоразумие никому не делает чести.

— Тот факт, что ты не знал о появлении авроров тоже сыграл нам на руку. В глазах Возрождения это снижает вероятность твоей работы на Министерство. Они пришли за всей группой, а ты не мог знать, что они сканируют высококонцентрированное использование темной магии в маггловском мире. Что касается того, что кто-то из группы попался…

— Они были расходным материалом, низкого ранга, и с ними нужно было разобраться, прежде чем сформировался какой-либо серьезный план.

Гермиона наклонила голову, наблюдая, как он выдернул пару ворсинок.

— Они купятся на это?

Малфой пожал плечами.

— Нелояльность не заслуживает лояльности.

Гермиона хмыкнула, повернув свечу на стойке так, чтобы свет падал сквозь отверстие, где расплавился воск.

— Интересно, что станет с Миллсом.

— Имеет ли значение, что он был частью группы, где лидер, работающий на Министерство, поощрял его действия?

— Не знаю, — честно ответила она, — я на это надеюсь в какой-то степени. Он хороший парень. Он просто попал не в ту компанию. — Ей не составит труда сказать об этом Кингсли.

— Они все попали не в ту компанию, — тихо сказал Малфой, глядя в окно, — и со своей точки зрения, они делают то, что сделало бы их героями на этой стороне. Борьба за то, что они считают правильным во времена великого угнетения.

— Но это неправильно, — Гермиона хотела бы, чтобы это вышло резко, но вышло почти вопросительно.

— Я не говорил, что это не так. — Да, именно этого тона она и добивалась.

— Я просто надеюсь, что они скоро это поймут. Я знаю, что дети не могут повлиять на то, какие знания они получают или на то, чему их учат родители. Я знаю, что некоторые дети будут делать что-то только из чувства противоречия, потому что они знают, что это плохо. Они не до конца понимают последствия того, что они совершают. Но где-то по пути произойдет что-то, что либо откроет им истину, либо укрепит их идеалы, независимо от того, какие факты появятся позже.

— Истина — это не просто что-то, что открывается само по себе, это то, чему человек учится. Это событие, при наступлении которого положительные эмоции превалируют над отрицательными, или это то, что считалось правильным до тех пор, пока не вступило в противоречие с еще большей личной истиной. Истина — это набор убеждений, которые только этот человек может считать истинными. А если другие в них верят, то и для них это становится истиной. Это не значит, что это истина для кого-то еще. Или что это не может измениться.

— Некоторые вещи универсальны, — она указала рукой в сторону кухни, — это стол. Э…

— Слепой человек никак бы его не назвал.

— Потому что он не может видеть.

Малфой приподнял бровь.

— Именно. А ты можешь. Две разные истины.

— Но слепой знает, что там что-то есть…

— Откуда?

— Ему сказали.

— Именно.

Гермиона покусала губы.

— Он это чувствует.

— Он что-то чувствует. Поверхность. Это может быть все, во что он верит. Может быть, он считает, что это стол. Может быть, он считает, что это что-то совершенно другое.

— Хорошо. Истина в том, что мы стоим здесь.

— Мы? Возможно, этот момент…

— Мы оба знаем, что стоим здесь.

— Это не универсально, Грейнджер. Если бы ты спросила у ближайшего к нам человека, где ты стояла пять минут назад, он бы не знал.

— Тогда согласно такому взгляду, то, что я существую, тоже не является истиной.

— Если ты во что-то веришь, значит, ты веришь.

— Хорошо. Что, если бы я не верила, что ты существуешь?

— Но ты веришь.

— А если бы нет?

— Как я уже сказал, Грейнджер, истина меняется.

28 июня, 21:43

На этот раз она принесла книги и, немного поколебавшись, осторожно села напротив него и принялась читать. Ее глаза не отрывались от страницы, но периферийный взгляд также был прикован к нему, и через тринадцать вдохов он вытащил книгу из стопки и тоже погрузился в чтение.

29 июня, 23:28

— Господи Иисусе, — выдавила Гермиона, закутавшись в рукав своей мантии.

Малфой смотрел на нее из конца комнаты, на его лице застыло жесткое выражение. Его левый глаз дернулся под силой его взгляда, но на внутренней стороне ее черепа не было написано никаких ответов. Диксон перестал облокачиваться о стену, в его глазах сверкнуло что-то дикое и безумное, когда он посмотрел на нее, вытирая пот с лица. Ллойд смотрел только на тело, и его отрешенность нервировала больше, чем взгляд Диксона.

Гермиона тяжело сглотнула, подавляя дикую тошноту и желание закричать, завыть. Ее взгляд несмотря на протесты ее разума и напряжение в груди, не способный сопротивляться ужасающему зрелищу, беспомощно вернулся к телу, прислонившемуся к стене. Только одна нога была обута в кроссовок, другая была нгая, грязная и бледная. Брюки и рубашка были изодраны, кровь испачкала ткань черточками и звездочками. Костяшки окровавленных рук в синяках покоились на его ноге и на внутренней стороне бедра, слегка согнутые пальцы были обращены ладонями к потолку.

В его груди зияли дыры, кожа была порвана или сморщена, но из ран больше ничего не вытекало. Его лицо в одних местах отливало черным, в других — пурпурным, зеленым или было покрыто красными волдырями, и так распухло, что невозможно было разглядеть настоящие черты. Его нос был сломан, искривлен влево, а челюсть свисала вправо. Сквозь вздутые бугры его скул, век и бровей она различила лишь мелькнувшие тусклые глаза, покрытые белым налетом. Короткие светло-каштановые волосы запутались в сгустках крови.

Гневный жар вспыхнул за ее глазницами, спустился в скрутившийся желудок, а затем разлился кипятком в крови. Ее рука дрожала, и ей хотелось плакать, ей хотелось разрыдаться, ей хотелось спасти человека, которого не могла, и ей хотелось проклясть, навредить тем двоим, кто это сделал.

— Нам нужно избавиться от тела, — сказал Диксон.

Гермиона повернулась на каблуках и неуклюже вышла из комнаты в коридор, капли пота стекали с волос на лицо. Ее большое туловище отяжелело от жары, ботинки громко стучали по полу. Она почти снова повернула назад, когда услышала, что Ллойд предложил сделать с трупом, но вместо этого ускорилась. Это их цель — удалять такой сорт людей, изгонять из общества, запереть подальше от тех, кому они причиняли боль. Вот почему она должна была оставаться на своем месте и не рисковать Заданием.

Закрыв за собой дверь, Гермиона выдохнула воздух, который удерживала все это время и судорожно вздохнула снова. В туалете все еще пахло гниющей, поджаренной плотью. Вонь коснулась всего, пропитала стены, пол, ее одежду. Неуклюжими, резкими движениями она сорвала с себя мантию, сдирая ткань с влажной кожи, и швырнула в угол. Бутылочки с зельем зазвенели в кармане, но ей было плевать.

Ее дыхание стало коротким и прерывистым. Гермиона задалась вопросом, было ли дыхание мужчины таким же. Издавал ли он такие же звуки, когда его избитое, изломанное тело прислоняли к стене, или когда он врезался в нее и упал на пол, где встретил смерть, охваченный болью и ужасом.

Успокойся, Гермиона. Спокойно, спокойно, спокойно.

Ее лоб скользнул по двери, когда она сделала глубокий медленный вдох и такой же выдох. И снова. И снова. И снова, когда она говорила себе не думать об этом прямо сейчас. Она может подождать. Позже, когда она будет одна в своей квартире, когда никто не увидит, как она впивается, вырывается, закапывается.

Из коридора донесся скрип, и Гермиона резко повернулась. Ее взгляд все еще вращался после того, как она остановилась, и ее шатнуло в сторону. Она схватилась за край столешницы для раковины и потянулась рукой, чтобы поднять сиденье унитаза. Кончики ее ушей дернулись от очередного скрипа, и она быстро расстегнула пуговицу и молнию на брюках. Гермиона поставила ноги чуть шире — в голове пронеслось краткое воспоминание о ее первой неудачной попытке — и вытащила пенис из трусов, слишком рассеянная, чтобы на этот раз молча извиниться. Она прицелилась, а затем закрыла глаза, желая расслабиться. Ллойд и Диксон — параноики, им могло показаться, будто она что-то замышляет, и…