Глядя, как семпаи заулыбались «возвращению» Сугавары, Шое ощутила еще большее тепло. Суга-сан был добрым и вызывал восхищение. Вмиг атмосфера на площадке поменялась, все расслабились и одновременно зарядились его неиссякаемым позитивом.

Суга-сан очень мило, ободряюще хвалил, гладил по голове, и Хината чувствовала, что они с каждой секундой становятся настоящей командой — одним целым, и это было чудесно! Сугавара-сан пытался найти подход к первогодкам и раскрывал потенциал старших. Шое убедилась, что таким и должен быть связующий. Конечно, Кагеяма невероятно талантлив, и его пасы восхитительны, но ему не хватает умения работать в команде.

Вот бы их объединить — получился бы идеальный связующий!

Хината осторожно перевела взгляд на Ойкаву. Он не был похож на Сугавару, не был таким искренним и мягким… Наверное. Вдруг ей подумалось, что она его совсем-совсем не знает, и ее это немного вспугнуло. Возник вопрос, а как же Ойкава-сан заслужил доверие своей команды?

Он поймал ее взгляд, и… это стало моментом, когда пролегла тень между ними. Она вновь почувствовала что-то отрицательное в этом взгляде, но уже более явственно, потому что оно было направлено на нее.

Это было чем-то сродни признанию ее силы, но… лишь отчасти.

Впоследствии она все чаще замечала этот взгляд и осознавала — ей не знаком этот человек. Эта мысль пугала.

Зато она поняла, как хорошо знает тех, кто по одну сторону сетки с ней. Как родны ей крепкий, уверенный капитан, надежный Ноя-сан, неунывающий и пугающий Танака-сан, сильный Асахи-сан. Ну, насчет Тсукишимы спорно, конечно… Но даже он со своей язвительностью и покерфейсом казался родным человеком.

И… Кагеяма.

Когда он вернулся на площадку, Шое ощутила небывалую силу, словно нашелся утраченный кусочек ее жизни. Она так плохо понимала его в жизни, но чувствовала как никого другого — на площадке.

Он вернулся спокойным и сосредоточенным. Он понял что-то для себя, усвоил важный урок и был по-настоящему настроен на победу.

А еще он так нелепо старался подражать Сугаваре-сану… Хината еле сдерживалась, чтобы не засмеяться в голос, когда он пытался улыбаться и хвалить других. Однако… это было даже трогательно. Он старался. Может быть, его улыбки больше пугали, чем приободряли, да и вообще попытки работать в команде скорее проваливались, чем приносили положительный эффект, тем не менее, Шое ощутила тепло в сердце, глядя на его усилия.

Она протянула ладони, чтобы «дать пять» ему, чувствуя, что теперь они стали еще сильней как команда, еще ближе, и будут становиться еще лучше в дальнейшем. Правда, этот придурок дал по ладошкам с такой силой, что она чуть не опрокинулась назад, но… что ж поделать, им есть куда расти. И пускай еще долго, это по-своему прекрасно.

Они старались как могли. Играли до последнего. До последнего издыхания, когда прыжок уже не получался достаточно высоким, мяч становился менее досягаем, силы уходили… Это пугало. Но каждый выкладывался по максимуму. Последний сет, игра на «больше-меньше». Маленькая оплошность — и твоим мечтам конец. Чуть больше стараний, щепотка удачи — и ты выходишь вперед. Но… полагаться на удачу нелепо, а стараний… и так на пределе.

Последний мяч — ее. Удар, и вот уже промелькнул перед глазами миг победы, в сердце ликование… Лучший полет, сильнейший взмах крыльев — и… Падение. Стремительное, словно резко пробудили ото сна, спустили с небес на землю щелчком пальцев, и иллюзия развеялась. Внутри — бардак. Тишина и… свисток, ознаменовавший конец партии. Конец игры. Конец турнира для Карасуно.

Ощущение, будто подрезали крылья, и ты больше не взлетишь.

Надо встать. Дежурно поклониться. Держать голову. Смириться с поражением. Выслушать сочувствующие, поздравительные слова болельщиков. Пожать руку соперников. Победителей. Тех, кто продолжит двигаться дальше…

Самая болезненная часть игры.

Шое словно еще не до конца осознавала, что это конец ее первого турнира в старшей школе. Это не сравнить с первым турниром в средней. Глупыми количественными критериями неудачники бы похлопали бы себя по голове — «я ведь продержался дольше в этот раз», «мне чуть-чуть не хватило» и тому подобное. Это… низко. И слабо. Это не то, что должен говорить себе проигравший. Не утешать и не хвалить себя — лишь ненавидеть.

Если у тебя что-то получилось — значит, ты чему-то научился. Если ты провалился — значит, научился еще большему…

В момент провала слышать подобное невыносимо. Потому что в этот самый переломный момент нет места словам — есть лишь эмоции: боль, ненависть, отчаяние. Когда ты смотришь на осколки своей мечты, так хочется протянуть руки к ним и попытаться склеить. Ты понимаешь, что это бесполезно, но тянешься. Руки дрожат от еще не прошедшей боли, и эффектом будут лишь порезы на пальцах.

Хинате хотелось испариться, остаться одной и плакать навзрыд. Кричать во все горло и сжимать белый мяч, пока не сдуется. Но пока нужно было держать голову, да и не было сил для истерик, для выплеска боли. Лишь опустошение.

Не хотелось видеть других. Смотреть в их глаза и видеть там отражение своих чувств? Нет… боль лишь увеличится от этого. Шое решила выйти окольным путем, чтобы ни с кем не пересечься. И…

— …непростая была игра, — услышала она вдруг знакомый голос и не смогла пошевелиться, чтобы двинуться дальше. К горлу подступил комок, и если бы Сейдзе увидели ее в таком состоянии, она бы это не смогла пережить.

— Это точно, Ива-чан, — голос Ойкавы звучал размеренно и холодно. — Но мы справились. Мы молодцы. Ты молодец.

— И ты… Раскусил последний ход Кагеямы. Но все же!.. Меньше бы фигней страдал во время тренировок!

— Ива-чаан, я всегда выкладываюсь на полную, не упрекай меня.

— Ага, конечно! А еще строишь планы по соблазнению невинных девушек. — Шое боялась, что может выдать себя, хотя едва дышала. — Она вообще ребенок еще, а ты ерунду какую-то устроил. Лучше бы тренировался больше.

Конечно, Иваидзуми не хотел упрекать Тоору, зная, что тот и так тренируется до седьмого пота, не зная меры. Просто нужно было поворчать и поупрекать его. Да и за ту девушку все еще было обидно, хоть она и была ему совершенно чужой.

Ойкава молчал, а потом лишь странно улыбнулся.

— На самом деле, она имеет прямое отношение к нашей сегодняшней победе.

— Что, хочешь сказать, ты в нее по уши влюбился и играл ради нее? — Его аж перекосило от сопливости своего предположения.

— Конечно, нет, Ива-чан. Ты, оказывается, романтик.

— Иди к черту! Что ты тогда имеешь в виду?

Он молчал. Шое чувствовала, как прошедшая между ними трещина превращается в пропасть.

— Она нужна была, чтобы вывести Карасуно из равновесия. Десятого игрока. И Тобио-чана. Ну, с десятым я прогадал, еще плохо знал е… его как игрока. А Тобио-чан для меня как открытая книга.

— Вообще не понимаю, что ты несешь, поехавший идиот.

— Тобио-чан гений, но я превосхожу его в том, что понимаю людей, понимаю суть волейбола, а это командная игра. Тобио-чан не привык доверять другим, он играет в одиночку, и это его большая слабость, которую я использовал против него. Психология для Тобио — загадка, я же стараюсь по возможности играть на этом, если знаю соперника.

— Хочешь сказать, что та девушка и Кагеяма…

— Он влюблен в нее, я предположил это и чуть погодя убедился. Поэтому сегодняшняя игра для Тобио-чана была намного важнее простого матча. А ты и сам знаешь, что до добра не доводит, когда в игре личные цели ставишь выше командных.

— И поэтому ты!.. — Иваиздуми был в полнейшем шоке. — Бесчувственная тварь! Да ты дьявол во плоти! Встречаться с девушкой из-за этого?!

Если бы Шое не чувствовала полное опустошение…

Смысл всего сказанного едва доходил до нее. Она ощущала себя как в вакууме, не понимая, о чем говорит Ойкава. Но… это было оскорбительно. И больно.

— Ну, не то чтобы мне это было в тягость, — продолжал Тоору, и Хината чувствовала, что еще немного, и она точно выдаст себя, не знает, что сделает. — Скорее, это было, как говорится, соединить приятное с полезным. С ней было весело. Она такая неопытная и смешная…