Взяв меня в кольцо, ускоряют шаг. Тёмный хоровод не просто вращается: затягиваясь петлёй, он теснит меня к обрыву. Негр похрюкивает от удовольствия.

Карусель всё быстрее, чёрные чередуются местами, сжимая круг туже и туже. И вот уже стою, пришпиленный к самому краю.

Вновь набежавшие тучи набрякли влагой, сеет мелкий дождик. За спиной пропасть, на дне вороньё, да как же их много…

Дальше пятиться некуда. Это конец.

Страх едва не заставил меня броситься вниз. Но… Катюшенька?

И вдруг зашипело слева, словно змея, и всё громче… Полукруг раздался, и – как из-под земли вырос, – янычар на велосипеде. Горделивая посадка, как на коне гарцует. От красно-чёрных полосок зарябило в глазах. Резво соскочив, он лучезарно улыбнулся моим недругам:

– Что, бля, не ждали?

Тугие до уродства бугры мышц распирают синюю от воровских наколок кожу, на широкой ряхе – длинные усищи. Спаситель?

Чёрная дуга распалась.

Я отшагнул от края.

Янычар с ухмылкой оглядел чёрных:

– Я не помешал? Похоже, здесь имеет место попытка незаконного изъятия ценностей?

Из набедренной кобуры торчит ребристая рукоятка камуфляжной раскраски.

Брутальный янычар повернулся ко мне:

– Ты ведь Доцент, верно? Поди ещё и заплатил ему? – он покосился на моего «Сусанина». – Сколько?

– Сколько?.. А, десять. Рашенбаксов.

– Верни, – бросил он Кощею. – Не мне, у кого брал.

Я сунул купюру в карман; ноги и руки совсем ослабели; поставил сумку на землю.

Янычар, глядя на Кощея, шевельнул усами:

– К обрыву!

– П-послушай, с-сотник, я не хотел… Мы же с ним договорились, он с-сам…

– Эй, кому говорю! Для тебя же так лучше, Кощей, скопытишься на раз. Или желаешь помучиться?

Сотник вновь двинул усами:

– Я злой и страшный янычар, смертелен каждый мой удар.

Кощей потащился к уступу, а сотник… двинулся в обратную сторону. Спину он держал прямо, чересчур прямо. Кощей почти дошёл до края, где только что стоял я, и развернулся.

Рука янычара скользнула к бедру, крупная рукоять сама втянулась в ладонь. И пистолет, как часть вдруг вытянувшейся руки, изрыгнул пламя.

Кощей качнулся, но упасть не успел: янычар, пролетев живым болидом , ногами врезался ему в грудь. Удар оказался сокрушительным. Тощее тело, сложившись пополам, отлетело за край обрыва, и перевернувшись в воздухе большой тряпичной куклой, распласталось на траве.

Сотник стоял с пистолетом в руке. Длинный ствол, непривычный цвет хаки – да это же «Глок»4!

…«Смертелен каждый мой удар»… Такой свирепый таран бьёт сразу наповал… Можно было и не стрелять… А, нет. Устрашение! Оружие, огонь и грохот – символы власти. Сразу ясно, кто тут бог-громовержец, а кто – червяк никчемный.

Янычар, подойдя к негру, повёл стволом и улыбнулся:

– Что, Лумумба, допрыгался? Твоя очередь. С вещами на выход. Пошёл!

Очкастая харя враз посерела; негритос, умоляюще сложив руки, упал на колени.

Сотник, весело оскалив зубы, упёр ствол ему в лоб, прямо над очками.

…Точно, «Глок-17». Какая-то у него есть особенность… Безотказный? Да, но что-то ещё, очень важное…

– Никак жить хочешь, а, Лумумба? Не скули, даю тебе шанс. Сработаешь ништяк, с первого раза – помилую. Давай, шевели копытами, пока я не передумал.

Негр стремглав метнулся к зеленоватой груде какого-то хлама. Вытащил из кучи толстую палку, обёрнутую материей. Подойдя к обрыву, поплевал на палец, выставил, определяя направление ветра. Заглянув за край, он плавно метнул круглое полено.

Груз падал, разматывая ткань, и вдруг раскрылся парашютом. Опустившийся купол точнёхонько накрыл то, что минуту назад было Кощеем, полотно медленно сдулось в бесформенный балахон. Минута-другая – и зелёный саван почти слился с травой.

Всё это время чёрные молчали.

– В самое яблочко, – вздохнул сотник, глядя на Лумумбу. – Хрен с тобой, маэстро. Копти пока небо.

Это конец. Янычар не меня спасает, нет. Ренегатов он решил покарать, понятия преступивших. А ещё существует правило —не оставлять свидетелей.

Травушка милая, лечь бы на влажную землю и дышать, дышать упоительным духом твоим. Встретимся мы внизу, да жаль, вдохнуть уже не получится…

Но почему?

Магниты, они нашли мои магниты! Всё, скрипач не нужен…

И вот ведут меня к оврагу,

Ведут к оврагу убивать.5

Сотник приближается, оружие у него в кобуре. Проходит мимо, взгляд весёлый.

Кровь стучит в висках, ноги ватные, всё пропало. Катенька, девочка моя… Выжить, только бы выжить… Прямо триллер какой-то! И даже не так: словно я оказался внутри компьютерной игры – и всё время проигрываю. Вернуться живым? Да. Но сперва – выполнить задачу. Какую ещё задачу? Я сделал всё, что мог. Нет, не всё!

И поменялось во мне. Зазвенело в ушах. Багровый жар охватил лицо, шею и грудь. Руки и ноги дрожат от возбуждения. Во рту крепчает привкус крови.

Дождь слабеет. Редкие капли, падая медленно, словно снежинки, усеивают истоптанную траву.

Янычар переступает, чуть не замирая на каждом шагу. Полоски на униформе отчётливые – чёрные и красные.

Атаковать его надо со спины. И ствол у него отличный – очень кстати. Хотя толку-то? Реакция у зверюги наверняка чудовищная. Пока сниму с предохранителя… Вот оно! У «Глока» нет внешнего предохранителя. Спуск нажал, потом ещё – и стреляй! Там шестнадцать, нет, с учётом Пухлого – пятнадцать патронов. Сперва клоуна полосатого, потом зондеркоманду. Эх, повеселимся!

Звон в голове ещё усилился. Словно неизвестная сила толкала меня на невероятные поступки. Боже, как скучно я жил… Порву, суки!

Лечу вослед янычару. Спикировав на чёрно-красную хребтину, выдернул «Глок» из кобуры… Но почему такой лёгкий? Как в кино, подумал я, и кто-то другой вместо меня нажал на спуск, и ещё раз, в бритый затылок – огонь!

Пистолет издал неприятный хруст.

Я отскочил в сторону, снова на спуск – и вновь пустой скрежет. И какие-то нечеловеческие басы:

– Ха-а-ха-а-ха-а-а…

Внезапно мир живых звуков вернулся. Оказалось – раскаты хохота, и громче всех – сам янычар.

– А доцент и правда тупой. Ха-а! Покушение на убийство центуриона. Средь бела дня, при свидетелях. Всё, Гриня. Ку-ку.

Слова не могу вымолвить.

– А знаешь, что за это полагается? Смертная казнь, на месте. Или штраф, сто тысяч. Тоже на месте.

– Да ну? – Надо же, как быстро сошёл на нет нервный озноб. – Я выбираю штраф.

– Машинку мою верни. Теперь доставай, что у тебя там… И медленно, чтобы я видел. На землю брось и пасуй сюда…

Вытащив из заднего кармана «котлету», кинул ему под ноги.

Янычар поднял пачку, поднёс к лицу.

– Точняк! Ты всё просчитал заранее?

Снова заржали. Но уже беззлобно, по-свойски.

Налетел ветерок, дождь прекратился.

– Можно выдохнуть, – осклабился сотник. – Ночь в Зоне тебе не пережить, но я могу помочь.

– С чего такой добрый? Я ведь пытался тебя убить.

– Забудем об этом. Человек вправе защищать свою жизнь.

– Золотые слова твои, сотник.

Я не узнавал себя: словно проснулся во мне другой человек – уверенный и даже бесстрашный; прямо наваждение, и ведь не первый раз за сегодня.

– Ты рисковал, Доцент. Это тебе в плюс.

– Ты говорил о помощи.

– Да, – он взглянул на циферблат. – Через полчаса уходит спецпоезд на Материк.

– Спецпоезд?

– С продукцией. В пассажирском вагоне есть резервное место.

– Сколько? – я уже знал ответ.

– Двести тонн. На две поездки, туда и обратно.

– Лучше бы на одну.

– Нет, можно лишь в паре. Ты вернёшься, Доцент. – Он оседлал велосипед. – Я так думаю.

Наш мозг светом истины делится с хозяином неохотно. Более того, этот хитрюга способен одурачить своего владельца, в чём я скоро и убедился.