Возможно, я нарушил с десяток суровых законов, но так и так висел на волоске от смерти. Всем телом навалился на рычаг, чувствуя, как сердце замедляется, а голова идет кругом. Всего парой движений перегнал около полулитра и приготовился качать до предела, как вдруг раздался резкий перезвон.

Один за другим лопнули серебряные кандалы, и обнаженная красавица с перекошенным лицом прыгнула прямо на потолок. Свесилась оттуда, точно нетопырь, с шипением обнажила клыки и разъяренным тигром прыгнула на обидчика. Парамонов заверещал, потянулся к револьверу, но бестия в падении одним взмахом отсекла ему руку по плечо, а вторым снесла половину башки.

– Тьфу, блин, – сплюнул желчь, потому что в желудке уже ничего не осталось. – Могла бы просто шею свернуть.

Вместо благодарности девушка схватила меня за плечо (к счастью, здоровое) и швырнула к стене. Не успел я очухаться и отогнать звезды от глаз, как вампирша тисками сжала горло и приподняла над землей. Казалось, в девушке не осталось ничего человеческого – глаза полыхали огнем, а прелестное прежде личико исказил лютый звериный оскал. Она высунула язык и потянулась к ране, как запойный алкаш – к бутылке, на полпути остановилась и нашла более соблазнительную цель. Ничуть не церемонясь, схватила за волосы и наклонила голову вбок, подставив под укус бешено пульсирующую сонную артерию.

– Карина, что ты делаешь? – в ужасе пробормотал, не в силах пошевелиться. – Это я – Трофим! Все закончилось, успокойся.

Она склонилась еще ниже, и я бы нашел ее щекочущее дыхание возбуждающим, если бы в кожу не уперлись острые клыки. Вряд ли обезумевшая горничная станет соблюдать этикет и оставит две аккуратные ранки, как в гребаных «Сумерках». Скорее всего, вырвет кусок мяса вместе с гортанью и трахеей, и моя реинкарнация в этом прекрасном мире подойдет к концу.

– Карина! – голос сорвался на отчаянный фальцет. – Все хорошо! Тебе ничто не угрожает!

Служанка с рычанием отпрянула и будто Голлум на корточках метнулась к пульту, схватила револьвер и подбежала ко мне. Ее корчило так, точно за контроль над телом боролись две личности, и пока что моя благоразумная спутница побеждала, но долго вряд ли продержится. Снова прижав меня к стене, она всунула мне в руку пистолет, схватила за ствол и ткнула дульным срезом себе промеж глаз.

– Жми… – процедила сквозь стиснутые зубы. – Быстрее…

– Ты издеваешься?!

– Жми!

Ее пасть раскрылась, как у кобры, и костяные иглы ринулись к моей шее. И все же девушка сумела на последней секунде восстановить контроль и подставить под укус левую руку, и клыки на всю длину с хрустом вошли в предплечье.

– Жми!! – на глазах бедняги выступили слезы, но явно не от боли – уверен, любые муки Карина перенесла бы с мимикой каменной статуи. Нет, это были слезы отчаяния и страха из-за того, что близкий человек может погибнуть по ее вине. И несмотря на то, что нас практически ничто не связывало, горничная предпочла исполнить долг до конца и пожертвовать собой, лишь бы спасти претендента на трон. – Там серебро. Жми!

– Не буду, – убрал пальцы с рукоятки и посмотрел спутнице прямо в глаза.

– Тогда сожги меня! – она освободила свою руку, схватила мою и прижала ладонь к ране на груди. – Испепели! Я долго не выдержу!

– Нет, выдержишь, – спокойно произнес. – Старайся, как хочешь, потому что убивать тебя я не буду.

– Тогда умрем оба! – лицо вновь исказила злоба, когти заострились, а губы задрожали и приподнялись, как у рычащей собаки.

– Держись, – я с трудом освободил руку, шагнул вперед и прижал девушку к себе. – Ты сильная. Я в тебя верю.

Несколько секунд Карина стояла неподвижно, словно оцепенев, да и я держался немногим лучше – в голове гудело, мотор тарахтел изо всех сил, а в онемевшие конечности точно налили бетона. Моя судьба решалась прямо здесь и сейчас, как в долбаном игровом автомате, где вместо ягод и цифр крутится барабан с двумя словами: «да» и «нет». И все же в душе теплилась надежда – я верил, что девушка справится и подчинит проснувшегося зверя. И я не прогадал.

Служанка внезапно обмякла и сползла на колени, дрожа как в лихорадке. Я сел рядом, обнимая за плечи и поглаживая по волосам.

– Не делайте так больше, – наконец прошептала подруга. – Никогда.

– У меня не было выбора.

– Выбор есть всегда. Если это повторится – вы умрете. Как умерли все в моей деревне.

– О чем это ты?

Карина не ответила. Встала, выпустила когти и крикнула так, что дрогнули стены. А затем набросилась на машину и принялась рвать медные чаны и баки, как фольгу. Бешеной кошкой прыгая от емкости к емкости, она уничтожала все на своем пути, пока аппарат не превратился в груду искореженного металла. Напоследок служанка опрокинула стол и замерла посреди погрома, опустив плечи и тяжело дыша.

– Полегчало? – спросил с беззлобной усмешкой.

– Не совсем, – она обернулась и хищно оскалилась. – Снаружи полно ублюдков, которые выписали себе смертные приговоры.

Карина прошла мимо, одним ударом снесла дверь и точно марвеловский Росомаха направилась вдоль коридора, оставляя за собой глубокие царапины на стенах.

– Не хочешь одеться? – бросил вдогонку.

– Зачем? Одежда только мешает.

Когда я, хромая и покачиваясь, выбрался на свет божий, все уже закончилось. Стены выглядели так, словно их забросали шарами с красной краской, а посреди двора вперемешку валялись треснутые винтовки, обломки сабель и куски человеческих тел. Невинные не пострадали – убили только наемников, а Карина, сплошь заляпанная кровью, стояла под навесом и смотрела на горизонт, не обращая внимания на объятую пламенем крышу. К усадьбе приближалась целая кавалькада карет, оставляя за собой густые пыльные столбы. Каждая несла в себе десант вампирской гвардии, а та, в свою очередь, несла неминуемые проблемы – в первую очередь, для нас.

– Ну и влипли же мы, ваше сиятельство, – горничная обреченно выдохнула.

– Старый хрыч сам виноват, – встал рядом и оперся на стену, чтобы не упасть.

– Безусловно. Но теперь вместо отбора придется ходить на допросы и помогать в расследовании.

– Да и насрать, простите мой французский. Я лично попрошу его величество пристроить этих крестьян в более надежные и добрые руки.

– Трофим Александрович…

– Что?

– Это же не французский.

Хотел уже объяснить, в чем прикол, но скосил взгляд и увидел ехидную, но в то же время теплую улыбку.

– Я знаю. Спасибо за все, что вы сделали. Я никогда этого не забуду.

Вопреки ожиданиям, нам пришлось задержаться всего на день – улик хватало с избытком, как и свидетельских показаний. Прибывшие первыми гвардейцы развели нас по каретам, а затем взяли усадьбу в кольцо, прячась от яркого солнца за длинными плащами и широкими шляпами.

Нас порознь допросили, малость офигели от произошедшего и послали за тайной канцелярией. Следователи добрались из Петербурга под вечер, и все это время бойцы не слонялись без дела, а собирали и описывали вещественные доказательства, а также отлавливали разбежавшихся по округе крестьян.

Придворные слуги из числа людей вскоре привезли еду и сменную одежду – мне достался черный костюм с жилеткой и белым галстуком, Карине – строгое платье в пол с высоким воротом, белым фартучком и закрытым вуалью декольте.

Перед тем, как одеться, девушка спустилась в погреб и тщательно смыла кровь в бочке с водкой, заодно продезинфицировав раны. Среди солдат нашелся медик, с помощью магии вынул пулю из груди и залечил рану. Я же к тому моменту справился сам и ограничился легкой перевязкой.

Когда наконец-то прибыли сотрудники, я не стал ничего говорить о взбесившейся подруге – как мы с ней заранее и договорились. Велев не уезжать далеко и оставаться на связи, следователь отпустил нас на все четыре стороны, и за полночь мы вернулись во дворец – голодные, злые и смертельно измотанные.

Я отключился, едва лег в кровать, и уже рано утром меня подняли на завтрак, а затем отвели в оперный зал для подведения итогов первого испытания. Несмотря на исцеление и отдых, я все равно выглядел, как побитый потрепанный шакал, а слухи бежали далеко впереди паровоза. Неудивительно, что каждый второй с любопытством косился вслед, а сопровождающий Альберт молчал с таким видом, словно я предал и растоптал все его идеалы и чаяния.