Он разжал руки и медленно убрал их от плеч Вики. Там скорей всего, останутся синяки, проявятся завтра глубокой синевой болезненного напоминания о разговоре. Но это было не важно, потому что вытравить эти слова из своей памяти Вика уже больше никогда не сможет.

— Не ради себя. Ради него, Вика, — он видел, как горячая слеза катится по её щеке, но не останавливался, — ради Андрея. Оставь его сейчас, пока ещё можешь это сделать. А не когда тебе будет слишком больно оставаться с ним. А ему слишком больно без тебя жить.

Он вытянул руку и нажал кнопку вызова лифта, серые металлические двери расползлись с режущим слух в навалившейся тишине скрежетом. Разумов вошёл и плавно повернулся к Вике, но больше не произнёс ни слова, его глаза говорили сами за себя, источая невероятную тоску и усталость, даже малую толику которой ей было сложно вообразить. Представить всю глубину и толщину слоя страданий, которые скрывались под его самоуверенной жёсткой маской. И ещё большие, запертые под улыбающимися серыми глазами, в которые всего несколько часов она была готова смотреть до конца своей жизни. А теперь по щекам Виктории катились бесконечные слёзы, горечью перекрывающие воздух и оплавляющие стену её самообладания. Размывающие робкую надежду на то, что она сможет сделать правильный выбор.

Ради него.

Вчерашний день и ещё одна почти бесконечная ночь прошли, как в тумане, оставив после себя тяжелый осадок на душе и очередную трещину в нестабильном эмоциональном состоянии. Слова Разумова, сброшенные на Вику как бомба, до сих пор не выходили из головы. Перед внутренним взором то и дело всплывало его лицо, искаженное злостью, болью и невысказанной тоской о судьбе друга. Но намного больше её терзали слова Алексея, что придется сделать выбор между своими желаниями и благополучием Андрея.

Необъяснимым образом Андрей теперь разделился в её сознании на нескольких несовместимых между собой людей. Один дарил ей мягкую игривую улыбку на своем прекрасном лице, касался её кожи кончиками пальцев и закрывал глаза, от удовольствия, когда целовал в губы. Он же спасал от своры собак, вытаскивал из холодного озера и гнал блестящую красную Ямаху сквозь зелёные поля, заключенный в её объятья. На этого ей хотелось смотреть, не отрываясь, утопая в его глазах и страстных объятьях, таять от его голоса, стонущего её имя.

Второй же был его пугающей противоположностью, растерянным взглядом ищущим точку опоры среди пыли на земле или серого дождя в лесу. В гневе сжимающим зубы и наносящим удар за ударом, небрежно откидывающим нападающего с плеча, чтобы найти новую бесцветную цель. Окровавленный и потерянный, безразличный и замерший. Но больше всего, её пугал тот, которого она никогда не видела. Тот, которого нарисовал в её воспаленном воображении Разумов своим рассказом. Где-то там, на больничной койке, мечущийся от кошмаров, стонущий от боли и ужасного наваждения, из которого нет выхода. Стоящий босыми ногами на холодном подоконнике в надежде найти выход в этом.

Какими надуманными и мелкими ей сейчас казались собственные проблемы и испытания. И какой невыполнимо сложной теперь представала задача. Как можно решить бросить человека ради его же блага? Как определить стоит ли прислушаться к Разумову или поступить по-своему? Какая цена будет у этого решения?

Ночь после драки выпила все её слезы, а следующий день Вика провела в сухих опустошенных раздумьях. Время остужало эмоции и возвращало ясность ума. Оказалось, что она ещё в состоянии крепко спать, а это значило, что не всё так плохо, как могло казаться поначалу. Пусть из головы и не шли мысли об Андрее, который находился буквально за тонкой стеной от неё. Хотелось знать, спит ли он на самом деле, спокойно ли ему в его вязком фармакологическом сне, отпустили ли его демоны прошлого.

Несколько раз Вика прислонялась к смежной стене их спален и вслушивалась в звуки с той стороны. Теперь тишина пугала её в большей степени, чем раздраженные хлопки дверью или шум разбиваемых вещей. Теперь она знала изнанку этой тишины. Лишь мантра, мысленно повторяемая очень много раз, удерживала её от того, чтобы пойти к нему. Это ради его блага. Оставь его в покое ради него.

Но и сегодня ничто толком не могло отвлечь от этих навязчивых мыслей. Ни домашние заботы, ни скопившаяся работа, ни многочисленные сообщения от коллег и Димы, который забрасывал вопросами, всё ли у нее в порядке. Но она могла лишь выдавить из себя ответ, что она занята личными делами и ответит позже. В глубине души она надеялась, что позже отвечать ни на что не придется, потому что объяснить кому-то постороннему, что происходит, и куда она пропала, было решительно невозможно.

Маша, ко всему прочему, вела себя еще более странно, чем обычно. Она так и не позвонила ни утром, как обещала, ни за весь следующий день, лишь оставив глубокой ночью после своего отъезда непонятное сообщение со словами: «я знаю, что делать». После этого её телефон перестал быть доступен и на него даже ответные сообщения не доходили. Возможно, мобильный просто сел и Вика зря себя накручивала, но мысль о том, что последним, кто с ней был, являлся Разумов, не давала покоя.

Разумова за последнее время было слишком много.

Но солнце уже стояло в зените, а ответа или привета от подруги так и не было. Вика пожалела, что не взяла телефон следователя, и была близка к тому, чтобы отправиться в УВД, навестить его лично и узнать, что он сделал с Машей. С большой вероятностью он покрутил бы пальцем у виска, а Маша бы объявилась с рассказами о том, как она выехала на срочный показ очередного особняка и потеряла там телефон, уронив его в пруд с золотыми карпами.

На экране ноутбука в очередной раз всплыло сообщение, что финальные отчеты по последнему проекту опять не прошли проверки, её куратор начинал серьезно раздражаться и слать письмами новые и новые претензии. Подсчёты содержали множество ошибок, критическим образом влияющих на финальный результат и прогноз по прибыли клиента. Но самым неприятным и в то же время непонятным было то, что Вика перепроверяла эти отчеты трижды, прежде чем сдавать. За день до соревнований она вылизала их до последней запятой и была на сто процентов уверена в идеальном исполнении. Как и всегда раньше. Именно за это её взяли на эту работу! За педантичность и точные расчёты. Поэтому грубые и глупые ошибки, которые ей сейчас приходилось исправлять, казались нереальными. Может теперь и она живет двойную жизнь, просыпаясь ночью в состоянии лунатика и исправляя цифры в расчётах? Сошла с ума окончательно?

Она очень надеялась, что сегодняшний день пройдет намного спокойней. Утром долго стояла у окна в надежде увидеть, как Андрей отправляется на службу. А когда дождалась, смогла выдохнуть, увидев, как он выходит из подъезда с привычным рюкзаком на спине. Он был жив, здоров и возможно даже в относительном порядке.

Правда, неприятным моментом стало сообщение от Марины, прилетевшее в мессенджер через час с вопросом: “Что у Андрея с лицом?”, окруженным шокированными смайликами. На пикнике они обменялись номерами, но что это будет сразу же использовано, она не ожидала. Вика могла понять её реакцию, но не могла взять на себя ответственность и что-то объяснить, поэтому малодушно переправила за ответами к Разумову. Этот мутный тип точно мог придумать, как объяснить происходящее сослуживцам Андрея. В конце концов, это не дело Вики, особенно, если ей придется отстраниться от жизни их обоих. Пусть сам и расхлёбывает, думала Вика, вспоминая следователя и его невыносимую искренность. Как же ей легко было до этой непрошенной правды.

В третий раз за день зазвонил мобильный, в трубке снова молчали, и Вика раздраженно бросила его на стол.

— Вы издеваетесь все? — в сердцах обратилась она к неведомым мучителям.

На столе глянцево поблескивал широкими листьями цветок Монстеры в белом горшке, напоминая в очередной раз об Андрее. Но слишком много разнонаправленных эмоций боролись сейчас внутри, чтобы принять разумное решение.