Он хмыкнул.

Вот чего я так желал услышать – нападение на главные ворота отвлекло внимание от нас. Через недолгое время к нам присоединился весь отряд. К сожалению, мы лишились еще одного бойца – арбалетчики с крыши сразили Мэтью де Солея. Мы все разозлились. Один из рыцарей предложил поджечь дощатый пол. Это превратит башню в пылающий факел, сказал он, – достойная кара грифонам, посмевшим убить двоих членов королевского двора. Ричард, в отличие от меня, проглядел, как Фиц-Алдельм кивнул в знак согласия, и резко перебил рыцаря, сказав, что так убивают только трусы.

– К тому же у нас есть дела поважнее, – добавил король.

Дав краткие указания – держаться вместе, вступать в бой только для того, чтобы проложить дорогу, а у главных ворот не жалеть сил, лишь бы открыть их, – он вывел нас через дверь.

Беспрепятственно спустившись по лестнице, мы оказались на узкой мощеной улице. Вокруг не было ни души. По одну сторону тянулись дома, по другую – крепостная стена с дорожкой вдоль нее. Наибольшая опасность грозит отсюда, решил я. Любой лучник или арбалетчик сможет безнаказанно расстреливать нас со стены.

Ричард, превосходный военачальник, тоже это заметил. Прижавшись к подножию стены, он приказал нам следовать за ним по одному. Так, гуськом, мы преодолели около четверти мили и остались незамеченными. Достигнув перекрестка, от которого дорога уходила налево, внутрь города, Ричард перестал таиться и велел нам построиться в шеренгу поперек улицы. Открытое пространство перед нами было заполнено горожанами и солдатами гарнизона. Головы повернулись в нашу сторону. Оружие было взято на изготовку. Прозвучал клич.

Переходя на бег, Ричард повел нас прямо на толпу. Среди нас стали падать стрелы, пущенные из арбалетов и луков, – враги на стене обнаружили нас. С крыш и из окон полетели камни, кирпичи, куски черепицы. Оставалось лишь идти в атаку и надеяться, что в тебя не попадут.

– Де Роверей упал! – крикнул кто-то позади меня.

Я сбавил шаг. Де Роверей, мой друг, был славным малым, знавшим толк в вине.

– Не останавливаться! Он мертв, – послышался другой голос.

«Проклятые грифоны!» – выругался я, сгорая от желания помахать мечом.

Случай вскоре представился. Толпа хлынула нам навстречу громадной, беспорядочной волной. Ричард ни на йоту не замедлил шага, как и мы. Скорбя о павших товарищах, мы прорубали себе кровавую тропу через самую гущу греков. Я распорол руку человеку, размахивавшему дубинкой, и тот дико заорал. Толкнув щитом, я опрокинул его на напиравших товарищей. Лишенный возможности пошевелиться, он смотрел, разинув рот, как острие моего меча вонзается ему в глаз. Стоявшие позади него грифоны увидели достаточно. Повернув спины, они побежали, расталкивая приятелей. Вспыхнула паника, некоторые из тех, кто был рядом, дрогнули.

Ричард неподалеку от меня орудовал мечом, как смерть – косой. Голова одного грифона слетела с плеч, взметнулся алый фонтан. Другой тупо пялился туда, где недавно была его рука. Король убил третьего противника, потом четвертого. Вскоре желающих сразиться с ним не осталось, вокруг нас наблюдалось то же самое. В два счета враг очистил улицу, и мы оказались среди искалеченных, убитых и умирающих.

Снова принялись за дело арбалетчики и метальщики на близлежащих домах. Прикрывшись щитами, мы двинулись дальше, к главным воротам. Опасность не отступала. Стрелы, большие и поменьше, свистели и шуршали, били в щиты, высекали искры из мостовой. Кое в кого из наших попали, но кольчуги спасли от серьезных ран. Из окна второго этажа выбросили стол, с громким треском упавший на землю совсем рядом с Фиц-Алдельмом. Пока рыцарь грозил кулаком ухмылявшемуся обидчику, из окна, кувыркаясь, вылетел стул и задел Фиц-Алдельма по касательной. Тот убрался, не дожидаясь прилета еще одного предмета мебели. Содержимое ночного горшка, тоже выброшенного из дома, вынудило де Бетюна поскользнуться и шлепнуться на задницу. Вассал отца Ричарда, Генриха, а до того слуга его старшего брата, Молодого Короля, де Бетюн отличался хладнокровием и был не прочь как следует поострить. Но в ту минуту он почему-то не смеялся.

А вот я загоготал так, что был не в силах помочь ему.

– Находишь это забавным? – процедил он через прорезь шлема.

– Прошу прощения… – Я не выдержал и снова рассмеялся. Овладев собой, я протянул ему руку и сказал: – Больше не буду.

Выругавшись вполголоса, он ухватился за мою ладонь.

В следующий миг, из-за какого-то подлого стечения обстоятельств, земля ушла у меня из-под ног. Я грохнулся рядом с де Бетюном, вляпавшись задницей в дерьмо.

Де Бетюн хохотал так сильно, как никогда прежде. Пришлось присоединиться к нему.

– Когда вдоволь повеселитесь, неплохо бы снова заняться делом.

Король, впрочем, и сам развеселился и отпустил, в числе прочих, пару шуточек на наш счет.

Стычка с еще более многочисленной толпой перед главными воротами тоже закончилась в нашу пользу. Не сомневаюсь, что кличи наших соратников с другой стороны сыграли нам на руку. Король лично, прибегнув к помощи меня и Фиц-Алдельма, поднял тяжелый запорный брус и отвалил его. Большинство пробегавших мимо солдат даже не видели Ричарда. Горланя, словно преследующие оленя псы, воины хлынули в город. Грифоны не приняли боя. Они побежали, в панике налетая друг на друга, а иногда – на отряды наших людей. Пощады не было. Мечи поднимались и опускались. Грифоны умирали.

– Как колосья под серпом, – проговорил Ричард, не делая попыток вмешаться.

Грифоны сами навлекли беду на свою голову, подумал я. Тем не менее я повернулся спиной к бойне и попытался представить себе такую же победу, но над настоящими врагами – мамлюками Саладина.

Вскоре по войску разлетелась шутка: королю потребовалось меньше времени, чтобы взять Мессину, чем священнику отслужить заутреню. Не вполне верно – но стремительность штурма была примечательной. Любая осада благодаря мощным укреплениям и слабости стенобитных машин могла длиться месяцами. В этом же случае сопротивление прекратилось еще до того, как день перешел в вечер.

Разрушения не ограничились городом. Отряды Ричарда направились в гавань и предали огню сицилийский флот. Сама Мессина тоже выгорела бы дотла, если он не вмешался лично. Не посмев перечить наводившему ужас королю, в кольчуге и заляпанном кровью сюрко, солдаты вернулись в лагерь. Мало кто был трезв, и большинство их возвращалось с добычей. Я видел, как воины катили бочки с вином, несли части туш, мешки с мукой, отрезы материи и серебряную посуду. Кудахтали и метались куры, которых отлавливали по переулкам пьяные жандармы. Двое лучников с горем пополам тащили скатанный ковер длиной в две повозки.

Пока солнце – огненный оранжевый шар – закатывалось за горизонт, я стоял вместе с Ричардом на надвратном укреплении и наблюдал за тем, как на стенах водружают королевские и аквитанские знамена. Стяг Танкреда полетел вниз на улицу, где жандармы вытирали об него ноги и гоготали. Старый гнев всколыхнулся во мне: не так ли все было, когда солдаты под началом Гая, брата Фиц-Алдельма, сожгли мою родовую твердыню в Кайрлинне? Я не позволил гневу разгореться. Ирландия далеко, за полмира отсюда, а Иерусалим еще только предстоит взять.

– Хороший день, Руфус, – произнес Ричард, кладя локти на парапет. – Мессина моя.

– Как и полагается, сир, – сказал я. Король мог быть доволен: не он начал эту битву, зато он ее закончил. И при этом не допустил большой резни.

– Посмотри.

Ричард дернул подбородком.

Невдалеке от ворот я разглядел наблюдавших за нами двух солдат с лилиями на щитах.

– Французы, – сказал я.

– Разнюхивают по велению Филиппа, – отозвался Ричард. На его губах появилась хищная усмешка. – Любопытно, как ему понравится то, что я тут устроил?

Прошел час. Помывшись и переодевшись, мы собрались в нашем излюбленном месте – во дворе дома де Муэка. Рыцари хвастались друг перед другом синяками и порезами, полученным в дневной схватке. Ричард расчесывал бороду перед серебряным зеркалом. Вино лилось рекой. Слышались смех и шутки, в которых, к моей досаде, частенько упоминалось про ночные горшки. Все полагали, что наши с де Бетюном хауберки никогда уже не будут пахнуть по-прежнему.