– Верно.

Мы оглядели сооруженный на носу помост, на котором стоял король. Облаченный с головы до пят в сверкающую кольчугу, с белым крестом на сюрко[9], он держал красный треугольный щит с одиноким анжуйским львом. Золотой обруч стягивал гриву светлых рыжеватых волос. Истинный образец короля-воина.

А еще ему нет дела до того, что подумает Филипп, решил я. Вполне вероятно, что Ричард как раз собирался позлить французского короля, ведь тот был очевидцем нашего пышного входа в порт. Танкред, разумеется, услышит об этом, но он находится в Палермо.

По правде говоря, пышность и торжественность были делом рискованным, и трезвые головы вроде Андре де Шовиньи советовали завершить плавание более скромно. Нет нужды озлоблять Филиппа или местное население. Танкреду уже известно, что войско Ричарда превосходит числом его силы.

– К чему дергать его за усы, сир? – спрашивал де Шовиньи, выражая общую озабоченность.

Король не желал слушать.

Обычно я не осуждал Ричарда, но трудно было спорить с тем, что гордыня на время взяла в нем верх. Оставалось надеяться, что на Сицилии нам не предстоит об этом пожалеть.

К наступлению ночи мы разместились в доме Рейнальда де Муэка, знатного ломбардца, как мы называли местных нормандцев. Он пришел на причал, чтобы встретить Ричарда. Его обиталище – просторное здание в пригороде Мессины, с мозаикой во внутреннем дворе, виноградными лозами и журчащими фонтанами, – было побогаче многих английских замков. Поверх стен я видел пальмы и церковь, оказавшуюся мечетью, что еще больше усилило ощущение пребывания в чужой стране.

Пригласив Ричарда гостить сколько пожелает, де Муэк посидел с нами за изысканным ужином и, тонко чувствуя обстановку, удалился. Под конец трапезы подали блюда с заморскими дынями, фигами и гранатами, окруженными засахаренным миндалем и фундуком.

Когда слуги убрали недоеденное лакомство со стола, оно попало к Рису. Будучи сладкоежкой, тот решил, что умер и попал в рай. Мигом набив рот, он накладывал на тарелку до тех пор, пока с нее не посыпалось. Я с любопытством смотрел, как он идет вслед за темнокожими слугами по ведущему в кухню коридору. Странно было видеть сарацин в качестве прислуги, а не врагов, но на Сицилии это было в порядке вещей. Здесь сарацины жили бок о бок с ломбардцами и греками.

Ричард снял кольчугу. Облаченный, как и все мы, в тунику и шоссы, он восседал за столом, перед ним стоял кубок. Король был задумчив, уверенность и радушие сошли с его лица, когда он остался среди своих.

В их числе были я, де Бетюн, де Шовиньи, Фиц-Алдельм и горстка прочих приближенных рыцарей. Гарнье Наблусский, великий магистр ордена госпитальеров, сидел рядом с недавно назначенным великим магистром тамплиеров, Робером де Саблем. Гарнье был чуть менее хмурым, чем де Сабль, – самую малость. Их поведению, подумал я, не стоит удивляться. Эти люди посвятили свою жизнь не только Богу, но и войне, делу защиты христианской державы в Утремере.

Присутствовали также Вальтер, архиепископ Руанский, и Жерар, архиепископ Окса. Вальтер был круглым и розовощеким, как яблочко, но под этой добродушной наружностью скрывался острый ум. Жерар, тощий как жердь, был из тех аскетов, что не берут в рот вина. Эти люди были всецело преданы королю, чем и объяснялось их присутствие тут, тогда как остальные клирики уже вернулись в свои диоцезы.

Фиц-Алдельм жаловался де Шовиньи насчет своей комнаты, показавшейся ему недостаточно большой. Неприхотливый де Шовиньи, который вполне удовольствовался бы и ложем на полу, почти не отвечал ему. Тогда Фиц-Алдельм переключился на короля.

– Мне все-таки кажется неправильным, сир, – начал он, – что мы остановились тут, а Филипп живет припеваючи в городе, в королевском дворце.

– Не провались так позорно его попытка съехать из дворца, я бы сейчас поселился там, – ответил король с улыбкой.

Он имел в виду вздорное желание Филиппа отплыть в Утремер несколько минут спустя после встречи с Ричардом на пристани. По капризу судьбы, ветер переменился, едва корабли Филиппа вышли в море, и погнал их назад. Итогом стало бесславное возвращение в порт. Наши моряки изрядно позабавились, насмехаясь над французами и освистывая их, пока суда швартовались.

Ричард очень развеселился и крикнул Филиппу, что Бог не желает разлучать их. Французский король, не ответив, промчался по сходням. Мы тоже не стали медлить: местные жители, сначала пораженные видом нашего флота, а затем высадкой могучих боевых коней, приуныли при виде многочисленных воинов, хлынувших с кораблей. Неудивительно: мы очень походили на захватчиков.

Я вновь устремил взгляд на стол. Фиц-Алдельм не унимался, как пес, вцепившийся в кость.

– И все же, сир, – говорил он, – какое право имел Филипп селиться во дворце, когда вам, нашему королю, негде жить?

– Он приехал первым.

Де Шовиньи, уверенный в своем положении и, возможно, недовольный истинной причиной жалоб Фиц-Алдельма, подмигнул Ричарду.

Все расхохотались, кроме Фиц-Алдельма.

– Ты прав, кузен, – сказал король. Потом повернулся к Фиц-Алдельму. – Твое возмущение понятно, Роберт. Но справедливо оно или нет, сейчас не важно. Требование съехать страшно оскорбит Филиппа, во многом из-за того, что он предлагал мне разместиться во дворце вместе с ним. – Он обвел рукой комнату. – Тебе не нравится в этом доме?

– Более чем достойное жилище, сир, – ответил Фиц-Алдельм, не решавшийся и дальше выражать недовольство.

– Хотел бы я знать, содержат ли мою сестру в такой роскоши, – пробормотал Ричард.

– Если только эта мартышка Танкред не полный идиот, сир, с Джоанной обращаются как подобает, – сказал Гарнье Наблусский.

– И он как можно скорее передаст ее вам, сир, – добавил я.

В послании короля, отправленном Танкреду в Палермо меньше чем через час после нашей высадки, четко излагались его требования. Джоанну следовало немедленно направить к брату, прибавив немалый выкуп, иначе Танкреду придется пожалеть. После высадки войска Ричард мог ничего больше не уточнять.

Король забарабанил пальцами по столу:

– Уж лучше бы он это сделал, не то, Богом клянусь, я своими руками снесу ему голову с плеч.

– Будем надеяться, что до этого не дойдет, сир, – сказал архиепископ Вальтер.

Ричард буркнул что-то, но слова свои назад не взял.

– Сир, вы поразмыслили о припасах, необходимых вашему войску? – спросил Вальтер.

– Местные торговцы недолго смогут удовлетворять наши нужды. Если придется задержаться, примем меры: наладим подвоз зерна и вина из имений и городов в глубине острова и так далее.

– Солдатня – народ грубый, склонный к пьянству и распутному поведению, – заметил архиепископ Жерар. – Местные христианки могут подвергнуться приставаниям на улицах.

– Если таковое случится, – сказал король, – то не столько из желания соблазнить женщин, сколько из намерения позлить их мужей.

Не обращая внимания на смешки и улыбки, архиепископ стоял на своем:

– Солдат в Мессине тысячи, сир, преступлений избежать невозможно.

Прелат говорил правду, и все это понимали.

– Отданы строгие приказы хранить мир. За любые преступления виновных ждет строгая кара, – сказал Ричард. – Больше я ничего не могу сделать, разве что посадить своих воинов в клетки.

Жерар кивнул.

– Мы будем побуждать всех ежедневно посещать мессы, – сказал он.

Представив себе, с каким ехидством к этому отнесется де Дрюн, я припал к кубку, пряча усмешку. Я подозревал, что, подобно большинству воинов, он сейчас пьян в стельку и это будет повторяться каждую ночь, пока у него не кончатся монеты. Каждое утро я буду видеть его не в церкви, а на набитом соломой тюфяке.

Я и сам надеялся поскорее предаться увеселениям. Ричард каждую свободную минуту занимался делами государственной важности, встречаясь с Филиппом, Танкредом и так далее; если повезет, мое присутствие не потребуется. Предложение де Дрюна найти лучший кабак в Мессине и выпить все его запасы досуха действительно выглядело заманчивым. Риса не бросишь, а если мне удастся освободить Филипа от его обязанностей, то и ему достанется развлечений. Еще нужно послать весточку Ричарду Торну – с того дня, как он едва не утонул в Роне, мы сделались закадычными друзьями.