– В Мессине, мама. Я буду считать дни до встречи.
Склонившись, Ричард взял ее руку и поцеловал.
Они обменялись короткими взглядами, после чего он направился к своей походной лошади, которую держал Филип. На Джона король не посмотрел.
А вот я посмотрел, искоса, и пожалел об этом. Хотя пухлое лицо хранило невозмутимое выражение, глаза, это зеркало души, были холодными и черными, как у змеи. Если он и питал родственную привязанность к брату, то она была закопана глубже любого покойника. Скорее всего, мелькнула у меня мысль, в душе он радуется отъезду Ричарда.
Рис, стоя у головы моего коня, тоже наблюдал за происходящим.
– Кот за порог, мыши в пляс, – сказал он, пока я готовился сесть в седло.
– Надеюсь, ты ошибаешься, – ответил я, поглаживая ронси[6] по шее. – Не только ради короля, но и ради нас с тобой. Джон мне не друг.
– И мне тоже.
Взгляд Риса был прямым и суровым, как перед боем. Он взобрался на своего коня, который нетерпеливо переступал, постукивая копытом по мостовой.
Как и Филип, Рис не имел личных причин не любить графа Мортенского, но преданность много значила для него.
– Хорошо, что ты со мной, – сказал я. – Ты для меня как младший брат.
– А вы, сэр, как старший брат, которого у меня никогда не было.
Рис редко был подвержен движениям чувств, но в тот миг у него перехватило голос.
– Тогда мы, как братья, пойдем на войну.
Он ответил мне воинственной и благодарной улыбкой.
Ричард вскинул руку, приветствуя Алиенору, та в свой черед кивнула. Король и Джон обменялись взглядами, но не произнесли ни слова. Затем, издав громогласный клич «В Везле!», государь поскакал к воротам.
Мы последовали за ним.
По коже у меня побежали мурашки – так бывало, когда кто-то смотрел на меня. Я обернулся через плечо и напрягся, подумав, что взгляд Джона направлен в мою сторону. Но потом понял, что внимание его приковано к кому-то, находящемуся немного позади от меня.
– Где Фиц-Алдельм? – вполголоса спросил я у Риса.
Ему со своего места было видно лучше.
– В двух рядах позади нас.
– Что он делает?
– Смотрит назад, на королеву. – Рис помедлил. – Или на Джона. Точно не скажу.
Смотрел он на младшего брата короля – это я нутром чувствовал. Нахлынули воспоминания. Фиц-Алдельм выходит из инфирмария[7] в Бонмулене, за ним, немного погодя, появляется Джон. В течение месяцев, предшествовавших коронации Ричарда, я несколько раз замечал этих двоих, погруженных в беседу. Потом их встреча в винном погребе в Нонанкуре. Я выругал себя. Поглощенный своими обязанностями на службе у короля, я не придал всем этим случаям должного значения, к тому же между ними проходили месяцы.
Теперь все стало ясным как день. Джон и Фиц-Алдельм находятся в сговоре. Я готов был побиться об заклад на свою душу, что это так. Но без доказательств, раздобыть которые вряд ли бы удалось, я не мог ничего поделать.
Ничего. Только наблюдать. Ждать.
И держать меч наточенным.
Наш лагерь в Везле был обширным, рядом с сотнями его шатров стан французов выглядел не таким уж впечатляющим. Мы прибыли второго июля, а многие вассалы Филиппа отправились в Утремер еще до того. Оба короля встретились в отличном настроении, обменялись поцелуем мира и с воодушевлением стали обсуждать поход против Саладина. Они вновь поклялись оставаться союзниками и договорились, что будут делить поровну все совместные приобретения. Эту последнюю подробность мне еще предстояло припомнить. Еще сошлись на том, что прибывший в Мессину первым дождется там второго.
– Не выглядит он как король, – заметил негромко Рис. – Скорее, на крестьянина похож.
Мы, наряду с прочими членами двора, французскими рыцарями и знатью, наблюдали за переговорами между Ричардом и Филиппом.
Я с трудом сдержал смех. Рису сложно было возразить: красавцем Филипп не был. Правильно сложенный, но ничем не выдающийся мужчина, он обладал копной каштановых, вечно всклокоченных волос. Он был также слеп на один глаз, а его одежда, хотя и богатого кроя, вечно была мятой и заляпанной.
– Внешность обманчива, Рис, – сказал я. – Такого прохвоста ты в жизни не встречал.
– Ему верить нельзя, – подтвердил де Дрюн, подходя ко мне.
– Где ты был? – спросил я.
– То тут, то там, – сказал де Дрюн, подмигнув мне.
– Так где? – напирал я.
– Считал шатры французов. Пил вино с их арбалетчиками. Беседовал. – Де Дрюн выглядел довольным собой. – Даже если добавить уже выступивших солдат, войско Филиппа малочисленно в сравнении с нашим. Сколько у нас воинов, тысяч десять?
– Около того.
– У Филиппа меньше половины от этого числа.
– Уверен?
Мы сами подозревали нечто подобное, но было приятно получить подтверждение нашей догадки.
– Я бы поклялся честью жены, если бы был женат.
Я закатил глаза.
– Какую бы пакость ни замышлял Филипп, хотя бы силой оружия ему с нами не совладать, – сказал я.
– Но до этого ведь не дойдет, правда? – спросил Рис. – Мы же вместе идем освобождать Иерусалим.
Я улыбнулся. В чем-то Рис оставался ребенком.
– В Утремере он едва ли прибегнет к насилию, это правда. Но Филиппу всегда хочется взять верх над Ричардом, во многом из-за того случая с его сестрой Алисой.
Мне было любопытно, когда же король решится затронуть этот скользкий вопрос.
Де Дрюн протянул мне баклагу. Я засомневался, но, увидев, что представители обеих сторон пьют и смеются вместе, отбросил колебания и сделал глоток.
Простояв два дня под Везле, объединенные силы Ричарда и Филиппа выступили в поход, миновав по пути на юг Корбиньи, Мулен и Бельвиль-сюр-Сон. Путешествие было приятное: благодаря облакам, закрывавшим по временам солнце, зной оставался умеренным. Налетавший временами дождь не охлаждал нашего пыла. Еще одной причиной радоваться жизни, а заодно не быть постоянно начеку, было отсутствие Фиц-Алдельма. Умелый добытчик припасов, он был отряжен разыскивать провизию для людей и фураж для лошадей.
В Лионе, где через полноводную Рону был переброшен мост, я снова увидел своего недруга, скакавшего во главе вереницы повозок. Рядом с его конем бежал маленький пятнистый терьер, прыгавший за подачками, которые бросал хозяин. Занятый забавой, Фиц-Алдельм не заметил меня. Если повезет, подумалось мне, мы больше не встретимся до конца дня. Однако, выполнив поручение, рыцарь должен будет вернуться ко двору, и наша яростная вражда возобновится.
Переправу через Рону омрачило горестное событие: часть моста обрушилась под весом людей и лошадей. Милостью Божьей, утонули только два человека. К моей досаде, Фиц-Алдельма среди них не было. Я спас из воды здоровяка-рыцаря из Ромфорда – славного малого по имени Ричард Торн. Несколько коней выбыло из строя, переломав ноги, но главной неприятностью оказалась задержка в походе. Сколько-то англичан и французов успели переправиться, но тысячи воинов застряли на том берегу. Река шириной в четыре сотни шагов выглядела непреодолимой пропастью, во много раз более глубокой.
Филипп был сокрушен и подавлен, зато Ричарда вызов не устрашил. Он приказал искать лодки в окрестностях, а также валить деревья и строить суда. На следующий день, еще до заката, у нас их было больше сотни. Наутро король взял руководство на себя. Повинуясь его указаниям, самые большие лодки выплывали одна за другой на стремнину и, встав примерно в десяти шагах друг от друга, бросали якорь. Якорями служили тяжелые валуны и плетеные корзины, набитые камнями. Не обходилось без происшествий: люди падали за борт, корзины рассыпались, лодки порой переворачивались, однако работа шла своим чередом. К исходу дня через Рону протянулась более или менее ровная линия судов, удерживаемых на месте якорями.
Наши плотники тоже не сидели без дела. Они распускали свежесрубленные деревья на доски, которые затем перекидывали с лодки на лодку и соединяли веревками. Перил не было, настил покачивался из-за течения, и все же получилась дорога. Осторожно, ведя коней в поводу, первые воины переправились через реку еще до захода солнца.
