Обратные сто пятьдесят километров Марк рассказывал, как встретил Софи и как не успел ей сделать предложение. Старик был тихим и, казалось, стыдился самого себя.

– А я пью, Маркуша. Когда жена ушла, – он поднял глаза в небо и сопроводил взгляд указательным пальцем вверх, – все потеряло смысл. Для кого мне баню топить, для кого зарабатывать, для кого мне жить?

Марк не поддерживал этот монолог, он не разделял такого мировоззрения, но решил дать выговориться старику. И с каждым словом рассказа отца Софи о потери своей супруги и о том, как он сходил с ума и подсел, Марк с ужасом понимал, что, как только закончатся все дела, его может ждать такая же участь. Он понимал, что сейчас его стойкость – нечто кратковременное и вынужденное, он понимал, что на грани и готов отдать себя в жертву страданиям и самоуничтожению. Неужели судьба подготовила такой подарок – встретить ее, некогда потерянную, и снова потерять, только уже навсегда. Потерять ее, а следом себя. Разум говорил, что он сильнее, но сердце рвалось из груди вопреки всему и не могло найти утешения.

У старика получили анализ ДНК и срочным отправлением должны были переслать его в центр СМЭ для сравнительного исследования. Все, как ни странно, прошло быстро.

Оставалось время, и они заехали в торговый центр. Марк купил старику новые джинсы, ботинки, пару футболок, свитер и самый дешевый телефон с уже установленной в него сим-картой, надеясь, что тот не продаст его за очередную бутылку низкосортного пойла.

Он посмотрел на Марка.

– Я не хочу так жить. Софи. Она же меня забрать хотела. И лечить хотела. От зависимости. Она давила. А я прятался. Не отвечал на звонки. Я не хотел ничего, – он говорил отрывисто и с остановками, осознавая потерянное время и невозможность возобновить связь с дочерью.

Стоит только человеку встретиться лицом к лицу с неизбежностью и невозвратимостью, как он начинает понимать всю горечь утраты. Лабиринты дорог с высокими стенами и заборами, за которые не заглянуть, легко превращались в жесткий четырехугольный каркас неизбежности. И гоняя себя из одного угла в другой, человек больше не совершает выбора в этой истории, оставаясь наедине с тем, что осталось.

Марк не верил старику, он знал, что, как только тот вернется в свое привычное существование, в стены с ободранными обоями и ароматы выдыхаемого алкоголя, не изменится ничего.

– Давай, счастливо. Будь на связи. Мой номер у тебя вбит, если что – можешь звонить.

Марк посадил старика на автобус и вернулся домой. Сейчас ему оставалось только ждать.

Всю ночь лил дождь. Прекрасная погода, чтобы не спать. С включенным торшером он пытался читать, чтобы отвлечь себя от мысли о Софи. Буквы растворялись в бумаге, предложения не запоминались, сюжет был размыт собственными переживаниями.

Отложив книгу, он налил чай в ее любимую кружку и взял на руки Кефира. Этот малой – единственное, что дарило сейчас тепло и хоть как-то согревало вжатое в ребра сердце.

Шел день, другой, третий. Дни сменяли ночи, но, казалось, ничего не менялось. Шторы были плотно закрыты, а свет в доме исходил только от торшера. Каждый день Марк уходил все глубже в себя, не желая ни с кем разговаривать и тем более никого видеть.

– Алло, Марк? – Марк моментально поднял трубку, сердце снова пыталось побить свои же рекорды. – Это Гретта. Я хотела узнать, как ваши дела.

– Да, я слушаю. Есть какие-то новости? – голос Марка был с нотками нетерпения.

– Пока нет. Вещей из того, что вы говорили, на берегу ребята не находили. Но спасателям удалось извлечь много чего. Пока информацию не афишируют, но я решила вам сообщить.

– Что они там нашли?

– Сумки, чемоданы. Некоторые хорошо уцелели. Все, что находят вместе с обломками, доставляют в охраняемый ангар.

Волонтерские движения, конечно же, не могут не взаимодействовать с местными властями, прежде всего с правоохранительными органами и МЧС, поэтому доступ к этой информации у Гретты вполне мог быть.

– У вас есть возможность посмотреть, что там за вещи? У нее был черный пластиковый чемодан с серебристым самолетом посредине.

– Я постараюсь узнать… – Марк ее перебил.

– Хотя… Гретта, я не знаю, чем это может помочь мне. Не утруждайте себя. Я просто хочу опознать ее и забрать тело.

– На это могут уйти недели, поймите, Марк… – она не смогла договорить, когда услышала тяжелое молчаливое дыхание. – Марк? С вами есть кто-то рядом?

– Все в порядке.

– Пожалуйста, Марк, обещайте мне, что поговорите с моей хорошей знакомой, она психотерапевт. Она лучшая.

– Нет. Извините, Гретта, но я и сам неплохо справляюсь. Мне не нужны ни терапевты, ни тем более психотерапевты.

Эта женщина глубоко прониклась бедой Марка. Человека, у которого отняли душу. Она видела это. Марк чем-то напоминал ей ее сына. Он был дайвером и однажды, уйдя исследовать прибитый к берегу старый греческий корабль, не вернулся. С тех самых пор она помогала людям. Со всей душой и материнским теплом. Гретта стала руководителем волонтерской организации одной из крупнейших ассоциаций по поиску пропавших людей. Она знала и Сашу, и ее отца. Саша часто выручала консультациями и выступала в качестве психолога для всевозможных волонтерских дел, иногда даже на безвозмездной основе. Их отношения нельзя было назвать дружескими, но партнерскими – точно. Саша с амбициями лучшей из лучших стремилась быть везде и несла свое имя в массы. Где, как не в бескорыстной помощи людям, можно было оправдать свое имя?

Пустота и неопределенность разливались тягучей черной смолой по венам. Не хотелось жить, не хотелось дышать. Телефон молчал уже несколько недель. Никаких новостей.

Марк осознавал, что ни он, ни его переживания не нужны никому. Он сам загнал себя в пустую комнату и спрятался за ее стенами без окон, закрывшись изнутри на все замки и выбросив ключи. В доме все так же были задернуты шторы, и свет не проходил в комнату. Зачем она появилась в его жизни, зачем ему так нужно было ее встретить? Чтобы пережить поток чувств и эмоций, ограниченных временным интервалом? Он не знал, был ли это подарок или карма. Но почему? Для осознания цены любви? Он не делал никому больно настолько, чтобы искупать свою вину таким образом. Если это карма, то свой долг он выполнил и ответил сполна. Тогда зачем продолжать? Эти мысли крутились в голове Марка. Он не мог представить свою жизнь без нее. Он не знал, зачем вообще дальше жить. Он человек, способный любить одну. И нет, это не громкие слова. Так и было.

Сейчас Марк был похож на африканского ребенка из бедного племени, который впервые попробовал конфеты, привезенные случайно оказавшимися в этих местах туристами. Только от них остались одни фантики. И больше не было ни конфет, ни туристов, только дорожная пыль и километры неизведанного и недоступного.

За несколько недель Марк заметно похудел, ушла харизма, лицо осунулось и покрылось неухоженной растительностью. Он никуда не выходил и почти ничего не ел. Бар пустел. Виски стал обычным повседневным напитком, обжигающим горло и погружающим в состояние некоторой эйфории. Каждый день различимые цвета становились все тусклее. Марк стал жить в оттенках серого. Течение времени нарушилось. Просыпаясь в пять или шесть утра, иногда он не мог понять, какое сейчас время суток. Кефир смотрел будто с осуждением, но всегда приходил мурлыкать под бок.

Неизвестный номер. Он не спешил ответить. Он хотел забиться в угол, чтобы просто никто его не трогал. Наверняка очередная реклама или мошенники. Привычное дело. Мысль о том, что звонок может быть из полиции или СМЭ, заставил его нажать на зеленую кнопку.

– Марк? Здравствуйте. Попрошу не вешать трубку. Выслушайте меня до конца. Слово мужчины. Идет? – в трубке звучал женский голос, уверенный и глубокий. – Я знаю, что сейчас вам не доставит удовольствия услышать о том, кем я являюсь, но и мне, знаете ли, в целом не так уж важно, сойдемся мы или нет, – типичная женская уловка, но от этих слов у Марка родился неподдельный интерес.