Примерно через две недели ее начало отпускать. Даже помню тот момент, когда я поняла, что здравый смысл начинает к ней возвращаться. Поздним вечером, мы сидели у камина в гостиной, Джери уже спал, а дождь все барабанил в окно. Я заметила, как Алиса пристально вглядывается в пламя огня, и по взгляду ее поняла, что некая мысль вихрем носится в ее голове, пробуждая в ней спящие эмоции. Она резко вскинула голову, посмотрела мне в лицо и в глазах ее я прочитала… ну, если не ужас, то крайнее изумление.

– Эль, – прошептала она, – что я здесь делаю? Что все мы здесь делаем? В этом мерзком, в этом отвратительном доме? В этом склепе?

Я знала, честное слово, предчувствовала, что именно подобный вопрос придет к ней в первую очередь, когда она начнет приходить в себя после шока. Но вот, что ответить, я не нашлась.

– Господи, – не дождавшись ответа, она закрыла лицо руками. – Это же дом этого ничтожества, это же оно купило этот дом. Здесь же все, по сути, принадлежит ему. Эль, ты понимаешь? У меня ведь нет ничего в материальном плане, кроме материнского пособия. Я ведь даже на работу устроиться не успела. Кроме родителей и тебя, мне не на кого рассчитывать. Господи, ведь это ничтожество просто выбросило меня на помойку жизни, уверенное в том, что мне некуда деваться. Уверенное в том, что я буду держаться за его дом и его подачки, уверенное в том, что благополучие Джери перекроет во мне любые зачатки гордости. Но этого не будет, Эль. Не будет. Мы ведь справимся и без него, скажи мне! Мы ведь справимся?!

– Мы справимся, – ответила я, подошла к ней и крепко обняла.

– Эль, – прошептала она мне на ухо зловещим голосом.

– Что?

– Мне так отвратительно.

– Отлично. Отвращение – это отлично.

До сих пор я не знаю ни одного человека, который бы вызвал в Алисе ненависть, понимаете? Я не знаю, насколько сильный враг должен ей попасться, чтобы Алиса впустила в свое сердце идею ненавидеть. Вот скажите: вы когда-нибудь видели, чтобы более сильный ненавидел более слабого? Я нет. Силе больше к лицу презрение. Презрение такое, что даже ответить на оскорбление значит оскорбить себя еще сильнее. И да, на презрение, на отвращение Алиса способна. Потому, когда я услышала, что Райан ей отвратителен, я обрадовалась тому, что душа ее цела, что главные жизненные принципы остались нерушимы в этом, еще не таком уж взрослом, человеке.

Но вот дом… черт, этот гребаный дом! Помните, я говорила, что, скорее всего, Алиса не столько любила Райана, сколько убеждала себя в наличии этой любви. Так вот, с этим домом ситуация была очень похожая – Алиса начала убеждать себя в том, что она ненавидит его. Это очень важный момент, и вы поймете это ближе к концу моего рассказа. Она называла его склепом, либо кладбищем. В принципе, абсолютно объективно, потому что для нее он действительно был кладбищем надежд. Все, о чем она мечтала: о нормальной семье, о благополучной жизни в этом доме, о счастливом детстве своего сына в этом доме – все эти мечты были похоронены. Именно в этом доме. И именно из-за этих мечтаний и надежд, она его и любила. Да, на самом деле, она его любила, но убеждала себя в обратном. Приняв твердое решение покинуть его, она понимала, что переезд – это окончательный финал того этапа жизни, что оказался полной ложью. И начало нового этапа – неизвестного и весьма непредсказуемого.

Сначала Алиса хотела вернуться в родительский дом, и родители ее только об этом и мечтали, но через пару дней она отвергла этот вариант – он казался ей шагом назад на ее жизненном пути. Она решила переехать в Санторин, и вы себе даже представить не можете, насколько счастливой я была от предчувствия того, что мы вновь будем постоянно рядом. У меня к тому времени уже была своя квартира, доставшаяся мне совместными с родителями усилиями, и я просто настаивала на том, чтобы Алиса и Джеральд жили у меня, честное слово – настаивала абсолютно искренне, места бы нам хватило всем. Но Алиса отказалась, по причинам, которые трудно объяснить, но которые легко понятны. Итак, в начале ноября двенадцатого года, когда у меня заканчивался отпуск, я покинула дом Алисы, вернее, дом Райана, с заданием в течение двух недель подыскать в Санторине подходящую квартиру – недорогую, но комфортабельную. Уезжая, я все еще ясно видела, что Алиса любит этот дом. Я все еще, с трудом представляла, каким усилием воли она осуществит этот переезд. Да, Райан был ей отвратителен, но на дом это отвращение так и не распространилось, хоть Алиса и пыталась себя в этом убедить. Да что говорить… квартиру я нашла уже на пятый день – отличный вариант, еще и в трех кварталах от меня, на улице Рембрандта. Риэлтор и хозяин квартиры торопили, потому что желающие были и кроме меня, но Алиса словно оттягивала момент. Сначала, она попросила еще три дня на сборы, потом внезапно приболел Джеральд, потом приболела она. Я предчувствовала такой поворот, а потому, сама подписала договор об аренде квартиры, и заплатила за три месяца вперед. Уж трех месяцев, как я думала, будет вполне достаточно, чтобы ситуация разрешилась.

Но все произошло гораздо быстрее – через две недели после моего отъезда из Арстада, и весьма печальным образом. Ранним утром меня разбудил ее звонок.

– Алло, – говорю я, и уже подсознательно предчувствую что-то плохое.

– Все, конец, – спустя трехсекундную паузу отвечает она, и по голосу я понимаю, что догадка моя верна.

– Что случилось, Алиса? – спрашиваю я дрогнувшим голосом.

– Я сожгла дом, – звучит мне в ответ.

– Что?! Как?! – я чуть телефон не выронила.

– Вот так, не знаю… не помню. Я бухая была. В подвале что-то воспламенилось…

– Ты цела?! Что с Джери?!

– Все в порядке, Джери был у своего папаши. Ты можешь приехать?

Разумеется, я приехала. Вы знаете, я сейчас не хочу подробно пересказывать все ужасы следующего месяца. Я и не смогу. Просто потому, что те чувства, те мысли, все то, что было пережито в те дни на эмоциональном уровне – вспомнить все это и рассказать сейчас, в спокойной обстановке, просто не представляется возможным. Попробуйте сами вспомнить какое-нибудь ужасное и роковое событие в своей жизни, или в жизни близкого вам человека. Событие, которое топило вас в негативных эмоциях, когда все вокруг было черно, вот попробуйте вспомнить и рассказать именно о своих чувствах. Это возможно, но невероятно тяжело. Да и неискренне получится, потому что те эмоции были неприкрытыми, шли напрямую из души, а спустя время власть рассудка, все равно, преподносит все в более рациональном свете. Вот именно тогда для Алисы и начался кромешный ад, в начале ноября двенадцатого года. Самый настоящий ад, продолжавшийся вплоть до июля пятнадцатого года, когда она волею судьбы оказалась втянутой в историю Перри Пейджа, которая, собственно, и отвлекла ее от этого ада. Именно поэтому, я и не хочу рассказывать о том, что творилось в душе Алисы в то время, потому что только ей одной это и известно. Что она пережила, что она передумала – я просто не хочу ошибиться в своих догадках, не хочу глупой психологической философии, еще и на фоне горя очень близкого человека. Согласитесь, что не очень приятно, когда начинают спекулировать на теме чужого горя. Поэтому попытаюсь быть краткой.

В общем, спасти дом пожарные не сумели. По свидетельству соседей, пожарных и полицейских, что прибыли на место происшествия – Алиса была пьяна. Не в хлам, но все же заметно. Вполне достаточно для того, чтобы в глазах общества превратиться в неблагополучную алкоголичку, в непутевую мать, и вообще, в социально опасный элемент. Людям что? Только дай пищу для сплетен, а остальное приложится, еще и обрастет такими красочными фактами, что вовек не отмыться. Алиса столкнулась с этим вплотную – одного раза хватило, чтобы стать объектом сочинений, в первую очередь, на тему алкоголизма.

Почему я говорю – одного раза? Хоть Алиса, и не трезвенница, но она всегда знала меру. Даже не то, чтобы знала меру, просто всегда умела контролировать ситуацию; во многом эта привычка развилась в ней, благодаря тому, что приходилось еще и меня контролировать. Ну не склонна она просто к пьяной неадекватности, понимаете? Ничего похожего я за ней не помню. А уж после рождения Джери – два бокала пива или вина и все, точка. Крепкий алкоголь она вообще перестала употреблять. Почему в тот вечер она решила напиться? В то время я еще не понимала истинного смысла произошедшего. Я думала, она просто устала от душераздирающей боли, от бесконечной черноты мыслей по поводу предательства мужа и переезда в Санторин. Вот и сорвалась, и случилась беда. Так я думала.