Разворачивался, и уходил – до сих пор это мой излюбленный жест ногами.
Поэтому, когда сегодня утром прозвучал звонок домофона, я возликовал. Ситуация, в которую меня закинула жизнь, не предполагала никакой смены Большого. Юрьев день и раньше-то имел для меня смысла не больше, чем падший голем, применяемый в качестве вешалки в коридоре. Теперь Юрьев день полыхнул синим пламенем, и в легком чаде сгоревшей изоляции улетучился в никуда. Я почувствовал, как бибикающий домофон пробуждает во мне злого циничного шута, и не стал противиться этому пробуждению. Ну, ходок, погоди!
Я щелкнул пальцами, и люстра спроецировала под собой картинку. В центре большой комнаты повисла полупрозрачная фигура стандартно облаченного ходока – черные брюки, белая рубашка, бэйджик на левой груди, казенный портфель из коричневой кожи. Наши ходоки напоминали мормонских миссионеров, в начале века пристававших к людям на улице. Я покрутил над правым плечом пальцем. Послушная люстра изменила ракурс и показала ходока с разных сторон, как редкую птицу в обучающей программе для дошколят, хоть перья считай. Разумеется, ходок был человеком. Големов к вербовке не допускали.
Ходоку было на вид лет шестьдесят, он слегка сутулился и носил на голове блестящую лысину. При виде сверху его голова напоминала не то яйцо в гнезде, не то коленку в валенке.
– Сейчас спущусь, – пообещал я голограмме ходока.
Не засмеяться бы, когда стану разговаривать с этим достойным немолодым человеком. Я зашел в свою комнату, сменил домашнее трико на синие штаны, надел розовую майку, потом в прихожей натянул на себя светлую, почти желтую, куртку, вскочил в коричневые штиблеты, и в таком петушином виде поспешил вниз, на улицу. Старая истина гласит – чем глупее ты выглядишь, тем труднее тебя вербовать.
Предвкушая очаровательный сеанс глумления, я скатился по лестнице, едва не свернув себе шею на первом этаже. Споткнулся, пролетел метр над лестницей, успел поймать перила правой рукой, а потом меня неласково приняла закрытая дверь. Бац! Точно такой звук будет, когда биллиардный шар залетит в лузу, а там вместо дырки бетон. Интересно, кому бы могло понадобиться законопатить лузу бетоном…
Правая нога чуть-чуть подвывихнулась и болела. Я потер коленку, и обнаружил, что правая рука тоже болит. По всем экзотическим учениям, это отцовская правая сторона. Поначитался, блин.
А левую половину туловища, наоборот, потянул. Она стала длиннее правой, и я теперь перекошен, как фонарный столб после встречи со спятившим таксоподом. Ну, ходок, погоди.
Я выпрямился, сделал пару вдохов-выдохов, мужественно отворил уличную дверь и явил себя миру во всей красе.
Мир встретил меня ярким солнцем и привычным пением скворцов. Старый двор любил меня так же, как я его. Двор принял бы меня даже в самом лежачем положении, упади я сквозь дверь прямо на выложенный квадратными плитками пятачок перед подъездом. Далеко-далеко раздался гудок транспортного средства, но быстро утих, это ему двор приказал меня не беспокоить.
Прихрамывая, я прошел пару метров и огляделся. Никакого ходока возле дома не было.
Зато прямо передо мной, растянувшись вдоль классического сиреченского кованного заборчика, стояла толпа и ржала. Не смеялась, не хохотала, а именно ржала. Я прислушался… точно, ржут. Потом присмотрелся – да не такая уж и толпа. Всего четверо негодяев, и все по мою душу.
Это была ржущая часть моей деревенской семьи, к которой мы были взаимно прикреплены. Сашка, Петруха, Колян, и какая-то девчонка, неизвестная мне.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.