– Я, конечно, птица вольная и лечу куда хочу, но ты зря так плохо обо мне думаешь… – слегка обиженно отреагировал старшина. – Может, этот парень и для меня кое-что значит? Да и вообще – куда мне теперь идти? В старатели? В контрабандисты? Ну нет, поручик, мы пока в этой истории не разберемся, ты от меня не избавишься, и не надейся!

Я, если честно, обрадовался. Никогда бы не думал, что мне будет комфортно в компании лоялиста, но Дыбенко напоминал мне моих парней – всех сразу. Вахмистра Перца, Стеценку, Вишневецкого, Лемешева, Панкратова, даже Тревельяна и Фишера. Он был наш, точно – наш, просто так случилось что оказался по другую сторону… Сколько их- наших там, на другой стороне еще?

– Ты чего, братишка? – удивился Дыбенко.

– Дурацкая война! – сказал я. – Кой хрен мы с тобой друг с другом воевали?

Дыбенко хмуро кивнул:

– Я вообще теперь думаю, что мы вместе с тевтонами должны были навалять лаймам и месье. Это им нужна была тавойна, а не нам… А еще лучше – чтобы они все там друг друга месили, а мы сидели на завалинке и семечки плевали.

– Ага, – не менее мрачно ответил я. – Но месим друг друга мы, а лаймы плюют семечки.

– Что пригорюнились, воины? – хохотнул Сарыч, расталкивая столы и стулья своей объемной фигурой.

Он уселся и стул жалобно скрипнул.

– Ситуация следующая…

– Мы же не будем никого убивать? – уточнил Дыбенко, прикрывая лицо воротником тулупа.

– Да уж не хотелось бы… Сделаем вид, что это ограбление…

Дальше мы молчали – начиналась метель, и говорить было сложно. Я зарекался ходить на лыжах, но выбирать не приходилось – остров Санников находился верстах в пятнадцати от усадьбы Сарыча, и пока что мы прошли девять из них. Шли по азимуту – на замерзшем льду пролива ориентиров не было.

Пурга была нам на руку – с Санникова нас бы не заметили даже при большом желании.

Когда мы подобрались к самым прибрежным скалам, Дыбенко достал белые балахоны. Мы спрятали лыжи под приметным камнем и дальше двигались с еще большей осторожностью – на каждой возвышенности останавливались и осматривались.

Наконец, впереди замерцал огонь, едва видный сквозь мельтешение снега. Это был солидных размеров барак, явно не местной постройки. Скорее всего составные части завезли в сезон на корабле и собрали уже здесь, как детский конструктор. Рядом располагались какие-то небольшие постройки: сарайчик, лабаз, поленница… Окошек в основном здании было несколько, и местные жители озаботились прикрыть их ставнями. Из двух пробивался свет – значит, внутри кто-то был.

Мы подкрались к самой стене, и замерли, прислушиваясь. Завывания ветра мешали понять, что происходит внутри. Вдруг что-то громко стукнуло, скрипнуло, а потом открылась входная дверь. Мы рухнули в снег.

Какой-то человек в шубе отошел на пару шагов от входа и выплеснул из ведра в снег желто-коричневую жижу. Потом отошел чуть в сторону и набрал в котелок чистого снега. Постояв еще немного, он зашел обратно.

– Надо что-то делать, поручик! – прошипел Дыбенко в самое мое ухо. – Я замерз как черт!

Я подумал, что черт вряд ли может замерзнуть, но в целом со старшиной согласился. Посовещавшись, мы решили действовать нагло и банально.

Дыбенко замер у двери, сжимая в руках толстое бревно из поленницы. Я, чувствуя себя совершенно по дурацки, ухватился рукой за ставень, потряс его и завыл:

– У-у-у-у-у!!!

Внутри что-то загрохотало, кто-то вскрикнул, а потом всё замерло. Они там, внутри, были в сложной ситуации. Я обощел барак и воспользовавшись одним из сугробов как пандусом, взобрался на крышу, громко затопал и снова завыл:

– У-У-У!

Ни за что я не хотел бы оказаться на месте тех, кто сидел внутри – просто представить: полярная ночь, остров посреди океана и кто-то воет под окном.

У кого-то там всё-таки не выдержали нервы – открылась входная дверь, сначала высунулась винтовка, а потом – человек в распахнутой шубе. Дыбенко с размаху опустил ему на башку бревно и потащил наружу. Дверь захлопала под порывами ветра. Я спрыгнул с крыши и мы оттянули нашу жертву подальше.

Под шубой на нем была форма Альянса – только без шевронов, погон и каких-либо еще знаков различия. Винтовка тоже была стандартная. Мы переглянулись и решили продолжать. Дыбенко подкрался к входной двери и с силой захлопнул ее – и это было несусветной глупостью – с крыши поехал снег, целыми пластами – и уронил старшину на землю. Он с испугу громко выматерился, и я подумал, что теперь внутри знают, что снаружи – люди.

Мы достали оружие и замерли перед окнами, где горел свет. Нужно было что-то решать.

Вдруг одно из окон распахнулось настежь, вместе со ставнями, и наружу вылетела динамитная шашка. Дыбенко рванул в сторону, а я нырнул в окно.

Этому меня научили в шестой штурмроте – если из-за двери вылетает бомба, нужно тут же ломиться внутрь, противник не готов стрелять и не ждет тебя.

Я ударился головой во что-то мягкое, тут же вывернулся и откатился в сторону, выставляя перед собой револьвер. Какой-то человек пытался вдохнуть – я выбил из него воздух, ударив головой в солнечное сплетение. Думать было некогда – за окном рвануло, а я набросился на этого парня в форме Альянса и подмял его под себя, выкручивая руку.

– Есть здесь кто еще? Ну?

Черта с два он понимал по-имперски.

– Ты давай, братишка, осмотрись тут, а я с этим потолкую… – Дыбенко схватил пленника за грудки. – Ты больше в бумажках разумеешь, а я в разговорах с вот такими вот…

Он что, пытать его собрался? Я до сих пор не изучил темные стороны натуры своего спутника – не было подходящего случая. Но, Дыбенко понимал основной язык Альянса, а я – нет. Так что пришлось сделать так, как он говорит.

Я закрыл окно поплотнее – чтобы не дуло, подкинул в железную печку-буржуйку несколько бревнышек и вышел. Дыбенко встряхнул пленного и прорычал что-то, дико шепелявя и надувая щеки. Странный язык!

В бараке было несколько комнат, и я стал открывать все по очереди.

Первая комната представляла собой кладовую – и запасы оказались впечатляющими. Не склад стратегического резерва, но… Ящики с консервами, полотняные мешки с крупами и сухофруктами, сухари, яичный порошок, лимонная кислота – да тут провизии на сотню человек! А еще ведь есть лабаз на улице – там, наверное, то, что требует низкой температуры для хранения.

Следующая комната была оружейной – и тут я присвистнул. Ровными рядами стояли винтовки в стойках, вдоль стен расположились ящики с патронами и ручными бомбами – ничего особенного, по крайней мере пулеметов и бомбометов я тут не заметил, но количество и единообразие впечатляло.

Третья комната был чем-то вроде гардероба: на полках лежало свежее белье: нательные рубахи и кальсоны, и зимняя форма Альянса – шерстяные подшлемники и тяжелые и неудобные плащи- "тропалы". Насмотрелся я на них в фактории… Еще тут, судя по всему, хранились палатки и оборудование для установки лагеря.

Оставалось две двери. Я даже не удивился, когда обнаружил стройные ряды двухъярусных кроватей. Сто или не сто, но на два взвода тут точно хватит места. Остальные и в палатках могут разместиться…

Последняя дверь открылась одновременно с глухим звуком удара и матерщиной Дыбенки.

– Старшина! – крикнул я. – Поаккуратнее там!

И зашел в комнату. Это было именно то, что мы искали – на столе стоял радиопередатчик, по стенам висели карты Свальбарда, Северного океана и арктического побережья. На карте архипелага имелись пометки – черным и красным карандашом, с цифрами и датами. Я нашел наш остров и увидел там красный кружок с пометкой 2/110. Подобных кружочков было семь, рядом с одним из них значилось 20/ 240 и это были самые большие цифры. Черными квадратиками обозначались поселки, прииски и торговые фактории с указанием численностью населения. В Груманте, где стоял зимний сад Сарыча, оказывается, проживало аж 7748 человек! Мегаполис по здешним меркам!