- Мне угодно с вас получить.

   Степан только плечами пожал:

   - Я вас, милостивый сударь, не помню и вам не должен.

   - Вспомнить вы меня вспомните, - обещает гость. - И должны вы мне давно и должны крупно.

   - С каких же пор должен?

   - А вот как из ссылки сбежали.

   Степан помрачнел и сказал твёрдо:

   - Знаете что, господин революционер? Я за свои заблуждения молодости давно исправился. Революций я поддерживать не собираюсь. А если вы захотите по моему поводу в полицию пойти, идите. Дело давнее. Кто сейчас вам поверит? Или вы меня "эксами" пугать будете? Так бомбистов я тоже не убоюсь.

   Собеседник Степанов улыбнулся так противно и говорит:

   - Революции я люблю. Все мятежи и волнения народные приводят меня в экстаз. Но сам я не революционер. А должны вы мне, так как богатством своим вы мне обязаны.

   Степан встал, салфетку и-за воротника вынул и на стол бросил:

   - Разговор у нас глупый выходит. Я вас знать не знаю, и всего сам добился. А захотите и дальше у меня деньги вымогать, я на вас в полицию пожалуюсь.

   - А как меня в лоб камнем били, убить желая, не помните?

   Тут Степан не сел, а рухнул в кресло.

   - Так выжил ты, бродяга? Слава Богу.

   Степан перекрестился, гость поморщился.

   - Хотя, честно скажу, не мучила меня совесть, не мучила. Но сейчас рад, что ты жив.

   Господин осклабился:

   - Убить меня никак нельзя. А что совесть не мучила, я знаю, и рад этому.

   - Что же ты хочешь? - усмехнулся Степан, обретая прежнее спокойствие. - Денег больших?

   - Всего лишь, что ты мне тогда пообещал.

   - Я ничего не обещал, - возмутился Степан.

   - А душу? Я же предупредил тебя, что душу погубишь. Ты что сказал? Нет, мол, души. Значит обещал мне душу.

   Тут господин шляпу снял, а под ней рога.

   - Сегодня понедельник, - сухо говорит чёрт. - В пятницу после утреннего кофию я к тебе за душой приду.

   Два дня Степан ходил сам не свой. Жена стала приставать с вопросами: что стряслось?

   День он молчал, а потом не выдержал и всё рассказал. Жена в слёзы, он в слёзы, сидят рыдают. Часа полтора рыдали, тут пришла дочка. Стала она их пытать. Что родители плачут? И ей рассказали. Она губки поджала, подумала и говорит:

   - И когда господин чёрт явится?

   - В пятницу с утра.

   - А у чёрта, верно, есть душа?

   - Да какая же душа у чёрта?

   - Он создание Божие. У растений и зверей душа есть, как нам батюшка в гимназии говорил. Значит и у чёрта есть.

   Помолчала Эльза, потом продолжила.

   - Я с ним, с чёртом, сама поговорю. Я спать пошла, и вы спать ложитесь.

   И ушла.

   - Да как же дитя с чёртом говорить будет? - всплеснула руками Нан.

   - Пусть поговорит, - зашептал Степан. - Она - дитё безгрешное, ей чёрт ничего не сделает. А вдруг она его разжалобит, и он мне ещё годков десять даст.

   В пятницу с утра кофе пили. Ну как пили. Степан чашку брал, рука трясётся, только всё расплескал. Нан пить-есть не могла, только всхлипывала. Эльза кофе выпила, шоколадку от компании "Саватюгина И.Ф. с братьями" скушала, губки салфеткой промокнула. Ждут.

   У двери звонок звонит, прислуга гостя в дом ведёт. Гость опять же шляпу не снимает, прислугу пугать не желает.

   Горничная вышла. Гость на Степана смотрит.

   - Милостивый сударь, - говорит вдруг Эльза. - Очень мне папеньку жалко. Хотела бы я его душу спасти.

   - Никак невозможно, - деликатно чёрт отвечает. И, понимая, что все оставшиеся знают, кто он такой, шляпу при дамах снимает.

   - А если я душу папенькину у вас выиграю?

   Расхохотался чёрт:

   - Играть я люблю. Но если я поставлю отца твоего душу, что поставишь ты?

   - Свою душу.

   Нан сразу чувств лишилась. Степан вскрикнул:

   - Не надо, доченька. Не надо.

   А чёрт смотрит: девчушка худенькая, личико бледное, глазки впалые, носик остренький. Такую обмануть не грех. Зачем такому наивному существу жить?

   - Играем, - говорит чёрт. - Во что?

   - Приходите ночью, в четверть второго в нашу залу, - говорит дитя. - Я буду ждать вас. И чтобы прислугу не беспокоить, вы же можете через стену пройти?

   - Могу, - расхохотался чёрт.