Когда сотрудники милиции приехали к дому Саврасовой, там их уже поджидали некоторые лица, Макушкину знакомые: прошло уже три года, с тех пор, как он расследовал в Полянске дело о конском волосе. Вообще с Полянском Еремея Галактионовича связывали не очень-то приятные ассоциации – он прекрасно помнил, как получил по голове где-то в лесу.

Не считая Симагиной, которую он прекрасно знал, несколько поодаль от дома выстроилось человек шесть. Среди них легко можно было узнать музыканта Дудкина, Рулеткина, не обошлось и без Цепкиной. Завидев милиционеров, Дудкин попытался было исполнить нечто на трубе, но суровая Коробочка оборвала его потуги средней увесистости подзатыльником.

Повозившись с замком несколько минут, следователь и лейтенант прошли в дом. Методичный осмотр занял примерно полчаса. Как и дежурный следователь, Макушкин не обнаружил ничего особенно интересного. Паспорт убитой уехал в прокуратуру, туда же отправилось и удостоверение сотрудника Лужского краеведческого музея. Других документов обнаружено не было, равно как и каких-либо деловых бумаг или альбома с фотографиями. В конце концов убитая здесь не жила, наезжая лишь изредка.

– Хотя бы блокнот какой был или записная книжка, – пробормотал Макушкин, рассеяно разглядывая интерьер дома и проверяя карманы всей одежды, обнаруженной в доме.

Всё было безрезультатно: следователь ничего не нашел.

А вот сержанту Баринову повезло больше. Устав наблюдать за невыразительными действиями начальника, он от нечего делать стал пролистывать лежащие на тумбочке книги. Повертев в руках какую-то зарубежную фантастику (Баринов терпеть не мог этот жанр!), он с несколько большим интересом раскрыл довольно толстую книгу на тему краеведения. Опять же от нечего делать он стал разглядывать помещенную в центре книги вкладку с фотографиями, на которых были изображены какие-то средневековые строения. Скользнув взглядом по фотографиям, Баринов собрался уже закрывать книгу, но повинуясь какому-то непонятному импульсу, пролистнул следующие после фотографий страницы. Тут его взгляд зацепился за факт, что некоторые строчки подчеркнуты красным цветом. Открыв разворот, на котором он обнаружил подчеркнутый текст, Баринов, уже вскарабкавшийся на начальную стадию любопытства, попытался вникнуть, о чем же шла речь в подчеркнутых строчках.

– Еремей Галактионович, – привлек он через несколько минут внимание следователя. – Здесь выделена какая-то история о кладах. Взгляните, вдруг это важно?

– А что там такое? – оторвался от бессмысленного созерцания окружающих предметов Макушкин.

– Да тут в книге речь идет о зарытых кладах, легенда, что ли, какая-то. Но не в этом дело. Тот кусок в тексте выделен красной ручкой, и я подумал…

– Дай-ка взглянуть, – заинтересовался следователь.

– Так-так, – несколько раз изрек Еремей Галактионович, вчитываясь в текст. – Поройся-ка дальше в книге, Федя, вдруг найдешь еще подчеркнутые места, а я пока продолжу осмотр.

Дальнейшие изыскания Баринова тоже увенчались успехом. В конце книги было помещено приложение с картами различных местностей лужского района. На одной из них, как раз вмещавшей Утёсово и близлежащую местность в радиусе километров на двадцать, Баринов обнаружил место, обведенное красным кругом.

– Здесь что-то отмечено, Еремей Галактионович, и похоже в наших краях.

– В каких это наших краях? Ну-ка, где же? Дай глянуть.

– Любопытно, однако, – прокомментировал следователь, глубокомысленно вглядываясь в обведенное красным кружком место. – Ну что ж, молодец, Федя! Книгу я изымаю. Теперь надо вынести ее так, чтобы никто не заметил, а то начнут задавать вопросы, а для этого, – завершил построение логической цепочки Макушкин, – мы положим ее в следственный портфель.

И Макушкин торжественно проиллюстрировал свои слова действием.

Худощавый, чуть выше среднего роста мужчина лет пятидесяти, расположившийся в палатке на берегу реки Крутой километрах в пяти от Полянска, уже в который раз хмуро рассматривал кусок старой карты. Картой этот кусок старой бумаги можно было назвать весьма условно, точнее сказать – это был фрагмент чертежа или какого-то плана. Судя по состоянию бумаги и чернил, создан был этот план отнюдь не в наши дни. На фрагменте явственно можно было идентифицировать русло какой-то реки, о чем свидетельствовало слово «река», но названия реки не было, после слова «река» следовал отрыв бумаги. Также на фрагменте была буква «л» и часть буквы «е», а рядом нарисовано нечто, похожее на лес.

– Да, – с досадой пробормотал Николай Валерьевич Дымин. – Основной вопрос: сколько же этих распроклятых кусков карты – три или четыре?!

Макушкин и Баринов шустро сели в машину и перебазировались к дому Ленки. Местные зрители, количество которых следователь уже не стал считать, потянулись вслед за милицейской машиной.

– Что у нас в ближайших планах, Еремей Галактионович? – бодро поинтересовался лейтенант у следователя.

– Завтра будем снимать подробные показания, Федор. Надо выяснять мотивы. Мотив в ходе раскрытия преступления во главе угла, – важно поднял палец вверх юрист 1-го класса.

– А вообще-то хорошо бы посоветоваться с Таисией Игнатьевной, – сообщил он коллеге, открывая дверцу и ставя ноги на землю.

– А кто это? – задал естественный в данной ситуации вопрос Баринов.

– Одна весьма неглупая местная жительница в возрасте. А вот сейчас и спросим у нашей хозяйки, – и он бодрой походкой направился к радушно, судя по позе, встречавшей их во дворе Ленке.

Сапфирова и Ярцева гуляли. Ласковые, приятные на ощупь солнечные лучи доживающего последние дни июля качественно выполняли свои обязанности по согреванию двух пожилых дам.

– Что скажите о нашей криминальной истории, Аделаида Евгеньевна? – поинтересовалась Холмс с удовольствием вдыхая насыщенный квинтэссенцией различных запахов воздух санаторного парка.

– Нашего? – слегка иронично приподняла брови Ярцеваа.

– А хоть бы и так, – смело бросилась в бой Сапфирова. – Помнится, я вам рассказывала, что мне довелось принять участие в нескольких расследованиях, так что кое-какой опыт у меня имеется.

– Ну что ж, Таисия Игнатьевна, – приняла вызов Ярцева. – Поднимаю вашу перчатку. Значит, вы хотите попробовать, позвольте мне небольшой сленг, раскрутить эту историю?

– По-моему, это внесет некоторое разнообразие в наш регламентированный по часам отдых, вы не находите?

– Пожалуй, – согласилась историк. – Что ж, давайте, рассмотрим факты. Начинайте, Таисия Игнатьевна.

– Охотно. Итак, Кольцова Елена Станиславовна, возраст около тридцати пяти. Согласны, Аделаида Евгеньевна?

– Пожалуй. Возможно, даже чуть моложе.

– Не думаю, – покачала головой Таисия Игнатьевна. – Она пытается молодиться, но мой-то наметанный глаз не обманешь. Впрочем, продолжаю. Итак, госпожа Кольцова, да-да, не улыбайтесь иронически, Аделаида Евгеньевна! У нас теперь все господа! Проживает она на нашем этаже в номере 16. По ее словам, у нее пропало жемчужное ожерелье, ценность которого велика.

– По ее словам, – уловила интонационный акцент на этих словах собеседница.

– Конечно, – не удержавшись, рассмеялась Сапфирова. – Мы-то с вами не видели в глаза этого ожерелья, значит, нам предлагается, поверить потерпевшей придется на слово. Или, возможно, вы видели это ожерелье? – смех Сапфировой неторопливо преобразовался в улыбку.

– Но позвольте, Таисия Игнатьевна, – несколько опешила историк. – Я лично несколько раз видела на Кольцовой это ожерелье. Да, но, как же, ведь вы были со мной. Помните, тогда на этаже тот мужчина еще сделал ей комплимент, какое у нее красивое ожерелье. Да не может быть, чтобы вы забыли, Таисия Игнатьевна!

– Я-то не забыла, – вздохнула Холмс. – Но может быть, вы – ювелир, Аделаида Евгеньевна?

– А… да нет, я, нет…, – растерялась Ярцева.