Брат подошел со спины, обнял Лехтэ, и тогда она, словно маленький ребенок, уткнулась ему в грудь и заплакала. Тяжело, навзрыд. Впервые за всю свою короткую жизнь. Брат молчал, только гладил ее по голове, и Лехтэ постепенно становилось легче. Что же, даже если у нее вообще больше ничего не осталось, то еще остались родные — отец, брат. Не так уж и мало по нынешним временам.

*

Прав, наверное, был Атаринкэ — она сама выбрала свою судьбу, и теперь с этой судьбой надо было как-то учиться жить.

Приходилось тяжело. Попробуй объясни глупому сердцу, что мнение его больше никого не интересует, а наоборот, только вредит. Даже воспоминания о холодном взгляде, о жестоких словах Атаринкэ не могли заставить его употреблять слово «муж» в сочетании с другим словом — «бывший». Не получалось и все, и ничего с этим поделать было нельзя.

Скоро стало совсем тяжело. Воспоминания о лучших, светлых днях, о его руках и губах не давали покоя. И если роа еще удавалось держать под контролем, то от боли фэа временами хотелось выть. Хоть бы только одним глазком увидеть его! Пусть он скажет ей опять что-нибудь скверное — переживет, заслужила. Впрочем, говорить им и не о чем — о себе он ничего не скажет, а о ней, вероятно, ему и не интересно знать. Но она хотя бы увидит его, и, возможно, ей станет немного легче.

И Лехтэ решилась. Не прошло и нескольких новых, солнечных, дней после пробуждения ее от двухдневного сна, как она села перед палантиром и, почти не колеблясь, активировала его, вызывая мужа.

За окном в Амане был ясный день. Интересно, какое время суток теперь в Эндорэ?

— Атаринкэ…

*

Ответа не было. Что же, этого, видимо, следовало ожидать. Вероятно, Атаринкэ каким-то образом догадался, что это она, и потому не подходит. Говорил же, что палантир всегда с ним.

Лехтэ встала и подошла к окну. К новому свету Анара, такому яркому, она все еще чуточку не привыкла. Что ей теперь делать, чем заниматься? Сходить навестить Нерданэль? А зачем? Что она ей скажет? Да и надо ли это свекрови? Вряд ли. Только лишнее напоминание. Теперь нужно заново строить жизнь. Не оглядываясь назад. Найти себе дело, которое займет ее время и мысли. Поговорить с отцом? Она вроде неплохо плотничает. Может, он поможет?

Лехтэ оглянулась и долго, не отрываясь, смотрела на палантир. Что же, видимо, вызывать Атаринкэ больше нет смысла. Ясно же, что он ей не рад.

Она накинула на плечи накидку, вышла и направилась в сторону дома родителей. Палантир остался стоять на столе.

*

«Жизнь продолжалась. Мы уже давно оставили берега озера Митрим, как теперь стоило его называть, и почти отстроили свою крепость. Говоря мы, теперь подразумевал исключительно себя и Турко, в смысле, Келегорма. Нет, определенно, никогда не привыкну к нашим новым именам, даже к своему, которое по мнению многих, почти и не изменилось. Почти.

Ангамандо в осаде, орки особо не наглеют, а небольшие отряды достаточно легко разбиваются нашими силами. Наступил Долгий Мир.

Вернувшись с братом с охоты в отличном настроении, сгрузив добычу верным и проведав Тьелпэ в мастерской, устроился в своих покоях перед очагом.

Идти спать я не торопился — не был сильно уставшим, да и холодное одинокое ложе не казалось таким уж привлекательным. Желающие его согреть были, но неизменно получали отказ. Одну чрезмерно настойчивую аданет так вообще пришлось просто вынести оттуда — совершенно не желала покидать мою спальню добровольно.

Дверь аккуратно открылась, впуская Хуана, который, вильнув хвостом, плюхнулся у ног. Потрепав пса за ушами, я все-таки решился сделать глупость — достал палантир, желая увидеть Лехтэ.»

*

Жизнь, какая ни есть, а постепенно налаживалась. Атто охотно согласился взять Лехтэ в свою команду, и вот уже она плотничала, лазая по стропилам, делая наличники, украшая предметы интерьера резьбой. Поначалу было физически тяжело, Лехтэ быстро уставала с непривычки, но она была благодарна усталости — та немного притупляла боль, хотя до конца она ни на минуту не проходила. Как не уходила память о тех, кого она любила и кого ей больше не суждено было увидеть.

Время шло. Вот сегодня как раз был закончен очередной заказ. Лехтэ возвращалась домой, мечтая о том, чтобы залезть в ванну и смыть с себя строительную грязь.

Она толкнула дверь, вошла и первым делом прошла умыться. Потом расчесалась и наконец решилась посмотреть на себя в зеркало. Хмыкнула скептически. По крайней мере похожа на эллет, а не на дикобраза, хотя еще привести себя в порядок не помешало бы.

Поднялась в спальню. Отсутствие новостей из Эндорэ успокаивало. Если их нет, значит все хорошо и все живы, а вот если есть, то это уже повод паниковать. Подойдя к шкафу, Лехтэ совсем уже было собралась переодеваться, как вдруг краем глаза заметила…

Сердце ухнуло куда-то вниз, а потом заколотилось с ужасающей скоростью. По палантиру ее мог вызывать только один эльда… И сейчас палантир явно давал знать, что ей стоит подойти и принять вызов.

Бледная, с дрожащими руками, Лехтэ приблизилась и несколько секунд просто стояла, глядя на шар. После того, как последний ее вызов остался без ответа, она не предполагала, что тот заработает вновь. Наконец, она глубоко вздохнула и, решившись, ответила на вызов. Так и есть.

— Атаринкэ! — воскликнула она, увидев до боли знакомую фигуру, и рванулась навстречу, словно он вживую стоял перед ней. — Melindo…

*

«Долго стоял перед камнем, ожидая ответа на свой вызов. Молчание и пугало, и злило — я беспокоился за жену. Да, несмотря на все, я считал ее женой, хотя никому бы в этом и не признался. Когда я уже думал, прекратить это бесполезное занятие, Лехтэ ответила. И первое ее же слово, как удар. Вмиг побледнев и поджав губы, сухо заметил, что теперь зовусь исключительно отцовским именем. Второе слово предпочел не заметить — любила, так не осталась бы. И чего я добился, что сказать — не знаю, лишь смотрю на такую родную и такую далекую супругу. Наконец, смог выдавить из себя приветствие и поинтересовался ее делами.

А самому нестерпимо хотелось броситься ей навстречу, обнять и уже никогда не отпускать, никогда. Вновь ощущать ее руки на себе, ловить губами ее губы, отдавать всего себя ей без остатка, любить сильнее, чем прежде, задаривать украшениями, бродить под деревьями, держась за руки.

Наконец, взяв себя в руки, смог в нескольких фразах рассказать и про нашу жизнь здесь, в смертных землях, избегая, конечно, подробностей и трудностей, с которыми мы постоянно сталкиваемся.»

*

Простое приветствие, а сразу такие злые глаза. Как все изменилось. Руки Лехтэ, потянувшиеся было к волосам, дрогнули.

— Прости, Куруфинвэ. Откуда же мне было знать, что называть тебя материнским именем больше нельзя. Хотя мне оно всегда нравилось чуточку больше. Не из-за смысла, а просто, — Лехтэ отчего-то запнулась на мгновение, но потом продолжила, — просто имя Куруфинвэ носят двое, а то, другое, только один. Но я больше не буду. Прости.

С жадностью выслушала новости. Хоть что-то узнать, и не слухи через вторые, а то и десятые руки, а именно о них и от него самого.

После коротко рассказала о себе.

— Я теперь работаю с атто. Плотничаю. Не могу же я сидеть без дела. Живу в домике, оставленном кем-то. Не знаю кем. Домик маленький — гостиная, кухня, спальня. Два этажа. Крошечный садик. Мне хватает. Время от времени до нас сюда доходят слухи, но в основном через Мандос, а еще узнаем через те полотна, что ткет в Чертогах Вайрэ Мириэль, но эти новости запаздывают. Рада, что ты пока не стал героем ее сюжета. А знаешь, я не думала, что палантир заработает. После того, как ты не ответил на мой последний вызов… Не ожидала. Хотя и рада видеть. Извини, если вдруг опять что не так сказала.