— Принц Рамору и советник Раэтин!

Тэньяти вздрогнул и поднял глаза. Гости замерли в напряженном ожидании. Вероятно им, несмотря на столь длительное соседство, не так уж часто доводилось видеть кесау.

Двери распахнулись, и на ковровую дорожку ступили двое. Одного из них Ретта видела уже накануне. Дед Аудмунда. Но вот второй…

Теперь стало ясно, что переменчивость и подвижность натуры общая черта оборотней, воспитанных сородичами. Высокий и мощный зрелых лет рысь с черными волосами, перетянутыми зеленой налобной лентой с красной нитью, напоминал огонь. Именно это сравнение приходило на ум в первую очередь. Пламя костра, которое вспыхивает то и дело, словно танцуя, а язычки его тянутся к небу, и искры тают в вышине. Если бы он был человеком, ему бы можно было дать лет тридцать пять или сорок, но сколько ему на самом деле? Шестьдесят? Восемьдесят? Ретту снедало любопытство, но приставать с расспросами к Аудмунду прямо здесь, посреди тронного зала, было явно неуместно.

Оборотни подошли и, сложив руки на груди, поклонились князю с женой и сыновьям Горгрида. Бёрди вернул поклон по обычаям Вотростена.

— Спасибо, что пришли, — проговорил он.

— Горгрид был нашим другом, — лаконично ответил Раэтин.

Некоторые из присутствовавших в зале стояли с достоинством, стараясь не пялиться во все глаза, иные не могли сдержать любопытства. Рамору подошел к Горгриду и, встав на колено, повторил жест Аудмунда, поцеловав край одежд. Его примеру последовал и Раэтин. Затем старый оборотень, поднявшись, отошел в сторону, а принц приблизился с Тэньяти и, взяв его за плечи, тихонько заговорил, так что слышали его лишь близстоящие:

— Я понимаю твои чувства и разделяю их. Я тоже много лет назад потерял отца. Но ты мужчина и оборотень, у тебя есть долг. Ты должен жить и исполнять его, как бы ни было больно. Что будут делать твои подчиненные без своего командира? Скажи, Горгрид обрадовался бы, узнай он, что ты тут заморил себя голодом и позволил своему ведомству развалиться?

Тэньяти энергично помотал головой, не поднимая глаз. Рамору кивнул:

— Я тоже так думаю. Поэтому приказываю — ты должен жить.

— Повинуюсь, мой принц, — уже почти твердым голосом ответил младший сын Горгрида.

Он пошевелился, немного беспомощно обвел зал взглядом, словно не мог сообразить, что ему теперь делать и куда идти, и обернулся к Бёрди. Старший брат подошел и крепко обнял его одной рукой, отведя в сторонку.

Ретта подумала, что братья, должно быть, уже говорили ему все то же самое, но лишь слова принца произвели должный эффект.

«Это что, привычка повиноваться с тех самых пор, когда вожди спасли их народ?» — размышляла она.

— Пора, — проговорил тихо Аудмунд, и снова, уже в который раз, словно вторя его словам, послышался за окном сигнал горна.

Гвардейцы подошли и подхватили гроб на плечи. За ними пошли сыновья Горгрида, затем князь с княгиней, советники, а после все остальные. Забили барабаны. Женщины, не сдерживаясь больше, зарыдали в голос. Оборотни шли вместе с людьми, и это была, должно быть, самая необычная процессия, которую когда-либо видела Ретта.

Они вышли из замка и спустились во двор. Ворота распахнулись, солдаты опустили подъемный мост, и свежий ветер, напоенный терпким запахом трав, дохнул им в лицо. Солнце ярко светило, и Ретта, подняв лицо, посмотрела в небо. В самом деле, чудесный дар, особенно если вспомнить, какая в последние дни стояла погода.

Печальная процессия обогнула холм, на котором расположился княжеский замок, и вскоре глазам княгини предстало строение, не виденное ею прежде из окон донжона. Сделанное из простого серого камня, оно тем не менее внушало уважение монументальностью и основательностью. Пять одинаковых башенок тянулись к небу, почти под самой крышей были прорезаны узкие оконца, забранные цветными витражами.

— Это княжеская усыпальница, — объяснил Аудмунд, заметив ее заинтересованный взгляд. — Горгрид будет похоронен там.

— А он?..

Ретта удивленно покосилась на мужа. Что ни говори, но прежде ничто не намекало, что советник Горгрид принадлежит княжескому роду. Однако Аудмунд покачал головой:

— Конечно нет, он не потомок Асгволда, но в усыпальнице хоронят не только князей, но также выдающихся граждан, послуживших славе и процветанию Вотростена. Быть погребенным там — огромная честь.

— О, теперь понимаю, — откликнулась Ретта.

Все те, кто по разным причинам не смог попасть для прощания в замок, теперь теснились около княжеской усыпальницы, ожидая появления процессии. Перед входом уже был сложен высокий погребальный костер, чуть в стороне стоял небольшой алтарь, почти такой же, как в храме Всех богов.

Народ расступился, освобождая дорогу, и гвардейцы, приблизившись, положили гроб на поленья.

Солнце по-прежнему ярко светило, отражаясь в металле оружия и доспехов, и птицы надрывно пели, словно тоже провожали павшего вместе с людьми.

Вперед вышел жрец и, воздев руки к небу, заговорил:

— Прими, Великая Мать, одного из лучших своих сыновей в небесных чертогах. Он жил, стараясь не причинять зла, и служил своей стране верой и правдой.

Он говорил, а младший служитель тем временем вынес голубя и, разжегши костер, принес птицу в жертву. Жрец закончил речь, еще раз выразив надежду, что Тата позаботится на небе о душе Горгрида, и четыре советника, подойдя с разных сторон, запалили погребальную пирамиду.

Толпа потрясенно выдохнула, кто-то снова в голос зарыдал. Ретта стояла и до рези в глазах всматривалась в язычки пламени. Как быстро и некстати проходит жизнь. Еще совсем недавно он был молод и счастлив, радовался появлению на свет детей, и вот теперь он ушел, оставив боль и скорбь в сердцах людей и оборотней.

Огонь делал свое дело. Ретта с Аудмундом, а также советники и сыновья Горгрида стояли и терпеливо ждали. Народ тоже не спешил расходиться. Наконец, когда костер уже начал прогорать, лорд Весгард вынес мраморную урну, в которую солдаты собрали прах. Аудмунд взял ее, и они все вместе пошли внутрь здания.

— Ему тоже две тысячи лет? — поинтересовалась Ретта, когда они уже подошли к дверям.

— Почти, — откликнулся Аудмунд. — Тысяча девятьсот восемьдесят шесть.

— И здесь похоронены все князья?

— Да, начиная с князя Асгволда.

Ретта тряхнула головой и крепче вцепилась в руку Аудмунда. Подобную преемственность поколений ей было представить чрезвычайно сложно. В Месаине с ее бурной, полной потрясений историей даже не всех правителей знали по именам, и уж подавно далеко не у каждого было известно место последнего упокоения. Многие историки годами спорили, существовал в действительности тот или иной вождь, или это лишь отголоски легенд. А тут, в Вотростене, и спорить не о чем — вот они, постаменты с бюстами владык — стоят внутри усыпальницы в несколько рядов.

Стены изнутри были украшены довольно грубыми барельефами, сюжеты которых Ретта пока не смогла разобрать и решила при случае подробней расспросить мужа. Однако, сопоставив рассказы Аудмунда с теми контурами, что просматривались четче всего, она догадалась, что здесь, вероятней всего, изображена гибель Далиры. И вдруг прямо перед собой она заметила табличку с именем того, кого меньше всего ожидала увидеть.

— Бардульв?! — почти в голос воскликнула она. — Он что, тоже здесь похоронен?!

Аудмунд обернулся и несколько секунд недоуменно смотрел, словно не мог понять причину столь бурной реакции.

— Ну да, — подтвердил он наконец с ясно читаемым недоумением в голосе. — А что вас так удивило?

— Но ведь он же предатель!

Князь пожал плечами и, сдвинув брови, уставился неподвижно в точку перед собой.

— Хороший или плохой, — проговорил он в конце концов отрывисто и твердо, — Бардульв тоже князь Вотростена. Я не хочу, чтобы древняя традиция прерывалась на мне. К тому же он мой брат, уж какой ни на есть, он сын моего отца, и тот по-своему любил его.

Ретта покачала головой и подумала, что и впрямь пока мало знает своего мужа. Ее собственному отцу, несмотря на его мягкий характер, вряд ли бы пришло в голову хоронить в семейном склепе предателя, и уж конечно она не ожидала ничего подобного от Аудмунда. И тут же подумала, что, пожалуй, ей нравится такая черта в супруге.