— Все тетины драгоценности упакуйте по отдельным комплектам, мы их забираем. На новом месте будем потом продавать и обживаться.
— Знала бы Элинвейг, что ее цацки в конце концов послужат настоящему делу, — пробормотал один из солдат.
Асгволд усмехнулся:
— Вряд ли ей такое могло прийти в голову.
Спустя еще полчаса и с этим делом было покончено. Князь с облегчением вздохнул и, оглядевшись, в конце концов решил, что отправлению в дальний путь уже больше ничто не мешает.
Впрочем, сборы заняли еще два дня. Нужно было все снова тщательно перепроверить, ведь вернуться они уже не смогут. Наконец, настало утро, когда Асгволд, показавшись на пороге бывшей отцовой башни, увидел готовый к путешествию караван.
Зрелище это было завораживающее и одновременно тягостное. Домашний скарб, завернутый во что попало, навьюченный на отощавших лошадей, грустно глядящих куда-то в пустоту перед собой.
«А ведь их потом все равно, скорее всего, придется зарезать», — подумал князь, и сердце его заныло от глухой тоски.
Если б только им удалось сохранить хотя бы одну-две пары для разведения, сколь добрым предзнаменованием это могло бы стать!
Те из детей, у кого по счастливой случайности уцелели игрушки, теперь ни в какую не желали с ними расставаться.
«Переход окажется явно нелегким, — подумал князь. — Быстро идти они не смогут. А ведь есть еще больные и раненые».
Ему докладывали о нескольких слепых, об одном крестьянине, потерявшем во время катастрофы руку, и о бывшем солдате, не успевшем оправиться после контузии. А телег, куда они могли бы их поместить, чтобы ускорить передвижение, просто-напросто нет в наличии.
Сзади неслышно подошел Регвальд и остановился, ожидая приказаний. Асгволд вздохнул и, обернувшись, спросил:
— У вас все готово, капитан?
— Так точно, повелитель, — ответил тот.
Князь устало махнул рукой:
— Забудьте уже о придворных церемониях. Посмотрите хорошенько — ну какой из меня повелитель?
Тот секунду молчал, в самом деле пристально разглядывая, и наконец уверенно ответил:
— Замечательный.
На это Асгволду нечего было возразить.
— Идемте, — наконец скомандовал он и первым двинулся во главу колонны, где его уже ожидала жена.
Она стояла, серьезная и собранная, удивительно элегантная, несмотря на все минувшие неурядицы и перепачканное, обтрепавшееся на рукавах и по подолу платье.
— Ну что, родная, готова? — спросил он, обняв ее и заглянув в глаза.
— Да, мой дорогой, — ответила она решительно.
— Тогда в путь.
Он вскочил на коня, и гвардейцы зычно закричали, командуя отправление.
Помимо всего прочего каждый нес себе пищу объемом на один дневной переход. Часто приходилось останавливаться — сил для непрерывного движения хватало далеко не у всех, а бросить слабых было решительно невозможно.
Доски на дрова князь жечь категорически запретил. Костры на привалах топили конским навозом, а зачастую ели пищу прямо сырой. Разумеется, когда была такая возможность.
Не было ничего, что могло бы хоть как-то облегчить участь. Даже воды, чтоб вдоволь напиться, можно было выделить далеко не всегда. Но люди терпели лишения, безмолвно и безропотно, и князь за это им был благодарен. Вот только те самые раненые время от времени затевали склоки, которые, впрочем, Регвальд уверенно пресекал.
«Конечно, калекам тяжелее, чем всем остальным, — напоминал себе Асгволд. — Но не бросать же их? И все же будет самым настоящим чудом, если мы доберемся до полуострова без потерь».
Полуостров на севере. Он уже точно решил, куда они пойдут. Вотростен, что значит «наш новый дом» на языке Далиры. Просто и без затей. Вот только сообщать об этом еще рано, ведь край суровый и малогостеприимный. Пока люди не готовы услышать подобную новость. Но и других вариантов нет — все остальные окрестные земли давно заселены, а вступать в какие-либо споры за их обладание они сейчас явно не в состоянии. Просить же у кого-то из окрестных владык милости он не станет — такой путь, по сути своей, ничем не отличался от рабства. Это гибель для народа.
И все же длительного же пути они не перенесут, а это значит, что остается Вотростен. Правда, придется соседствовать с оборотнями, но до сих пор люди-кошки показывали себя с самой привлекательной стороны. Их владения отделяла от Далиры высокая горная гряда на севере, однако торговым отношениям это ничуть не мешало, и Асгволд уверенно и с надеждой смотрел в будущее. Конечно же, он обязательно отправит к оборотням послов, но только когда они прибудут на место. Кесау наверняка не откажут в помощи — это не в их правилах. Если не нарушать установленных ими границ и законов, то они всегда шли навстречу. Да, шанс есть, и довольно большой. А, кроме того, теперь людям есть, чем заплатить.
Асгволд до рези в глазах всматривался в горизонт. От края до края простиралась пустая черная выжженная земля. Сердце щемило, и иногда становилось трудно дышать. Ушло все, что он когда-либо знал и любил. Погибли родители, погиб прекрасный, ни на что не похожий мир. Мир науки и магии, мир разума. И злой воли.
Последняя мысль неизменно заставляла его еще больше бледнеть и скрежетать зубами. Злой воли магов. Ненависть к ним разгоралась в сердце его день ото дня, грозя смести однажды все на своем пути. В такие минуты он начисто забывал про собственный миролюбивый нрав и готов был голыми руками задушить некроманта, попадись ему под руку хотя бы один. Однако те, уже, видимо, все осознав, благоразумно избегали каравана.
Днем люди шли, а вечерами останавливались, разбивали очередной походный лагерь и разводили костры.
На скудном топливе готовили еду и кипятили воду. Потом огонь потухал, и они ложились спать, закутавшись по возможности теплее и глядя в бескрайнее, холодное небо. Иглисто-черное и равнодушное. Что ждало их впереди? Все гадали, но никто не находил ответа. Разве мог хоть кто-то предположить, когда сеял хлеб по весне, что убрать его уже не придется? Что нужно будет собираться и уезжать куда глаза глядят, положившись на милость судьбы, в которую, по большому счету, никто в Далире не верил, равно как и в богов.
Тяжелые вздохи, всхлипывания, сдавленные стоны — звуки эти вскоре стали для Асгволда привычными. Он часами ходил, меряя шагами лагерь, и все думал, думал, думал. Размышлял о прошлом, о будущем. О том, что ждало их там, за горизонтом, среди вековых северных льдов. Мысли бродили по кругу, словно лошади на манеже, и никак не желали соскочить с наезженной колеи. Иногда ему чудилось, что все происходящее лишь дурной сон, что он скоро пробудится, и дурман вмиг рассеется, развеется без следа, и тогда они все со смехом и легким изумлением будут вспоминать странное ночное видение. Быть может, кто-то решит показаться лекарю. И в самом деле, разве способно здоровое сознание породить нечто подобное?
Но сон не заканчивался, и Асгволд готов был рвать на себе волосы. Хотелось выть, чтобы исторгнуть боль из груди криком. Но он не мог. Он князь, на него смотрят люди. Глядят с надеждой и верой. И тогда он закусывал кулак или запястье, раздирая руку почти что в кровь, но не позволял ни единому звуку сорваться с губ.
Ночь проходила, и снова становилось немного легче. Он собирал самого себя в кулак и отдавал приказания. Он князь и не имеет права распускаться. Только иногда отчего-то тоненько щемило в груди, но он не обращал внимания. Все пройдет.
Джерита молча следила за ним, не сводя встревоженного взгляда. По ночам, дождавшись, пока усталость наконец-то сморит супруга, она садилась рядом и принималась молча гладить его по голове, перебирать волосы, и тогда Асгволду становилось немного легче, и он с благодарностью пожимал ее пальцы. Время от времени она шла к лекарям и приносила какой-то дурно пахнущий отвар. Он не спрашивал, что в нем, а просто без звука принимал и пил. Вскоре боль в груди отступала, тугой узел в горле развязывался, сознание прояснялось, и князь снова вел осиротевший народ вперед, вселяя уверенность в сердца решительным, спокойным видом.
