Конечно, Куруфину и Келегорму хватало забот и тревог — твари Моргота стали чаще пытаться проникнуть в Эстолад, но стражи прохода Аглон не дремали, и нередко сами Фэанариони с отрядами отражали нападения орков, не оставляя тьме ни малейшего шанса проникнуть на юг.

Некоторая суматоха началась с прибытием Ириссэ, подъехавшей к крепости в один из ясных, но морозных дней. Кузину радостно встретил Тьелкормо, и на некоторое время они почти что пропали. Зимние охоты и бешеные скачки по бескрайней заснеженной равнине, черные звездные ночи у костра под навесом, укрывавшим их от ветра, кратковременное возвращение и снова свобода!

Куруфин вначале пытался образумить брата, а потом решил не мешать тому радоваться встрече с подругой. Постепенно они оба подуспокоились, и прибывание Аредэль в Химладе больше не лишало его одного из лордов.

Дева достаточно долго жила с кузенами, иногда самостоятельно отправляясь на юг, проведать Амбаруссар, а точнее поохотиться и в их землях. Однако неизменно возвращалась в Химлад, не желая отправляться к братьям или отцу в Хитлум.

Тем утром она в очередной раз простилась с гостеприимными лордами, легкомысленно махнула на прощание рукой Лехтэ и удивилась, что среди провожавших ее нолдор не было Тьелпэринквара.

— Сын уехал, — пояснил Искусник. — Вернется нескоро: решил с отрядом выбрать места для нескольких скрытых сторожевых башен на самом севере Аглона.

Аредэль кивнула, легко вскочила в седло и направилась на юг, к близнецам, как предполагала тогда она.

— Владыка Кирдан, — немного смущаясь, обратился гостивший в гаванях Финдекано к отцу Армидель, — могу я воспользоваться вашей мастерской?

Тот улыбнулся в ответ светло и понимающе, будто в самом деле умел читать в глубинах фэар живых существ, а после кивнул:

— Разумеется. Любой из них.

— Благодарю.

Был поздний вечер, и сквозь распахнутые окна в одну из многочисленных гостиных дворца врывался яркий свет Исиля, обрамленный нежным, загадочным мерцанием звезд. Нолофинвиону не спалось. Он только что проводил возлюбленную в ее покои, однако волнение, бурлившее в крови, говорило, что самому ему уснуть сегодня вряд ли удастся. Перед глазами стояло лицо Армидель, окруженное серебристым сиянием, и ее улыбка, от которой начинала гулко биться кровь в ушах и кружилась голова. Чувства требовали немедленного выхода, грозя в противном случае разорвать изнутри, и Финдекано после недолгого размышления понял, что мастерская будет идеальным выходом.

Он прошел в свои покои и, достав походную сумку, вынул из внутреннего кармана бережно завернутый в тряпицу камень. Молочный опал. Он нашел его во время разведки месторождений в горах Ломинорэ и сразу понял, что блеск его напоминает ему о прекрасной дочери Кирдана, о ее ясных глазах и приветливой улыбке. Фингон сохранил его, а после постоянно возил с собой, веря, что настанет его час и камень сам подскажет, чем именно он пожелает стать.

«Ожерельем для Армидель», — понял наконец Нолофинвион, сжав опал в руках.

Покинув покои, он спустился на нижние этажи дворца. Уточнив у одного из фалатрим направление, он открыл нужную дверь и огляделся. Столы, верстаки, полки с инструментами. Все то же самое, что можно встретить в мастерских нолдор. Почти. Быть может, дети моря были не столь искусны, как их дальние родичи, однако и им, разумеется, приходилось постоянно что-нибудь делать для собственных нужд.

Фингон подошел к одной из полок и уверенно отобрал необходимый ему инструмент. Затеплив свечи, он устроился у стола и, глубоко вздохнув, задумался, каким должен стать подарок.

Исиль все так же светил в окошко и словно о чем-то шептал. Лицо любимой стояло перед глазами нолдо, и он, сжимая камень в руках, с каждой минутой все ясней осознавал детали замысла. Лилия — цветок, который напомнила ему сегодня Армидель, когда они гуляли в саду. Они сидели в беседке, и Финдекано играл мелодии на маленькой ручной арфе, чаще аманские, однако случалось и импровизировать. Тогда музыка шла прямо из сердца, из глубин фэа. Конечно, ему было не сравниться с тем же Макалаурэ, но он и не стремился. Фингон пел о чистом свете, что ярче Древ, указующем путь в ночи, и дочь морского народа улыбалась ему. И в ее лице, в сиянии голубых глаз читал он все то, чего еще ни разу не произнесли уста. То, что рвалось из глубин сердец, его и ее. Любовь.

Финдекано работал, и руки его действовали словно сами по себе, и вскоре из камня начали проступать очертания лилии. Закончив, он осмотрел ее и кивнул. Это было именно то, что хранил в себе опал, только что явивший свою истинную суть, а, значит, у него получилось. Теперь требовалось подобрать для него достойную оправу. Серебро. Тут даже сомнений быть не могло. Что еще лучше него подойдет и камню, и самой Армидель?

Убрав со стола инструменты, он достал другие, для работы по металлу, и процесс творения продолжился. Оправа напоминала веточки деревьев. Они оплетали лилию в изящную витую раму, соединяясь по бокам и превращаясь в колье. Закончив, Нолофинвион принялся закреплять камень, а когда поднял глаза, то увидел, что за окном из-за горизонта уже поднималась ладья Ариэн.

Вздохнув глубоко, он провел ладонью по лицу и, еще раз оглядев подарок, удовлетворенно улыбнулся и бережно завернул его в тряпицу — пора было искать Армидель.

Однако сперва все же следовало хоть немного привести себя в порядок и сменить одежду. Поднявшись в покои, он умылся и переоделся в чистую рубашку и новую нарядную котту. Повесив на пояс кинжал, остался наконец доволен своим внешним видом и спустился в столовую. Он чувствовал, что сегодня что-то произойдет. Слова любви. Они сквозили в каждом взгляде, в каждом жесте, которыми обменивались сын Нолофинвэ и дочь Кирдана Корабела. И все же до сих пор они не произносили их вслух. Словно ждали чего-то. Быть может, той самой заветной минуты, которая сделает объяснение неповторимым, запоминающимся? Или просто не пришел еще час для того, чтобы их сказать. Ведь каждому слову отведено свое особое время. Как ноты в музыке, которые должны следовать одна за другой, ни в коем случае не обгоняя, но и не задерживаясь по пути.

Фингон поздоровался с Кирданом и еще раз непроизвольным движением нащупал лежащий в кармане котты подарок.

Вновь отворилась дверь, и вошла Армидель. Глаза нолдо вспыхнули, и в их глубине отразились восхищение и восторг. Он подошел и, прошептав: «Ясного утра», взял деву за руку и поцеловал ее пальцы.

Завтрак прошел в молчании. Нолдо и дочь моря то и дело обменивались взглядами, и Владыка с женой, должно быть, понимая их состояние, не хотели мешать.

Чуть позже, встав из-за стола, Финдекано подал Армидель руку, и они направились в сад.

— Быть может, спустимся к морю? — предложила дева, и он кивнул в ответ.

— Давай.

Влюбленные переплели пальцы и пошли к причалу. Шумел прибой, набегая на каменный пирс и рассыпаясь веселыми солеными брызгами. Кричали чайки, и эти звуки проникали в душу, шепча о чем-то неведомом, но волшебном. Они обещали, и Финдекано, слушая их, с каждой минутой все отчетливей понимал, что больше не сможет молчать.

— Я люблю тебя, — сказал он, когда они шли по длинной песчаной косе, стрелой вдававшейся в залив.

Остановившись, он посмотрел дочери Кирдана в лицо. Та подалась к нему навстречу, глаза ее вспыхнули счастьем и радостью.

— Я люблю тебя, — повторил он, обнимая Армидель. — Ты будешь моей женой?

Ответ он угадал еще до того, как тот прозвучал. Дева протянула руку и, проведя пальцем по его скулам и губам, отвела одну особенно непослушную прядь за ухо.

— Конечно, да, — ответила она и, выдохнув, на одном дыхании повторила: — Да, я выйду за тебя. Я тоже люблю тебя, Финдекано Нолофинвион.

Тогда он достал из кармана сделанное ночью ожерелье и, чуть отведя в сторону локоны Армидель, надел подарок ей на шею. Она осторожно дотронулась до камня, и свет опала отразился в ее глазах. Фингон наклонился и, бережно коснувшись губами уст любимой, поцеловал ее.