Налетевший порыв ветра смешал их волосы, перепутав черное с серебром. Платье Армидель трепетало, словно крылья птицы. Они стояли, прижавшись друг к другу, не в силах разомкнуть объятия, и поднявшийся над морем Анар освещал их фигуры, и те казались портретом, заключенным в огромную золотисто-розовую раму.

Наконец Финдекано смог оторваться от губ любимой и, глотнув воздуха, счастливо улыбнулся. Армидель же положила голову ему на плечо. Они стояли и думали о том, что уготовила им судьба. Однако ни он, ни она не пытались заглянуть в грядущее, убежденные, что сумеют преодолеть любые невзгоды и смогут жить так, как они захотят.

На далеком Севере над Железными горами уже несколько дней курился дым. Орки, которых командиры согнали, ничего толком не объяснив, с тревогой и нетерпением поглядывали на пики, гадая, не ожидает ли их в ближайшее время большая битва.

— Я бы не отказался, — сказал один из молодых и, сплюнув сквозь зубы прямо на потрескавшуюся от жара землю, почесал грудь. — Война — это хорошо. Война — много добычи.

Стоявший рядом и слышавший эти слова десятник подумал немного и, размахнувшись, залепил говорившему подзатыльник. Тот тоненько заскулил.

— Не болтай о том, чего не понимаешь, — со знанием дела, веско заявил он, и все шепотки вдруг как-то разом смолкли.

Орки обернулись и посмотрели на ближайшую вершину. Поговаривали, что должен обратиться с речью Владыка Майрон, однако пока ни он, ни кто-либо другой из вышестоящих командиров не появлялся.

На равнинах Ангамандо горели сотни костров, на которых ирчи жарили пищу. Впрочем, многие предпочитали есть мясо прямо так, сырым. Небо закрывали густые черные тучи, и дымы костров, поднимаясь вверх, вливались в них. То и дело сверкали багряные молнии. Слышалось бряцанье оружия и редкие резкие крики. Однако, если бы кто-нибудь из тварей осмелился нарушить приказ и спуститься в подземелья, то он услышал бы совершенно другие звуки: вопли боли и ярости. Там, уже который месяц подряд, помощник Властелина самолично пытал доставляемых к нему эльфов, стремясь вызнать, какие планы имели их лорды и командиры. Однако, к его величайшему неудовольствию, нолдор попадалось мало, а лесные жители ничего не могли сказать. Впрочем, и те, и другие предпочитали скорее умереть, чем сдаться или сломаться. Саурон в раздражении мерил шагами подземелья, однако изменить ситуацию у него не получалось.

— Довольно пока, — отрывисто приказал он подручным и сделал нетерпеливый жест.

Те схватили терзаемых до сих пор эльфов и поволокли в камеры. Майрон постоял еще немного, размышляя, а потом направился в тронный зал. Там, опустившись на колени, он заговорил:

— Повелитель, они ничего не знают.

Тот, кого нолдор звали Моринготто, издал низкий гортанный рык, напоминающий звериный, и ударил кулаком по подлокотнику трона. С потолка посыпалась мелкая каменная крошка.

— Эти эльфийские твари строят крепости на самой границе наших владений и наращивают силы. Мы больше не можем ждать. Готовься к выступлению. Надо смести их, пока они не окрепли.

На губах Саурона появилась и почти сразу пропала тонкая змеиная усмешка.

— У меня все готово, мой господин, — доложил он.

— Отлично. Я позабочусь, чтобы дороги стали проходимы для наших воинов.

— Какие известия с севера? — обеспокоенно спросил Финголфин вошедшего командира разведки Барад-Эйтель.

— Плохие, аран, — ответил тот. — Дороги и тропы обледенели, несмотря на то, что еще осень и буквально на днях лили дожди. Всадникам почти невозможно доехать до Ард-Гален, которая сейчас похожа на застывшее море.

Нолофинвэ вздрогнул, вспомнив Вздыбленные льды, но ничего не сказал верному насчет такого сравнения.

— Думаешь, Моргот расстарался?

— Предполагаю, — после некоторого молчания последовал ответ. — Но зачем, не могу понять: его армия также не сможет преодолеть лед, а если будет продвигаться медленно, то наши лучники будут долго сдерживать такое наступление.

Финголфин кивнул и, постучав пальцами по столу, распорядился усилить дозоры, а сам принялся в очередной раз изучать карты, планируя возможные места боев. Он чертил схемы, предполагая, что основной удар Врага придется на Хитлум.

За этим занятием его и застал вызов Маэдроса, сообщившего, что почувствовал злую магию Моргота и что Железные горы выглядят немного иначе. Теперь ночами по ним то и дело пробегают темно-красные огоньки, а небо над Ангбандом светится неприятным мертвым заревом, словно в нем отражаются тысячи пожаров.

— Ноло, Химринг не даст Морготу проникнуть на юг Белерианда. Мои воины готовы вступить в бой каждое мгновение, — спокойно произнес Майтимо. — Но я не знаю, чего ожидать от Врага. Его магия сильна и опасна. Будь готов к любому коварству. И предупреди своих.

Финголфин кивнул, хотя и сам понимал все, о чем говорил племянник. Уловив эмоцию дяди, Маэдрос все же решил добавить:

— Звучит очевидно, понимаю. Но… Ноло, я правда знаю, как ощущается магия Моргота, разная, но всегда злая. Сейчас он готовит что-то серьезное, это будет не просто несколько отрядов ирчей.

— Мне рассчитывать на твою поддержку?

— И я, и братья будем сражаться с силами убийцы деда и отца. Не думай, что останешься один против Ангамандо.

Ровный и спокойный голос Нельяфинвэ контрастировал с эмоциями, что передавал камень. Белое пламя разгоралось, жаждя найти выход, выплеснуться на тварей, уничтожить все порождения тьмы и защитить, сберечь всех, кто был дорог Маэдросу.

Закончив разговор, Нолофинвэ незамедлительно вызвал гонца и распорядился доставить небольшой свиток Финдекано, гостившему в гаванях. Всего пара строк — это был срочный вызов лорда Дор Ломина, чье участие в обороне земель нолдор являлось необходимым. А еще Финголфин хотел, чтобы сын не находился от него так далеко, когда опасность неумолимо приближалась.

Тучи третью неделю к ряду застилали небо. Низкие, темные, они ежедневно проливались дождем или даже роняли отдельные хлопья снега, превращавшегося на земле в грязь. Резкий злой ветер быстро выдувал тепло из-под плащей нолдор, несших дозор на стенах крепости Маглоровых Врат.

Сам лорд в последнее время все чаще отправлялся с разведчиками на север. И если верные внимательно осматривали окрестности, то Кано порой даже прикрывал глаза, чтобы не мешать себе слушать. Что именно он хотел обнаружить, менестрель пока не знал, но однажды ночью, как раз перед затянувшейся непогодой, его разбудил фальшивый, крайне неприятный звук. Больше он не повторялся, но его эхо продолжало беспрепятственно гулять по Ард-Галену, отражаясь от Железных гор и возвращаясь к Вратам. Что породило его, Макалаурэ не знал, но из-за фальшивости и омерзительности он был уверен, что впервые тот возник в глубинах Ангамандо.

Канафинвэ удвоил дозоры на стенах и рядом с крепостью, а сам в очередной раз направился на север, силясь разгадать замысел Врага.

Неожиданно Макалаурэ вздрогнул, ощутив злую волю падшего валы, его силу и… самонадеянность. Моргот хохотал, предвкушая скорую победу, а ледяной ветер доносил его мерзкий смех до крепости менестреля, желая напугать нолдор и подавить их волю.

Не желая более скрываться, Макалаурэ запел, стремясь заглушить даже отголоски гадкого звука. Сначала было тяжело. Голос не желал подчиняться менестрелю, срывался, мешая чисто взять нужную ноту. Однако пламя фэа, дремавшее, но не угасшее, вспыхнуло вновь — светло и ярко. И стылое утро наполнилось удивительной мелодией, доброй, ласковой и беспощадной к силам тьмы.

Песнь Канафинвэ долетела до Эред Энгрин, ударила в пики Тангородрима и заставила хозяина северной твердыни в ярости стукнуть кулаком по своему же трону и незамедлительно зашипеть от боли, но не в руке, а в голове. Камни, плененные и скованные заклятой короной, ярко вспыхнули, отзываясь на призыв сына их создателя.

— Недолго тебе петь осталось, — прошипел Моргот. — Скоро встретишься со своим отцом!