Под взглядом мужа Лехтэ отчего-то смутилась и, дернув плечом, отставила в сторону кружку с напитком.

— Хочу танцевать, — объявила она и поднялась текучим движением.

Лучи Исиля блеснули, запутавшись в ее темных густых волосах. Эллет плавно повела рукой, затем другой, потом чуть качнулась и, наконец, начала танец, следуя за только ей слышной мелодией. Лехтэ кружилась то быстрее, то медленнее, и платье обвивало ее ноги, обрисовывая стройный стан. Птицы запели громче, словно восхищались, а, может, просто упивались красотой ночи. Сидевший неподвижно Искусник внимательно наблюдал, затем вскочил и обвил руками талию жены. Нолдиэ положила ему ладони на плечи, и вот уже они оба закружились в танце, все убыстряя и убыстряя темп. Казалась, мелодия, которой они подчинялись, звучала все громче. Наконец, взорвавшись последним бурным аккордом, она смолкла, и эльфы тоже замерли, слушая воцарившуюся внезапную тишину, наполненную дыханием ночи.

— Ты знаешь, — задумчиво проговорил Курво, — я наконец понял. Чтобы наш ребенок пришел в этот мир, мне и самому нужно подготовиться к его приходу. Я должен привести фэа к тому состоянию, какой она была до искажения Клятвы.

Лехтэ посмотрела на мужа внимательно и, по-прежнему не убирая рук с его плеч, покачала головой и нежно улыбнулась:

— Только характер, пожалуйста, не меняй.

— Нравится? — не удержался от вопроса Куруфин.

— Да, — честно ответила жена.

— Не скучаешь по Атаринкэ из Амана? Он был мягче меня и не таким вредным.

Лехтэ в ответ пожала плечами:

— Не знаю, не могу сказать. Мне дорого каждое прожитое мгновение, но тот аманский Атаринкэ идеально подходил аманской Лехтэ. Я ведь тоже стала другой. А сейчас меня больше устраиваешь ты. Такой, какой есть, вместе со своим ехидством и вредностью. Так что ты все-таки не меняйся. А раны, нанесенные душе, я помогу тебе залечить.

— Благодарю, — прошептал Курво и еще долго стоял, глядя любимой в глаза и любуясь в них отражением звезд, а после наклонился и ласково, нежно, однако в то же время со страстью поцеловал.

Подхватив жену на руки, он отнес ее на приготовленное для сна ложе из одеял и лапника, и новая мелодия любви влилась в общую музыку ночи.

====== Глава 135 ======

Теплое, ласковое дыхание ночи, щедро замешанное на свете звезд и сдобренное густыми ароматами медвяных луговых трав, ворвалось в спальню. Макалаурэ вздрогнул и, распахнув глаза, привычным быстрым цепким взглядом осмотрел покои и сел в постели.

Сначала он и сам не понял, что его разбудило. Просто вдруг сквозь сон показалось, что кто-то позвал его. Однако мелиссэ рядом мирно спала, уютно положив под щеку ладонь, и муж на некоторое время залюбовался ею. Затем он наклонился и, оставив на ее шее невесомый, ласковый поцелуй, поднялся и надел штаны и рубаху.

Зов повторился, и Фэанарион наконец понял, кому тот принадлежит. Он быстрым, бесшумным шагом пересек спальню и подошел к стоявшей около окна колыбели. Маленький сын, очевидно заскучав, звал отца, а заодно развлекал себя, бессознательно пытаясь сотворить магию. Он шевелил в воздухе над головой ручками, и когда с пальцев срывались крохотные голубоватые искры, беззвучно смеялся, широко разевая еще беззубый рот. Заметив своего атто, эльфенок рассмеялся уже в голос и потянулся к нему, а Макалаурэ, наклонившись, взял сына и прижал к груди.

Алкариэль заворочалась во сне, и тот тихо прошептал сыну:

— Давай-ка мы с тобой выйдем — не будем мешать аммэ отдыхать.

Осторожно прикрыв за собой дверь спальни, Фэанарион вошел в детскую и, распахнув окно, поднес малыша так, чтобы тому был виден усаженный цветами и деревьями сад. Эльфенок радостно засмеялся, а его отец подумал, что еще совсем недавно о подобном счастье, рождении сына, он даже не мечтал.

Снова вспомнились холодные Чертоги Мандоса, его пронизанные страхом и чарами тьмы стены и равнодушные стражи, в любой момент готовые выполнить приказ своего владыки и убить, навечно стереть фэа из мироздания.

Макалаурэ крепче прижал к груди теплое тело сына, и улыбка Алкариэль, воспоминания о ее ласках и счастливом, жизнерадостном смехе согрели душу. Он сел на стул и, устроив малыша на собственном колене так, чтобы ему было лучше видно, вытянул вперед руку и сотворил из света звезд призрачную, сияющую прозрачным серебристым светом фигуру оленя. Малыш загулил, потянул к нему ручки, и тогда отец создал такую же фигуру зайца. Животные побежали через поля наперегонки, и на их пути начали вырастать густые, пронизанные радостью и светом леса, широкие бурные реки и крепости нолдор, высокие и могучие, словно скалы, что их окружали.

Сын захлопал от восторга в ладоши, и Фэанарион погладил его по голове, мысленно благодаря Единого за посланное ему благословение.

Спать не хотелось, поэтому лорд Врат одел эльфенка потеплее и вышел с ним в сад. Сидевшие на ветках яблонь птицы, завидев малыша, перелетели поближе к нему и зачирикали на разные голоса, приветствуя.

Ласковый летний ветер подхватил разбросанные Исилем серебристые искры и закружился, щекоча ребенка. Тот снова радостно засмеялся, пытаясь достать его в ответ, и наблюдавший за этой игрой Макалаурэ вдруг понял, как следует назвать малыша.

«Сурелайтэ, — подумал он и ясно, до самой глубины фэа осознал, что именно это имя подходит сыну больше всего. — Сурелайтэ Канафинвион. Ибо будет он, словно летний ветер, стремиться вперед, пытаясь дойти до края мироздания и все познать, и, словно летний ветер, будет нести с собой благословение».

Макалаурэ на мгновение замер, стремясь запомнить охватившее душу спокойствие и умиротворение, а после, выйдя с сыном на середину поляны, запел.

Природа приглушила свои голоса, благоговейно внимая, и даже сверчки, казалось, перестали стрекотать. Ночь плыла, окутывая легким, прозрачным покрывалом снов землю, и менестрель вдруг понял, что путь народа квенди не закончен, а только начинается.

Он долго еще гулял с Сурелайтэ по саду, а после, когда сын начал наконец задремывать, поднялся в покои и, уложив его, разделся сам и лег в постель, бережно и нежно обняв жену. Алкариэль пошевелилась и сонно спросила:

— Что-то случилось?

— Ничего, — ответил Макалаурэ и, не удержавшись, погладил любимую по плечу и, крепче прижав ее к себе, поцеловал. — Просто пора собирать праздник Эссекармэ{?}[праздник наречения имени у эльдар].

— М-м-м? — все еще в полусне, заинтересованно промычала Алкариэль. — И как ты его назвал?

Фэанарион коснулся губами шеи жены и, медленно проведя ладонью по ее бедру, ответил:

— Сурелайтэ.

— Красивое имя, — ответила та и, потянувшись навстречу, запустила пальцы в волосы мужа. — Расскажешь утром подробности?

— Обязательно, — пообещал Макалаурэ и, заключив жену в объятия, обжег ее кожу горячим стоном. — Иди ко мне, melmenya…

— Анайрэ, любимая, ты все же здесь, ты пришла, — фэа Нолофинвэ металась, стараясь дать супруге понять, что он чувствует ее присутствие и рад, несказанно рад быть вновь рядом с ней. Однако все попытки остались тщетны — тело так и не захотело откликнуться на зов души. Финголфин видел, как жена нежно перебирает его волосы, как ласково проводит пальцами по щекам, берет за руки и зовет, зовет, зовет… А он, точнее его фэа, не видит дверь, не знает, как вернуться и обнять ту, что дороже всех сокровищ Арды.

Анайрэ долго сидела рядом с мужем, и слезы медленно катились по ее щекам, изредка капая на подушку супруга.

— Неужели ты не вернешься? — с горечью и болью прошептала она и почти без сил упала ему на грудь. Дыхание Финголфина чуть сбилось, но тут же вновь выровнялось и стало, как прежде, редким и неглубоким. Нолдиэ обнимала мужа, умоляя валар помочь им, но Стихии оставались глухими к ее отчаянным мольбам. Наконец она встала и, бросив еще один взгляд на любимого, вышла.

Нолофинвэ вновь остался один. Конечно, приходили целители, ухаживали за ставшим бесполезным роа, несколько раз навещал старший сын и внук, приезжала дочь. Одним коротким зимним днем влетел недавно вернувшийся в Белерианд Аракано. Младший Нолофинвион на удивление не спешил покидать Аман, стараясь привести за собой как можно больше эльдар.