— Соболезную. У нас воинов много, а у них семьи, и все есть хотят.

— Семь детей, госпожа, и пятнадцать внуков! Пожалей мои седины. Представляешь, каково их всех содержать? Тридцать семь кристаллов.

— Семнадцать. У нас с мужем тоже скоро внуки пойдут. Ты в курсе, как долго растут дети эльдар?

— Тридцать два. Этих моллюсков дочери эмира собирали!

— Что, прямо собственными руками? Девятнадцать, и мои личные письменные извинения перед дочерьми эмира.

Дежурившие у ворот стражи слушали, затаив дыхание. Было ясно, что ткань, в конце концов, перейдет в руки эллет, и теперь всех интересовало, на какой цене они с гномом сойдутся.

— У вас, нолдор, столько крепостей! — распалялся Дув. — Тридцать один бриллиант.

— И всех их надо содержать, — не уступала Лехтэ. — Двадцать один.

— Еще скажите, что за счет Химлада! Двадцать семь.

— Двадцать пять и моя личная благодарность за вклад в укрепление дружбы между нолдор и наугрим.

Дув не выдержал и махнул рукой:

— Эх, что с вами поделать, госпожа! Договорились! И благодарю за сделку. Я вез этот шелк из Харада и уже думал, что не продам. Даже ваш родич Карнистир в конце концов отказался покупать ткань.

Лехтэ и науг ударили по рукам, и в этот самый момент за их спинами раздался тихий ехидный смех:

— И я даже нисколько не удивлен.

От неожиданности Тэльмиэль чуть не подпрыгнула:

— Мельдо! Ты давно тут стоишь?

— Что, не заметила? — поднял брови Курво. — Давненько, признаться. Я сидел в гостиной и вдруг сердцем почувствовал, что происходит нечто интересное, и что я себе не прощу, если пропущу это зрелище. Так значит, двадцать пять бриллиантов?

— Именно так, — подтвердил Дув.

— Что ж, ткань действительно хороша.

Он достал из-за пазухи кожаный мешочек и отсчитал требуемое количество. Лехтэ порывисто обняла и поцеловала мужа:

— Благодарю! Побегу тогда делать наряды для сына и Ненуэль.

Курво улыбнулся:

— Уверен, выйдет великолепно. А в кладовых еще есть золотая парча.

— Отлично!

— Только давай, я сам донесу. Тяжеловато все-таки.

Супруги ушли, забрав купленное, а наугрим отправились в гостевые покои, довольные тем, что цель их долгой поездки наконец достигнута.

В открытое окно долетели протяжные, нежные звуки флейты, и Итариллэ, работавшая над чертежом фонтана, подняла взгляд и светло, немного мечтательно улыбнулась.

— Совсем как весной, — прошептала она.

Настроение ее тоже все последние дни, несмотря на уже по-осеннему низкие, хмурые тучи и желтеющую листву на деревьях, было удивительно приподнятым. Хотелось смеяться, танцевать, и даже работать принцесса Ондолиндэ понуждала себя с трудом. Фэа радовалась, словно долго ждала и теперь дождалась чего-то.

Решив в конце концов, что до весны фонтан все равно не понадобится, дева свернула пергамент и, закрыв чернильницу, поднялась.

«Пора пойти, прогуляться немного», — подумала она и быстрым шагом пересекла кабинет, выйдя в один из коридоров дворца.

Витые арки галереи убегали вправо и влево. Искусно вырезанная листва на стенах и потолке казалась почти настоящей, так что можно было решить, будто вокруг и впрямь живой лес. И только стоявшие в дверях стражи напоминали, что это дворец короля.

— Вы не видели Туора? — спросила Итариллэ у ближайшего воина.

— Был на тренировочной площадке, — ответил тот.

— Благодарю.

Принцесса свернула в боковой коридор, который вел на задний двор, и перед глазами ее вновь, уже в который раз за последние дни, встала широкая, искренняя улыбка приемного сына дяди Финдекано и ясный свет его глаз. Туор в первые дни знакомства успел рассказать ей новости из гавани фалатрим, передал привет от кузена Эрейниона и посетовал вместе с ней, что родичи до сих пор не имели возможности познакомиться лично.

— Но я уверен, что еще все впереди, — сказал он ей тогда.

— Благодарю, — с улыбкой ответила Итариллэ и подумала, что Туор очень приятный в общении юноша.

Теперь же она, покинув дворец, пересекла мощеный мраморными плитами двор и отправилась туда, откуда слышался отдаленный звон мечей. Волна прохладного воздуха ударила принцессе в лицо, остудив разгоряченные мысли. Она закуталась плотнее в свой любимый голубой шерстяной плащ и стала там, откуда было лучше всего видно происходящее на посыпанной песком прямоугольной площадке. По-видимому, Глорфиндель в этот раз решил лично оценить силы нового родича короля и теперь без всякой жалости гонял Туора. Тот, впрочем, выглядел вполне довольным происходящим. Легко и даже с видимым удовольствием он отражал удары лорда, а при любой возможности нападал сам.

«Сколь по-разному растут дети эльдар и атани, — подумала Итариллэ. — Туору почти восемнадцать лет, и любой эльфенок в этом возрасте еще совсем дитя, тогда как приемный сын дяди отличается от взрослого нэра лишь более мягкими чертами лица и доверчивым выражением глаз».

Кольчуга Туора и его шлем лежали на ближайшей скамейке. Роа было защищено лишь тонкой тканью белой рубашки, совершенно не скрывавшей его мощных мышц. Фигура адана дышала силой, и Итариллэ совершенно не удивилась, когда Глорфиндель в конце концов, вложив меч в ножны, объявил:

— Твой отец тебя хорошо натренировал, Туор, сын Фингона. Ты действительно ценное приобретение для армии Ондолиндэ.

— Благодарю, — широко улыбнулся юноша.

Принцесса весело крикнула:

— Поздравляю тебя!

Туор обернулся и, похоже, только сейчас заметил гостью. Щеки его на короткое мгновение порозовели, однако он быстро взял себя в руки. Проворно натянув кольчугу, юноша подошел к принцессе и учтиво склонил голову:

— Ясного дня, госпожа.

— Тебе тоже, Туор, — ответила она. — И можешь звать меня просто по имени, Итариллэ.

— Благодарю, с удовольствием.

Глорфиндель тоже наскоро привел себя в порядок и объявил:

— Раз так, то мы на сегодня, пожалуй, закончим. Продолжим утром.

— Я непременно приду, — пообещал адан и вновь перевел взгляд на принцессу.

Несколько мгновений она молчала. Наконец, спросила:

— Ты видел город?

— Лишь отчасти, — признался гость.

— Хочешь, я покажу тебе его?

— Буду благодарен.

Идриль приглашающе кивнула, и они направились к широкой лестнице, ведущей на главную площадь перед дворцом.

— Ты видел малинорни? — спросила принцесса.

Ее спутник покачал головой:

— Нет. Что это?

— Дерево с серебристой корой. Осенью листья становятся золотыми, а весной опадают. Тогда на их месте появляются новые — зеленые сверху и серебряные снизу, а на ветвях распускаются золотые цветы. На синдарине их называют маллорнами.

Туор задумался и вновь покачал головой:

— Нет, не видел, хотя слышал о таких от отца. Он говорил, они растут в Амане.

— Верно. Жена Глорфинделя привезла оттуда несколько орехов и посадила в Ондолиндэ.

— Я очень люблю сосны, — признался Туор. — В детстве мог часами гулять по лесам Ломинорэ. Еще березы нравятся и дубы.

— Я вишни люблю и яблони, — ответила ему в тон Итариллэ. — Весной они цветут необыкновенно, незабываемо.

Они шли бок о бок, и разговор лился плавно и легко, как ручеек на равнине. Туор время от времени хмурился, глядя по сторонам, и тогда в лице его, в остром, внимательном взгляде проглядывали черты того нэра, каким он обещал стать совсем скоро.

— Тебе не нравится Гондолин? — наконец спросила Идриль.

Юноша покачал головой:

— Он прекрасен. Но я не могу не думать, сколь сильно он уязвим.

— А вместе с ним и жители?

— Да.

Некоторое мгновение принцесса молчала. Наконец, она призналась:

— Я рада, что кроме меня это наконец заметил хоть кто-то. Я говорила о своих опасениях отцу, когда мы только приехали в долину Тумладен, но он неизменно отвечал, что здесь безопасней, чем в Виньямаре.

— С этим я бы поспорил, — откликнулся живо Туор. — Тот город защищен горами, обширными топями и морем. Я был там, и мне показалось, что его отстоять можно без большого труда. А в случае необходимости и легко покинуть.