Охотник украдкой вздохнул с облегчением и улыбнулся. Раз ближайшие дни будут заняты хлопотами по части наряда, то можно не переживать, что она опять уйдет одна куда-нибудь на охоту.

После, оставив Тинтинэ в компании матери, Тьелкормо снова вернулся на то место, где произошел бой, но туши волколака уже не застал.

«Притворился мертвым и потом сбежал? Или произошло еще что-то? — подумал Турко. — Впрочем, все равно так или иначе надо рассказать о произошедшем Курво и Тьелпэ».

Почти два дня он пытался после снова найти след твари, но не смог. Еще долго он размышлял, кого же именно они повстречали в тот день.

«И если это один из майяр, то кто? И как сказался на нем бой?»

Он от души надеялся, что им удалось хотя бы ослабить силы, ранив фану твари, но понимал, что ответа они не узнают до самого дня нового боя с порождениями Тьмы.

— Как же мне надоело твое нытье! — воскликнула Индис, кладя фэа малышки на стол и выходя из покоев.

— Владыка! — воззвала вторая жена Финвэ. — Умоляю, позволь мне возродиться!

Ответом ей послужило молчание, и лишь холодный неприятный ветерок всколыхнул серый коридор Чертогов. Душа Индис вздрогнула и поспешила к мужу, надеясь застать того если и не одного, то хотя бы с внуком, а не Мириэль.

Оставленная ваниэ малышка продолжала громко плакать, но, к счастью для себя, первой ее услышала Лантириэль, бездомной тенью скитавшаяся среди душ погибших нолдор.

— Кто ты, кроха? — она подошла и взяла фэа на руки. — Не плачь, родная, — тихо произнесла дева, покачивая эльфенка.

«Такая маленькая, а уже здесь, — подумала синдэ. — И без родителей… Как же они не уберегли тебя?»

Однако плач крохи привлек не только Лантириэль. Гончая, выпущенная на волю Намо, взяла след и устремилась к ничего не подозревавшей синдэ и маленькой дочери Айканаро.

— Опять ты, тварь! — заметил призрачную псицу Макалаурэ. Кто должен был стать ее жертвой на этот раз, он не знал, но поспешил за ней.

Ворвавшаяся в покои гончая заставила синдэ вздрогнуть, но не отпустить эльфенка.

— Пошла вон! — строго сказала она, однако все же отступила на шаг.

— Отдай! — пролаяла Гончая.

— Нет.

— Отдай! Ты пожалеешь!

— Не смей угрожать ей! — фэа Макалаурэ влетела следом.

— Опять ты?!

Кано кивнул.

— Так будет всегда, пока ты не оставишь души нолдор в покое!

— Она не из нолдор, — пролаяла Гончая.

— Все равно. Уйди.

Клубок золотых нитей, выкованных голосом менестреля, приближался к слуге Намо. Псица хотела отправить в небытие всех, как поступила когда-то с пламенным сыном Финвэ, но побоялась задеть малышку, столь ценную для Владыки.

Бессильно клацнув зубами, она отступила, но Макалаурэ не позволил ей уйти.

— Посидишь здесь, — сказал он, глядя на пленницу в золотой клетке.

— Благодарю тебя, — воскликнула Лантириэль. — Скажи, кто ты?

— Канафинвэ Макалаурэ.

— Так вот почему ты показался мне похожим на… — она оборвала себя на полуслове.

— А ты?

— Лантириэль из Дориата.

— И Таргелиона, верно?

— Так ты все знаешь? — ахнула она.

— Морьо говорил мне о своей невесте. Пойдем к нам, не стоит бродить по Чертогам одной, — произнес он.

Синдэ кивнула:

— Ты не знаешь, чья это кроха?

— Могу лишь догадываться, — ответил Кано и рассказал о том, как они с отцом впервые встретили малышку.

— Так ты считаешь, что она из аданов?

— Нет. Кроха выбрала наш путь, навсегда отказавшись от людского в себе.

— Так можно?

— Как видишь. Ее отец — сын Арафинвэ.

— Короля оставшихся?

— Да.

— Зачем она Намо?

— Это мне неизвестно. Но он не получит ее!

— Ты позволишь заботиться о ней? — спросила Лантириэль. — Я не брошу ее, как та…

— Только если ты останешься с нами, — ответил Макалаурэ, стараясь не показать, что он в данный момент думает об Индис.

— Хорошо, — отозвалась Лантириэль. — Я буду рада, если примете меня.

— Ты — часть семьи.

— Но…

— Никаких «но». Ты ведь согласилась бы стать женой Морьо?

Синдэ печально кивнула.

Море мерно плескало волнами на берег, лаская ступни фаны отдыхавшего на берегу валы. Владыка вод прикрыл глаза, желая отстраниться от спетого им и его братьями мира. Однако его покой был нарушен хорошо знакомым, а потому раздражающим голосом.

— Мой брат Ульмо, какие новости из смертных земель ты можешь сообщить мне?

— Разве гобелены твоей супруги не запечатлевают каждое событие мира? — вопросом ответил вала.

— Ты прекрасно знаешь, что должно пройти время, — упорствовал Намо. — Мне же нужно знать все, что происходит сейчас по ту сторону моря.

— Мой бывший брат копит силы и создает диковинных зверей. Однако цель его все та же — разрушение.

— Неплохо, можно даже сказать хорошо, — проговорил владыка Мандоса.

— Ты это о чем? — всполошился Ульмо.

— О твоих источниках, — он хохотнул, — информации.

— Даже затхлые воды его владений подчиняются мне, а не ему, так что…

— Разумеется, мой дорогой Ульмо, разумеется. А как там твой нолдо? Достроил сокрытый град?

— О да! Турукано воспользовался моим советом, и ты только посмотри, какое дивное королевство он воздвиг!

Образы Гондолина, переданные владыке вод волнами Сириона, крайне понравились Намо.

— Он великолепен, мой дорогой Ульмо! Ты только погляди — окружен горами, с единственным входом.

— Да, враг не сможет отыскать его или же взять силой — он открыт только с воздуха, — подтвердил Ульмо.

— Прекрасно! Я очень рад и благодарю тебя, брат, — прошелестел Намо и удалился так же незаметно, как и возник.

Ульмо лениво перевернулся на живот, продолжая прерванный отдых, и не знал, что владыка Мандоса не спешил возвращаться в Чертоги — в небольшой сокрытой от посторонних глаз бухте его уже ждала Уинен, готовая передать все, что пожелает владыка, его мятежному брату.

Небо с самого утра было почти по-летнему теплое. Всходивший Анар золотил уже немного пожухлые травы, верхушки елей и сосен. Теплый ветер играл в саду крепости Химлада по-осеннему яркой листвой. Убранные разноцветными лентами и маленькими серебристыми колокольчиками ярко-желтые яблони, вишни и полыхавшие багрянцем клены красовались друг перед другом и как будто шептались.

«О чем, интересно?» — подумал Тьелпэ и бросил быстрый, задумчивый взгляд на окна мастерской.

Гостившие в Химладе гномы попросили разрешения воспользоваться инструментами эльфов и пока до сих пор не показывались. Младший лорд не хотел беспокоить бородатых, однако любопытство от этого меньше не становилось.

Куруфинвион вдохнул полной грудью свежий, пахнущий травой и спелыми яблоками воздух и подумал, что пора идти одеваться к предстоявшему торжеству. Кивком поприветствовав показавшегося в дверях донжона дядю Тьелкормо, он взбежал по винтовой лестнице в свои покои и, быстро приведя в себя в порядок, надел приготовленную еще с вечера аммэ нарядную рубашку и расшитую золотой ниткой котту.

— Даже не спорь, йондо, — решительно заявила ему накануне вечером Лехтэ. — Я понимаю, что ты нэр и воин, но второй возможности женить собственного ребенка мне не представится. Поэтому и на помолвке, и на свадьбе ты, Тьелпэ, будешь блистать.

— Но, аммэ, — попробовал привести свои аргументы сын, — я надевал свой зеленый праздничный наряд всего один раз одиннадцать лет назад.

— Вот именно, и тебя видели в нем все верные! — Лехтэ для убедительности нахмурилась и посмотрела возможно более грозно. — О себе не думаешь, подумай о Ненуэль!

Тьелпэ рассмеялся и в шутливом жесте понял руки:

— Все, я сдаюсь. Ты права.

Он поцеловал мать в щеку и, взяв сшитый ею к торжеству наряд из алого бархата и золотой парчи, внимательно осмотрел.

— Он будет идеально сочетаться с бордово-золотым нарядом твоей невесты, — пояснила с удовольствием мать, — и оба вы будете чудесно смотреться среди золотых и алых листьев сада.