Потемневший от крови эльфийский меч вонзился в горло ближайшего жреца, и на лице перекошенного яростью и ненавистью адана отразилось неподдельное изумление. Не только он — многие из пришедших под стены Талханны не могли поверить, что им дали отпор.

Келеборн поморщился и, выдернув оружие из тела своей жертвы, огляделся по сторонам. Отличить прислужников падшего валы не составляло труда — на их лицах красовались надписи на темном наречии. Однако все жрецы теперь лежали неподвижно, сраженные руками квенди.

Над головами сражающихся все так же равнодушно сияли звезды. Им, как и их создательнице, не было никакого дела до происходящего. Над укрытым ночною мглой полем плыла тоскующая, полная надежды и боли песня, и Келеборн с удовольствием вслушивался в слова, не забывая, впрочем, отражать удары нападающих. Теперь убивать бедняг не было никакой нужды.

Тем временем звуки становились все громче и громче, и Галадриэль торопливо взбежала на городскую стену. Звук ее голоса сразу усилился, жаркий летний ветер подхватил мотив и разнес ее по окрестностям. Харадцы замирали, услышав слова, которые с трудом могли понять, и один за другим опускали оружие. Келеборн вздохнул с облегчением. В памяти всплыли объяснения Тьелпэринквара, полученные супругами по палантиру перед отъездом на восток.

«— Для этой Песни не нужно ни кристаллов, ни какого-либо еще механизма, — объяснял Куруфинвион. — Однако поющий черпает силу в своем собственном сердце, в своей фэа.

— Что же эта за сила? — уточнила Галадриэль.

— Любовь, — ответил просто нолдо. — Любовь ко всему живому. Чем сильнее она, тем больше шансов, что у вас все получится. Однако по этой самой причине певец не должен в момент пения участвовать в бою. Любовь несовместима со стремлением убивать.

Келеборн нахмурился, про себя отметив, что миссия пения скорее всего ляжет на его супругу. Ибо кому, как не ему, держать в руках меч?»

И все же в этот раз у него получилось, пускай эффект в итоге оказался не столь сокрушительным, как в устах любимой, ибо мысли его были заняты тем, чтобы защитить Свет от приспешников Тьмы.

Галадриэль пела, и Келеборн теперь смог, наконец, с удовольствием подхватить мотив. Дети Земли Огня уже с откровенным с недоумением оглядывались, пытаясь понять, где они, зачем пришли к стенам Талханны, и что им нужно в этом городе. Громкий, сильный голос Келеборна разнесся над полем боя:

— Завтра те, кто захотят, смогут спокойно вернуться в родные дома — им не будут чинить препятствий. Но если у кого-то есть вопросы и они хотят получить ответы на них — те могут остаться. С ними мы поговорим утром, когда все отдохнут. Водой вас обеспечат, но вот есть вы будете то, что принесли с собой.

Эльфы стояли, внимательно вглядываясь в растерянные лица, и ожидали ответа. Голос дочери Арафинвэ смолк, и Келеборн улыбнулся ей, уверенный, что и любимая, хотя и далека теперь от него, взволнованно выглядывает его в толпе сражавшихся.

Один за другим харадцы выражали намерение остаться под стенами Талханны, чтобы наутро оговорить с посланцами старшего народа.

— Обидно как-то проделать такой долгий путь просто так, — заметил ближайший воин.

Защитники Талханны утирали пот, очевидно довольные столь быстрой победой. Келеборн устало, однако с нескрываемой радостью улыбнулся.

«Кажется, удалось обойтись почти без жертв», — подумал он. Вслух же приказал:

— Садрон, проверьте, не нуждается ли кто-нибудь из воинов атани в помощи наших целителей.

— Хорошо, мой принц.

Короткая летняя ночь летела вперед, словно орел, распластавший в поднебесье крылья. Чернильная темнота постепенно начинала светлеть, и уже не только эльфы, но и люди начали различать далекие детали. Ворота города распахнулись, и на коне, сопровождаемый охранниками и свитой, выехал князь Рханна.

— Клянусь теплом родного очага, — заговорил он, обращаясь к подъехавшему Келеборну, — у тебя и правда все получилось!

Старик сиял, словно начищенная золотая монета. Его спутники с любопытством осматривались по сторонам.

— Принимай гостей, — ответил эльф и широким жестом обвел поле. — Теперь в наших силах сделать их всех союзниками и поставить под твои знамена.

Рханна хитро сощурил глаз и посмотрел с улыбкой на Келеборна.

— Об этом мы будем говорить отдельно, да, — заметил он и, цыкнув, приказал стражам: — Помогите людям устроиться!

— Послать к союзникам гонцов? — спросил один из советников князя.

— Зачем? — удивился тот.

— Чтобы не ехали сюда, ведь бой кончен.

Однако Рханна, к немалому удивлению многих присутствующих, покачал головой:

— Известить их, разумеется, надо, а вот ехать все же необходимо. Нам нужно многое обсудить всем вместе.

— Что ты имеешь в виду, князь? — уточнил Келеборн, уже догадываясь, впрочем, о чем пойдет речь.

— На западе готовится большая война, — подтвердил его догадку Рханна. — Народу Огня пора решить, хотим ли мы присоединиться к ней, или же нам просто следует не мешать. Пусть народ выскажет свою волю!

Келеборн склонил голову и вновь внимательно посмотрел старику в глаза:

— Мы примем эту волю, князь. И мы надеемся на твою мудрость.

— Да будет так!

Разговор завершился, и Келеборн предоставил людям и верным принимать тех, кому отныне суждено было стать не врагами, а гостями.

«А вот станут ли они друзьями — время покажет», — подумал он.

Синда поднял взгляд, нашел на стене улыбающуюся супругу и помахал ей. Ворота вновь распахнулись, и Келеборн въехал в город. Навстречу ему уже спешила любимая.

====== Глава 98 ======

— Только не говори, пожалуйста, что тебе нравится наблюдать за шитьем, все равно не поверю, — Тинтинэ бросила на Турко лукавый взгляд из-под ресниц, а после не выдержала и весело рассмеялась.

В широко распахнутое окно залетал теплый летний ветер, принося с собой ароматы соснового леса. Далекие трели жаворонков, что кружили высоко над полями, то и дело сменялись мелодичным посвистом королька.

Тьелкормо, до сих пор неподвижно стоявший в дверях, сложил руки на груди и, опершись плечом о косяк, широко ухмыльнулся:

— И все-таки это правда. Скажу больше — я даже сам в детстве научился шить.

Щедро льющийся из-за его спины свет Анара окружил его золотые волосы сияющим ореолом, так что Тинтинэ невольно залюбовалась и некоторое время молчала, разглядывая с улыбкой, но после все-таки недоверчиво спросила:

— Ты что, серьезно?

— Разумеется, — настаивал он.

— Расскажи!

Она завязала узелок и, обрезав нитку, переложила свою работу поудобнее. Рубашка, о которой шла речь во время беседы в лесу, была уже почти готова, и оставались последние штрихи, чем теперь и занималась Тинтинэ.

Турко прошел наконец вглубь комнаты и, устроившись в кресле у окна так, чтобы видеть любимую, принялся рассказывать:

— Это произошло давным-давно, еще в Амане. Иногда мне кажется, что с тех пор минуло не несколько сотен лет, а минимум пара-тройка эпох. Мне было восемь лет, если считать по современным годам Анара, и я собирался в гости к дедушке Махтану и бабушке Силиндэ, родителям моей аммэ.

— Вместе со старшими? — уточнила Тинтинэ.

Фэанарион хмыкнул:

— Конечно, один, иначе теперь мне не о чем было бы рассказывать. Попросту говоря, я убежал, никого не предупредив.

Дева коротко хохотнула. Довольный Тьелкормо продолжил рассказ:

— Сразу после Смешения света, когда Тельперион угас, уступив место Лаурелин, я привел себя в порядок, оделся и выбрался через окно собственных покоев в сад.

— В этом точно была необходимость? — вновь прервала его вопросом Тинтинэ.

— В чем именно?

— В побеге через окно.

Турко пожал плечами:

— Разумеется, нет, но мне так показалось интереснее.

— Да, это уважительная причина, — вполне серьезно согласилась дева.

Ее собеседник ласково, тепло улыбнулся и несколько мгновений молчал, с нежностью наблюдая за проворно снующими по ткани пальцами. Наконец он вновь заговорил: