— Я согласен с тобой, йондо, — дверь вновь распахнулась, и в покои широким шагом вошел Финдекано. — Ясного дня, мелиссэ.

Подойдя к жене, он крепко обнял ее одной рукой и поцеловал. Кивнув приветственно сыну, он посмотрел на лежащего в колыбели маленького адана.

— Что ж, так или иначе, — прокомментировал он, — в нашей семье появился еще один ребенок. И мне почему-то кажется, это добрый знак.

— Ты точно уверен, что он наш? — испытующе спросила Армидель и посмотрела мужу в лицо.

— Да, — подтвердил Нолофинвион. — Его мать все еще способна думать лишь о своем погибшем муже и с трудом воспринимает окружающий мир. А отец… Увы, он никогда не возьмет собственного сына на руки.

Эльфы тяжело вздохнули, но печаль, коснувшаяся их кончиком крыла, почти сразу улетела, рассеявшись без следа.

— Хуор был настоящим героем, — продолжал Финдекано, — и в память о нем я должен помочь его сыну вырасти таким же — мужественным и сильным. Я научу его всему, чему недавно учил Эрейниона.

Вновь улыбнувшись, он быстрым движением растрепал волосы сына, и тот, рассмеявшись, обнял атто:

— Что ж, раз ты намерен стать Туору приемным отцом, то мне он, получается, названный брат. И я помогу тебе. В конце концов, это очень интересно, и я еще ни разу ни с кем не нянчился.

Тут из спальни послышался легкий вздох, и Риан, распахнув глаза, спросила слабым голосом:

— Лорд Финдекано, немного позже я хочу навестить могилу супруга. Может, через месяц, когда окрепну. Вы присмотрите за Туором?

— Разумеется, — подтвердил тот. — Ни о чем не беспокойся, Риан, дочь Белегунда. Обещаю, что мы не оставим его.

— Благодарю, — слабым, но довольным голосом ответила аданет.

— Тебе нужно отдохнуть, — заметила Армидель, входя к ней в комнату. — Вот, выпей.

Она взяла со столика серебряный кувшин и, налив в кубок немного прозрачной жидкости, протянула роженице и помогла выпить. Сделав знак мужу и сыну, что пора удалиться, она вышла вслед за ними, а место у колыбели заняла дева-нолдиэ из верных, которая вызвалась заботиться о маленьком адане.

— Что говорят целители? — спросил жену Фингон.

Та удрученно качнула головой:

— Помутнение рассудка — одно из тех искажений, с которыми даже мы не можем бороться. Увы, мой друг.

— Как жаль…

Они спустились по винтовой лестнице в просторную золотую гостиную, и Эрейнион, попрощавшись с родителями, ушел по своим делам. Финдекано же, посмотрев задумчиво на жену, вдруг улыбнулся и, подойдя ближе, обнял ее, прижав к сердцу.

— Я тут подумал, — заговорил он, — быть может, нам стоит привести в этот мир еще одного ребенка? Например, дочку. Не сейчас, но чуть позже. Что скажешь?

Армидель обвила шею мужа руками и улыбнулась.

— Я не против, — начала она и, неожиданно вздрогнув, распахнула шире глаза.

Перед глазами дочери Кирдана возникло видение. Ночной лес. Поляна, окруженная деревьями, которых она никогда не видела в Белерианде. Рассеянный белый свет, лившийся с темных небес, имел непривычный чуть сиреневый оттенок. Ноги девы обнимали высокие изумрудные с голубоватым отливом травы. Легкая ажурная беседка вдали говорила о том, что это все же не лес, но сад. Строение словно парило в воздухе, а от прозрачного мрамора шел изнутри собственный слабый молочно-белый свет. И в самом центре поляны танцевала среброволосая дева. Черты лица ее удивительно походили на Финдекано.

Тряхнув головой, Армидель вернулась в реальный мир и проговорила задумчиво:

— Она родится.

— Кто? — уточнил взволнованно Фингон.

— Наша дочь. Она придет, когда Враг падет окончательно и перестанет осквернять мир.

— Когда это будет?

— Скоро. Лет пройдет меньше, чем уже прожил Эрейнион. Вот только то место… Его похоже еще нет в воплощенной Арде.

— А где же оно есть, выдумщица моя? — улыбнулся Фингон.

— Не знаю, — призналась Армидель.

Финдекано на миг задумался, а после сказал уверенно:

— А впрочем, это неважно. Мы его обязательно найдем. Главное — теперь мы точно знаем, что нам есть, за что бороться.

— Да, ты прав.

За окошком громко, радостно защебетали птицы. Супруг наклонился и с удовольствием коснулся губами уст жены и прошептал:

— Люблю тебя.

— И я тебя люблю, — эхом откликнулась Армидель.

Море с шумом набегало на берег, оставляя на камнях пышные белые шапки пены. Оно шипело, будто гневалось или хотело рассказать о чем-то. В сером небе с криками летали чайки, высматривая добычу. Ветер рвал волосы и полы одежд. Однако гулявшим по берегу квенди это ничуть не мешало.

Стоявшая у окна Галадриэль опустила прозрачную занавеску и качнула задумчиво головой. Все последние дни Келеборн проводил много времени в обществе владыки Кирдана. Они часами беседовали, но когда жена спрашивала супруга, тот в ответ со смущением пожимал плечами:

— Даже не знаю, что тебе сказать, мелиссэ. Обо всем и ни о чем конкретном одновременно. О природе вещей, о предначальных временах, о Великом Походе.

Несколько раз и она сама присоединялась к ним. Тот день они провели в саду, пили в беседке ароматный травяной напиток с воздушными пирожными и пытались понять, откуда берется Тьма в сердцах эрухини. Заложена ли она там изначально, или некое внешнее влияние вытесняет из духа доброту, заменяя ее ненавистью и злобой. Вскоре разговор плавно переместился на то, что же есть любовь и свет, какова их природа.

Этот вопрос в последнее время часто занимал и саму дочь Арафинвэ. Обхватив себя за плечи, она прошлась по комнате и снова посмотрела в окно. Келеборн и Кирдан все так же стояли у берега моря и глядели в даль.

«Любовь, — нолдиэ прислушалась к себе, и на губах ее заиграла светлая, мечтательная улыбка. — Это и правда великая сила, теперь я в том убедилась сама. Какой я была, покидая Аман, и какой стала… Мечты о власти остались теперь в далеком прошлом».

Все, что в Благословенном Краю казалось важным, теперь не волновало ее сердце.

«Что может быть хорошего в том, чтобы подчинять своей воле народы? — вновь подумала она. — Гораздо важнее сделать счастливыми тех, кто рядом со мной, кого всей душой люблю. Мельдо… Смогу ли я помочь теперь ему? Получится ли?»

Любовь, поселившаяся в сердце однажды, проросла, подобно волшебному, диковинному цветку, и заполнила собой все мысли и чувства. Любовь к мужу.

«А родители? — подумала вдруг она. — Атто, аммэ… Как мне хотелось бы увидеть вас!»

Теперь она сомневалась, отправилась бы в Исход или нет. Лишь мысль, что в противном случае она никогда не повстречала бы своего мужа, не позволяла категорично ответить «нет».

Галадриэль подошла к дорожному сундуку и, приподняв крышку, достала оттуда палантир. Устроив его посредине стола, она положила ладонь на холодный камень и попыталась вызывать Аман. Мгновения текли, слагаясь в минуты, однако ответа не было. Нолдиэ начала волноваться. Хотя в глубине видящего камня мерцали искры, он казался подернутым легкой белесовато-серой пеленой.

«Значит, он работает, — размышляла она. — Но связь не устанавливается. Что же происходит? Неужели видящий камень сломан?»

Она попробовала вызывать Хитлум, и через несколько минут показалась фигура Финдекано.

— Кузен? — немного удивилась она. — Рада видеть. Ты теперь в Барад Эйтель?

— Нет, — нахмурился Нолофинвион. — Палантир у меня. Ты что-то хотела?

— Да. Я не могу связаться с Аманом.

— Странно, — нахмурился Финдекано. — Я тоже. Хотел сообщить аммэ о том, что завтра стану нолдораном, но…

— Что?! — воскликнула потрясенно Галадриэль. — Ты можешь объяснить, что происходит?

— Могу. Я теперь король.

И он кратко поведал обо всем случившемся. Дочь Арафинвэ без сил опустилась на стул и закрыла лицо руками.

— Что ж, поздравлять не буду, — наконец проговорила она. — Но искренне желаю тебе удачи.

— Благодарю, кузина.

Они еще немного поговорили и попрощались. Галадриэль подошла к окну и вновь нашла взглядом фигуру любимого.