Рука Искусника занесла меч. Резкий порыв ледяного северного ветра швырнул многих нолдор на землю. Налетевшие тучи и клубы дыма скрыли Анар, и тьма почти полностью скрыла грозную фигуру валы.

— Идиот! Ничего поручить нельзя! Ты умудрился проиграть там, где победу одержал бы даже самый пустоголовый орк! — ругался Моргот, раскидывая Грондом и эльфов, и зазевавшихся ирчей.

— Пшел! — рявкнул он и толкнул майа в сторону Ангамандо. — Ты еще многое мне должен.

Куруфин тяжело поднялся на ноги, пытаясь понять, что же произошло. Его воины сражались с налетевшими тварями, Саурон исчез, а вместо него теперь возвышался он — падший вала.

— Убийца! — закричал Искусник и кинулся на Врага.

Взгляд Моргота, казалось, жег его изнутри. Он словно менял, искажал саму кровь, что бежала по жилам. Или же так только показало нолдо.

Вала взмахнул Грондом, заставив своего противника отпрыгнуть. Он бил молотом и хохотал, а едкий огонь все больнее жег Куруфина, будя в нем недобрые чувства.

Наконец Морготу удалось сбить его с ног. Искусник перехватил меч, чтобы в последний момент все же достать Врага, однако тот не спешил с ударом.

— Торопишься к моему братцу? — усмехнулся он. — Не сегодня. Я вижу кое-кого поинтереснее тебя, неудавшаяся копия папаши!

Искусник выхватил кинжал и метнул его в Моргота. Нолдорская сталь стукнула о шлем, но нашла лазейку и оцарапала щеку Врага.

— Ты пожалеешь об этом! И очень скоро, — ядовито произнес вала и развернулся в сторону, откуда доносился рог Нолофинвэ.

Конница Барад Эйтель смела бОльшую часть войска тьмы. Несмотря на крайнюю усталость, Финголфин без жалости разил тварей, стремясь очистить от них свои земли.

Эльфов было много, и рисковать фаной Моринготто не желал. Однако и покинуть поле боя, не достигнув почти ничего, он совершенно не хотел.

«Что ж, нолдор дорого заплатят за свое упрямство», — подумал он, отыскивая взглядом короля.

Финголфин, увидев убийцу отца, устремился к нему, желая отомстить.

— Нолофинвэ, какая встреча! — Гронд описал дугу, расчищая путь своему хозяину. — Неужели не рад мне?

— Ты заплатишь за смерть Финвэ своей жалкой жизнью!

— А, может, это ты скоро встретишь своего папочку? И братца заодно! — расхохотался Моргот.

— Даже если и так, я все равно успею достать тебя, повелитель рабов! — ответил Финголфин, нанося очередной удар.

Когда же его меч проскрежетал по черному доспеху, оставляя болезненные следы на фане, Моринготто разъяренно рявкнул:

— Надоело! Поигрался? Хватит!

Он занес Гронд, но в последний момент передумал: «Так будет даже интересней». Вместо тяжелого молота на Нолофинвэ, как впрочем и на все поле, опустилась тьма. Только у Нолдорана она опутала фэа, сплелась вокруг липким темным коконом и вытянула ее из роа. Путь в изнанку ей указал падший вала.

Когда вернулся свет, нолдор в ужасе увидели короля, неподвижно лежавшего на земле. Нолофинвэ продолжал сжимать меч, но ран на его теле не было, как впрочем не было в нем и жизни.

Подошедшие отряды Финдекано первыми узнали горестную весть.

— Отец! — Фингон рухнул на колени рядом с ним.

Несколько воинов с поникшими взглядами встали чуть поодаль, не желая мешать старшему сыну Нолдорана, но охраняя его, остальные же продолжали сражаться.

Вдруг принц вскинул голову и радостно произнес:

— Он жив! Он дышит. Я чувствую. Быстрее, отнесите его целителям!

Торопить нолдор не имело смысла — они готовы были сделать все для своего короля.

— Лорд Тьелпэринквар, еще совсем немного, и ваши ожоги полностью заживут, — мастер Энвинион широко улыбнулся и закрепил повязку.

— Благодарю вас, — ответил тот, — от всей души.

Лекарь кивнул и, поднявшись, подошел к столу. Бросив в уже готовый отвар щепоть остро пахнущих трав, он перемешал все деревянной палочкой и протянул своему подопечному:

— Вот, выпейте. Он снимет оставшуюся боль и придаст вам сил.

За окошком сквозь густую пелену облаков пробивался прозрачный золотисто-розовый свет. Перекликались на постах дозорные, слышалось ржание коней и успокаивающий звон оружия.

— Спокойного вам дежурства, — попрощался с целителем Тьелпэ и, встав, направился к выходу.

Остановившись на пороге, он прислушался к собственным ощущениям и вновь, уже в который раз, попытался прощупать окружавшие его олвар с помощью осанвэ.

«Бесполезно, — понял он и удрученно покачал головой. — Вероятно, должно пройти время».

Ни тока воды внутри деревьев и трав, ни настороженных мыслей мышей-полевок и птиц — ничего, что сопровождало его с самого рождения и было частью существа.

«Похоже, поединок с Майроном выпил все силы без остатка».

Сам себе теперь Тьелпэ напоминал пустой колодец, глубокий и гулкий, отзывающийся эхом, если наклониться и крикнуть в него. Однако предаваться унынию было некогда.

Обойдя посты, он накинул на плечи куртку и отправился по тропинке вглубь крепости. Там, позади конюшен и оружейных складов, в прежние мирные годы стражи границ посадили несколько яблонь, теперь разросшихся и ставших почти полноценным садом. В последние дни Куруфинвион чувствовал себя там особенно уютно и спокойно.

Присев на скамейку, он стал любоваться, как закат отражается в облаках, как вдруг услышал невдалеке тоненький сдавленный писк, тревожный и полный надежды одновременно. Встрепенувшись, эльф огляделся и пошел на голос. Пройдя несколько шагов, он увидел сидящую в траве овсянку, нахохлившуюся и мокрую.

«Между тем, дождя не было, — сообразил Тьелпэ. — Неужели попала в реку или ров?»

Наклонившись, он протянул руку, и овсяночка с готовностью запрыгнула в ладонь эльфа. Поднеся ее к груди, Тьелпэ спросил на языке птиц:

— Как же ты попала сюда на границу, маленькая?

Приглядевшись, он понял, что одно ее крыло было сломано, а это значит, что часть пути пернатая преодолела пешком. Горестно чирикнув, малышка защебетала и принялась с готовностью жаловаться нолдо на судьбу: как она летела, выискивая в траве вкусные злаки, как сзади незаметно подкралась тьма, как грубые громкие твари оглушили ее, наступив на крыло чем-то тяжелым. Потом завязалась драка, и маленькая птичка смогла уползти в укрытие. Она догадалась, однако, что может вскоре погибнуть, и отправилась искать тех, кто всегда помогал келвар — эльфов. Она шла, с трудом преодолевая канавы и ручьи, прежде не представлявшие для нее препятствия. Скоро боль и голод привели ее на заставу. Она проскочила в ворота, однако на маленькую овсяночку воины, занятые важными делами, долго не обращали внимания, и малышка почти отчаялась.

— Бедная, — прошептал Тьелпэ и осторожно погладил пернатую по крылу. — Пойдем, отнесу тебя целителям.

Овсяночка счастливо прощебетала что-то и поудобнее устроилась на ладони, а Тьелпэринквар вновь направился к Энвиниону. Пошарив рукой в кармане, он нашел там немного раскрошившегося лембаса и высыпал на ладонь птичке. Та его радостно склевала.

— Мастер, — позвал он старшего лекаря, — я к вам с новым подопечным.

Если эльф и удивился, то виду не подал. Внимательно выслушав грустную историю, он осмотрел овсянку и достал с полки небольшой флакон. Налив несколько капель прозрачной жидкости в блюдце, он принялся уговаривать птицу выпить. Та после недолгого колебания подчинилась.

— Ну вот, — вздохнул с облегчением Энвинион, — скоро она уснет, и я смогу заняться крылом. Идите отдыхайте, лорд Тьелпэринквар, и ни о чем не переживайте — мы сможем вернуть ему прежнюю подвижность.

— Благодарю вас, — улыбнулся нолдо. — Вы позволите ее навестить?

— Разумеется. Приходите утром.

— Хорошо.

Куруфинвион вновь попрощался с целителем и покинул покои. История птицы, простая и незатейливая, непонятно отчего внушила ему надежду.

«Быть может, — подумал он с удовольствием, глядя на закат, — то, что ей, несмотря ни на что, удалось спастись и добраться до помощи, можно счесть добрым знаком».