Сердце бешено заколотилось, душа рванулась к эльфу, что безжизненно лежал на траве в луже собственной крови.

Спрыгнув с коня, Аредэль подбежала к Даэрону и рухнула на колени, осматривая его и не зная, с чего начать. Менестрель с усилием открыл глаза.

— Так вот ты какая… — с трудом прохрипел он. — Меня зовут. Прости.

Даэрон зашелся кровавым кашлем, а Ириссэ, судорожно схватив его за руку, проговорила:

— Не пущу. Не смей уходить! Я же только нашла тебя!

Слезы застилали ей глаза. Кровь толчками вытекала из ран менестреля. Все медленнее и медленнее.

— Я попробую его остановить, — раздался рядом незнакомый голос.

Ириссэ закрутила головой, но никого кроме Хуана не заметила.

— Кто здесь? — немного испуганно проговорила Аредэль, потянувшись к кинжалу на поясе.

— Я, — донеслось в ответ, и пес шагнул к ней. — Слушай меня внимательно. Фэар, ответивших на зов Намо, встречают майар. Я попробую опередить их и вернуть его душу в тело.

— Что?

— Не перебивай! — строго сказал пес. — Я тоже майа, ты же знаешь.

— Так, значит, Тьелко был прав!

— Не о том думаешь! — рявкнул Хуан. — У тебя будет очень мало времени, чтобы извлечь стрелы, перевязать раны и начать готовить снадобье. Главное, дай понять, что он тот, кто нужен тебе.

— Хорошо. А как…

Договорить Ириссэ не успела — тело пса как подкошенное рухнуло на землю. Майа сдержал слово и, сбросив фану, устремился на Запад.

Аредэль быстро вспорола одежду Даэрона и, чуть расширив раны ножом, вынула стрелы. Одну за другой. Для перевязок она использовала свои запасные рубашки. Менестрель не сопротивлялся. И не дышал.

Нужные травы у нее имелись, но как приготовить отвар, когда…

— Мельдо! — не выдержала Аредэль. — Вернись!

Дева наклонилась к его губам, целуя и одновременно делясь дыханием.

— Люблю тебя, — тихо со слезами проговорила она, ощутив, как ее фэа, заметалась, рванулась в высь, туда, где светящийся огромный пес нес на себе того, кто стал ей дорог. Душа Ириссэ заискрила, ослепляя преследовавших их серых теней и убедившись, что те отстали, поспешила назад.

Аредэль распахнула глаза и потерла сильно болевшие виски. Стон лежавшего рядом менестреля тут же придал ей сил.

— Сейчас, я все сделаю. Держись, любимый, — говорила она, разводя костер.

Конь переступал с ноги на ногу, позволяя деве быстро взять все необходимое из сумок, и лишь потом подошел к неподвижно лежавшему псу и ласково потыкал того носом.

Аредэль добавила необходимые травы в воду и поставила котелок на огонь. Синда дышал, хрипло и тяжело, но во всяком случае был жив. Пока.

Хуан же не шевелился. Ириссэ подошла к псу и погладила его по голове:

— Неужели ты не вернешься? Я же видела. Вас обоих. Там.

Не зная, как ей поступить, Ириссэ начала насвистывать мотив, которому ее научил Тьелкормо. Еще в Амане. Он говорил, что Хуан очень любит его и всегда прибегает послушать.

Однако на этот раз чуда не произошло — волкодав остался лежать недвижим. Глотая слезы, Аредэль принялась переливать приготовленный отвар, чтобы остудить его и дать любимому. Как она не услышала топота коней, объяснить себе дева не смогла и тогда, ни позже, когда вспоминала события того дня.

— Осмотреть местность! Помочь раненому! И всем тихо!!! — раздался рядом знакомый голос, тут же насвиставший знакомый Ириссэ мотив.

— Запоминай, как нужно, сестренка! — весело проговорил Келегорм, когда Хуан поднял голову и благодарно посмотрел ему в глаза.

— Напугал же ты меня, дружище, — сказал он и потрепал того по загривку.

О том, как прошел визит во Врата, родители Алкариэль узнали от Лехтэ. Сама же дева с момента приезда ходила потерянная и бледная, словно тень, а в серых глазах ее застыла, словно море в шторм, тоска. Такая же неумолимая и неотступная. Нолдиэ бродила по дорожкам сада, потом поднималась на стену и подолгу простаивала там, глядя в даль. По-прежнему, как дни и годы назад, колыхались зеленые моря густых трав, птицы пели, но ничто не трогало ее.

Она пыталась играть на арфе, однако музыка выходила печальная. Дорожка, где раньше бегала Алкариэль, более не привлекала внимания. Лехтэ, догадываясь, что происходит, не решалась вмешиваться, и самые близкие отступали, разводя руками, понимая, что ничем не смогут помочь.

Ветер гнал высокие белые облака. Один и тот же образ нолдо стоял перед ее глазами, вызывая в сердце то светлую печаль, то тоску.

«Проживи я еще хоть тысячу лет — ничего не изменится», — размышляла она, в очередной раз рассматривая расстилающийся перед глазами простор.

— Мельдо, — слово само собой сорвалось с уст девы и повисло в воздухе, как приговор, как тень неумолимого рока.

«Как поступить? Остаться в Химладе? Или выехать, убежать? Отправиться к нему?» — думала она.

Нолдиэ в отчаянии заломила руки. Опыта не хватало, однако фэа упорно подсказывала что-то, и Алкариэль прислушалась, замерев, и ощутила, как за спиной расправляются сильные крылья ее любви.

— Неужели… — прошептала она, на губах ее расцвела улыбка.

Дева схватилась за ближайшую бойницу и принялась до рези в глазах всматриваться в горизонт.

— Он едет, — наконец прошептала Алкариэль, и уже громко крикнула, огласив счастливым возгласом двор крепости: — Он едет!

Стремительно сбежав со стены, она бросилась к воротам и, вцепившись в ручку малой двери, принялась рваться, силясь отворить. Прибежал командир караула и, поняв, что происходит, послал за лордом. Алкариэль же отворила наконец тяжелый засов и побежала, подобрав подол белоснежного с золотом платья, прямо через поля.

Стражи на стене закричали. Послышались отрывистые слова команд. Два всадника выехали вслед за ней и стали сопровождать, держась в некотором отдалении.

Алкариэль все бежала, летя вперед, и невидимые крылья несли ее навстречу судьбе. Анар пронзительно светил, слепя глаза, но душа все видела и не могла ошибаться. Скоро на горизонте показалась группа всадников, которая стала быстро расти. Одна фигура отделилась от прочих и начала стремительно приближаться.

— Кано! — крикнула она, задыхаясь от охватившего душу и сердце счастья.

Он что-то крикнул в ответ, однако Алкариэль не смогла разобрать слов. Лишь на лице его отчетливо читалась безграничная радость. Приблизившись, он вновь перешел с галопа на рысь и, остановившись рядом с девой, свесился с седла и подхватил ее, усадив перед собой на коня.

— Мелиссэ, — прошептал он срывающимся голосом. — Счастье мое.

Он обнимал ее бережно, словно величайшую драгоценность мира. А, может быть, она таковой и была в его глазах. Алкариэль улыбнулась счастливо и, прильнув к Макалаурэ, положила ладошку к нему на грудь:

— Ты приехал…

— Да. Я не смог иначе.

Она подняла взгляд и долго-долго смотрела, и все, что еще не успели сказать ее уста, менестрель прочел в глубине бездонных, словно аманские озера, глаз.

— Ты поедешь со мной? — спросил он прямо.

И дева выпалила в ответ, сияя:

— Да!

Глаза менестреля вспыхнули, а ладонь, обнимавшая деву, погладила ласково ее плечо.

Верные тем временем открывали ворота. Отряд Маглора въехал, и оглянувшись, менестрель увидел ехидно и в то же время понимающе взиравшего на происходящее Курво, улыбавшегося племянника, спешившую к семье невестку, а так же двух эльдар, нис и нэра. Они смотрели на Алкариэль так взволнованного, что стало понятно — это ее родители.

Алкариэль подтвердила его догадку. Едва Макалаурэ соскочил с коня и помог спешиться возлюбленной, она взяла его за руку и сказала:

— Это мои атто и аммэ, — немного смутившись произнесла она.

Курво хмыкнул и, обхватив себя за плечи ладонями, отошел на несколько шагов. Верные застыли, и Маглор, глубок вздохнув, подошел к отцу любимой и склонил голову. Халтион молчал, и по застывшему лицу его нельзя было прочесть ничего.

— Я прошу руки вашей дочери, — сказал менестрель, подняв взгляд и посмотрев прямо в глаза Халтиону. — Я люблю ее.