Лехтэ тихо улыбнулась и уже хотела о чем-то рассказать Алкариэль, однако та неотрывно глядела на Маглора, и в ее глазах читался чистый восторг и восхищение. И что-то еще, напомнившее Тэльмиэль о них с Атаринкэ в Благом краю.

— Огонь отлично гасится! Ты смог! — воскликнул Макалаурэ, глядя, как потухает вспыхнувшая трава.

— Не торопись с выводами, — отозвался Куруфин. Он, хоть и был доволен результатом, но все же считал недостаточным эффект песни, сложенной сыном.

— Чего-то не хватает, Кано, — сказал он. — Какого-то компонента, элемента…

— С чего ты взял? — удивился Маглор. — Пламя быстро угасло.

— Ты просто поджег траву, но даже этого хватило, чтобы вызвать легкий страх. Прислушайся, менестрель.

— Есть такое. Но живое не может не опасаться пламени, так что…

— Моринготто специально сеет ужас. Эта песня не сможет противостоять ему.

— Что предлагаешь?

Куруфин не ответил, чувствуя, что решение рядом, совсем близко. Он даже потянулся рукой, словно желая схватить мысль, а поймал локоть Лехтэ.

— Мелиссэ…

— Да? — она взглянула на Искусника, но тот уже наблюдал за братом, полностью поглощенным беседой с Алкариэль. Глаза Макалаурэ сияли, и их свет готов был пронзить и рассеять любую тьму, желая принести любимой счастье.

Куруфин перевел взгляд на жену, что с удивлением продолжала на него смотреть:

— Любовь.

— Что? — одновременно спросило несколько голосов, в котором явственно слышался и голос Лехтэ, и Макалаурэ, и даже Алкариэль.

— Недостающий элемент — это любовь. Она сможет противостоять страху и ужасу, именно ей суждено остановить и развеять тьму!

— Но Курво…

— Возвращаемся, Кано, я понял. Теперь действительно осталось немного. Скоро будет надежная защита.

— Когда?

— Точно не скажу, но ты и Майтимо получите ее первыми, — ответил Искусник.

— А как же… — Маглор немного замялся, подозревая, что опять вызовет гнев брата.

— Ноло подождет! — понял его Куруфин. — После вас Морьо. Затем можно и в Барад-Эйтель привезти. И в Дортонион. Они ж тоже из своих окон видят пики Тангородрима.

Макалаурэ знал, что в этом вопросе с братом спорить бесполезно, а потому согласно кивнул и вновь обернулся к воспитаннице Лехтэ — дорога назад обещала быть прекрасной.

Ворота за Куруфином и его отрядом закрылись, и Макалаурэ, взбежав на стену, долго смотрел уезжающим вслед. Светлая фигурка Алкариэль сияла ему, словно свеча в ночи, но и этот огонек становился все меньше. Дева постоянно оглядывалась, и фэа менестреля рвалась вслед за ней. Сердце то болезненно сжималась, то, казалось, вовсе готово была расколоться на части. Сколь быстро эта юная нолдиэ стала ему дорога!

Он судорожно вздохнул и опустил взгляд, а его плечи поникли. Внезапно налетевший порыв северного ветра взметнул темные волосы и принялся отчаянно рвать листву на деревьях. Маглору вдруг показалось, что он слышит чей-то довольный смех, и рука его сама собой невольно сжалась в кулак. Вновь нашедши взглядом крохотную светлую точку на горизонте, он принялся неотрывно смотреть на нее, и даже после того, как Алкариэль окончательно скрылась из виду, лорд Врат все равно продолжил стоять на стене. Маглор пытался понять, как ему быть дальше, как жить теперь, когда все так неожиданно изменилось.

Скоро день миновал, сгустились сумерки. Макалаурэ наконец сошел со стены и, отмахнувшись от обеспокоенного Оростеля, пристально глядевшего на друга, отправился в библиотеку. Став перед палантиром, он некоторое время размышлял, с кем стоило бы связаться, но, так и не решив, без сил опустился в кресло и принялся смотреть на закат.

Далеко на севере, там, где за равнинами Лотланна возвышались черные пики, сидел на каменном троне тот, кто наравне с Сильмариллами занимал в последние столетия все его мысли. Однако теперь, хотя фэа по-прежнему исподволь напоминала о Клятве, сердце звало на запад. Туда, куда теперь направлялась Алкариэль. Любимая.

Последняя мысль согрела душу, и Макалаурэ светло и искренне улыбнулся. Тоска отпустила, а смех девы, словно наяву зазвучавший в ушах, разогнал печаль. Менестрель вскочил, будто намеревался прямо сейчас побежать вслед за ней, однако вспомнил, что его мелиссэ теперь далеко, и, подойдя к окну, вновь вгляделся в знакомые до последней черточки детали пейзажа.

«Что делать? — думал он, сжимая до побелевших костяшек подоконник. — Как поступить?»

Это светлое, столь желанное чувство, неожиданно распустившееся, подобно первому весеннему цветку, посреди равнин Белерианда, оказалось на самом деле еще прекраснее, чем о нем пели менестрели и рассказывали старшие в детстве.

«Любимая, — шептал он, вглядываясь в пространство ночи, но вряд ли что-то видя перед собой. — Где ты сейчас? Как ты?»

Мысль, что брат и его верные, разумеется, позаботятся об Алкариэль, слегка успокаивала. Хотелось положить ладонь на палантир и, активировав его, удостовериться лично. Однако подглядывать за возлюбленной, не получив на то ее согласия, казалось постыдным и неуместным. Спрятав руки за спину, Макалаурэ вновь и вновь принимался ходить по комнате.

Прошла ночь, за ней день, и опять наступил вечер. Что он делал все это время, вряд ли потом смог бы рассказать внятно. Мысли неотступно крутились вокруг Алкариэль, фэа рвалась за ней следом, не желая расставаться с той, кого только что обрела. Фэанарион хмурился, напоминая самому себе, что любовь, несомненно, осложнит его жизнь здесь, на северных рубежах, а Алкариэль может статься, окажется в опасности.

«Впрочем, — напомнил он себе, — Курво ведь живет с женой и, кажется, ничуть от этого не страдает. Вид у него, во всяком случае, был вполне довольный. Да и Врата не более опасны, чем ее родной Химлад».

За этими размышлениями проходили дни. Когда стало ясно, что Алкариэль, вероятнее всего, уже добралась до дома, Макалаурэ понял, что ему необходимо незамедлительно связаться со старшим братом. Он уже точно знал, что хочет ему сказать.

Завершив неотложные дела, он взбежал по лестнице и вошел в библиотеку. С ответом Майтимо немного медлил, однако Кано не сдавался, и его ожидание скоро было вознаграждено.

— Aiya, брат, — услышал он знакомый голос старшего. — Что с тобой?

Нельо хмурился, пытаясь понять, а Кано молчал, подбирая слова. Наконец, он заговорил:

— Прости меня, Майтимо. Прости и попытайся понять. Я долгое время искал любовь в Амане, но не встретил ее. Я отправился в Исход и думал, что моим уделом отныне будет лишь война и Клятва. Признаюсь, фэа моя тосковала и плакала. И вот я встретил ее — ту, которая разбудила в моей груди самое сокровенное чувство. Я не знаю, брат, что ждет меня завтра, да, если честно, и не хочу знать. Я буду воевать, как и прежде, и не отступлюсь от данного когда-то слова. Но я не смогу отказаться от любви. Я женюсь, если Алкариэль ответит согласием. Я отправляюсь в Химлад. К ней. Прямо сейчас. Ты присмотришь за Вратами в мое отсутствие?

Бледный от волнения Макалаурэ смотрел в палантир и видел, как брата раздирают на части противоречивые эмоции. Он явно хотел сказать многое, но не решался.

— Да, — проговорил наконец Маэдрос немного хрипло. — Конечно, брат. Отправляйся.

— Благодарю тебя!

На следующее же утро ворота крепости отворились, чтобы выпустить лорда и сопровождающий его отряд верных. Всадники спешили за Гелион. В Химлад.

Ириссэ крайне удивилась, когда Хуан, насторожившись и вмиг подобравшись, рванул вперед, не обращая внимания на небольшие кусты или выступавшие из земли корни. Пес почти мгновенно скрылся из виду, и деве осталось лишь понадеяться, что она выбрала верное направление. Ее фэа требовала поспешить, летела вперед, словно опасаясь опоздать.

Рычание Хуана и грубые голоса ирчей Аредэль услышала прежде, чем покинула прикрывавшую ее от посторонних глаз сень деревьев. Дева придержала коня и потянулась к луку — волкодаву стоило помочь. Спустя несколько метких выстрелов, Ириссэ спокойно выехала на открытое пространство и позвала Хуана, сидящего рядом с кем-то на земле.