— Возвращаемся, лорд? — спросил Норнвэ Маэдроса.

— Да, здесь нам больше делать ничего, — согласился он. — Если бы где и остались твари, наши разведчики уже обнаружили б их. Возвращаемся.

Майтимо знал, что многие верные спешили оказаться дома — всем хотелось встретить праздник среди родных и друзей, а не на северных рубежах.

Нолдор любили день Середины лета, самый светлый, радостный, но в то же время с привкусом легкой горчинки — с этого момента, хоть и по чуть-чуть, но начинал убывать свет.

Сам Маэдрос достаточно ровно относился к нему, скорее наоборот, считал, что его, как лорда, будет ожидать больше забот и хлопот, связанных не только с безопасностью земель. Однако в этот раз ему, как и спутникам, не терпелось поскорее вернуться в Химринг, словно там его ожидало нечто действительно радостное.

Когда отряд оказался в крепости, один из верных тут же подлетел к Майтимо, сообщив, что лорд Финдекано несколько раз пытался связаться с ним по палантиру. Быстро окинув взглядом своих спутников и убедившись, что его присутствие более не нужно, Маэдрос поспешил к себе в кабинет, на ходу выясняя, не было ли гонцов из Ломинорэ или Хисиломэ. Отрицательный ответ заставил его поторопиться.

«Где же ты, друг? У своего отца или…» — думал Маэдрос, положив ладонь на палантир, когда его вызов наконец приняли.

— Aiya, лорд Нельяфинвэ, — раздалось в камне и в голове, когда он увидел Нолдорана.

— Доброго дня… — Майтимо на секунду задумался, как стоит поприветствовать Нолофинвэ: как короля или же как родича.

Однако тот тут же развеял его сомнения:

— Рад видеть тебя, Нельо. И давай оставим этот торжественно-официальный тон. Я сейчас позову Финьо, пусть он сам все тебе скажет.

Маэдрос кивнул, немного удивившись.

Палантир еще не успел показать радостного, но немного встрепанного кузена, как Майтимо услышал:

— У меня родился сын! Ты представляешь, маленький такой, с темными волосиками и очень яркими глазами. Он такой… такой умница! Да, назвали Эрейнионом. А еще он любит, когда я ему рассказываю сказки. Или пою. Или…

— Финьо, остановись, пожалуйста, — смеясь, попросил его друг. — Я рад, очень рад за вас с Армидель. Нет, за всех нолдор! Прими мои поздравления.

— Прости, я увлекся, — сказал Фингон. — И благодарю тебя. Понимаешь, это может показаться странным, ведь я много времени проводил с братьями, когда те были малышами, но Эрейнион… он правда другой!

— Верю, Финьо, хотя подозреваю, что никогда и не узнаю, — признался Майтимо.

— Не говори так! Мы не знаем, что нас ждет, — с улыбкой произнес Финдекано.

— Здесь я с тобой соглашусь. Но это, по-моему, даже и неплохо.

На этот раз друзья не обсуждали ни укрепления, ни вести, принесенные разведчиками. Оба хорошо знали, что ни одна из новостей не была столь значима, как рождение сына Финдекано. Тем более, что времена настали действительно спокойные, и лишь изредка орочьи шайки беспокоили своим появлением нолдор. Однако с ними неизменно быстро и уверенно справлялись.

В приподнятом настроении Маэдрос покинул кабинет и наконец привел себя в порядок с дороги. Стоило немного отдохнуть, а после открыть праздник, которому надлежало длиться три дня и три ночи.

«Странно, когда мы только возвращались домой, я думал, что, как обычно, скажу положенные слова, какое-то время побуду со своим народом и потом, тоже как всегда, уйду на стену, чтобы издали глядеть на друзей и на Врага. Финьо-Финьо, что ты со мной в очередной раз сделал», — улыбаясь думал Майтимо, осознав, что хочет праздновать вместе с нолдор Химринга.

Времени на сборы было немного, а потому он решил в последний день праздника лично приготовить угощение для всех желающих, а пока что… вперед, к свету! Прославлять Анар, чьи золотые лучи щедро дарили тепло, обещая в дальнейшем богатый урожай.

Нолдор встретили своего лорда радостными приветствиями и тут же воцарилась тишина — в ожидании речи.

Однако Маэдрос на этот раз удивил всех. Он запел. Конечно, старший сын Фэанаро не обладал таким великолепным голосом, как Макалаурэ, однако его искренний порыв, его чувства и эмоции, которые он вложил, свершили практически невозможное — все нолдор, что собрались на праздник, подхватили мотив. Каждый вплетал свои слова, свои чаяния и надежды, но неизменно все они славили жизнь и свет.

Так прошла сама короткая ночь. И с финальный аккордом песни золотой луч разрезал тьму ночи, возвещая победу над ней.

— Пора возвращаться назад, в Менегрот, — вздохнула Галадриэль и посмотрела на мужа.

В лазурной синеве небес плыли легкие облака, ивы тихонечко шелестели, будто прощались. На сердце лежала тяжесть.

— Пора, — подтвердил Келеборн, нахмурившись. — Но так ли уж необходимо направляться сразу туда?

— Что ты имеешь в виду? — удивилась жена.

Муж не ответил. Легко вскочив на ноги, он протянул руку:

— Дай твой браслет.

Нолдиэ просияла, поняв, что он собирается сделать. В самом деле, за волнением она совершенно забыла об этом важном деле. Недели, проведенные на острове посреди Сириона, были до краев напоены счастьем, так что возвращаться в реальный мир с его горестями и бедами немножко не хотелось.

Галадриэль сняла браслет и протянула мужу. Он взял его и, поблагодарив кивком, направился к реке. Вода тихонько поблескивала, словно нежилась в лучах Анара, и тьма здесь и сейчас казалась невозможно далекой.

Присев на корточки, Келеборн коснулся ладонью поверхности воды и закрыл глаза. С уст его сорвались первые тихие слова Песни, и его супруга в который раз невольно отметила, какой же красивый голос у ее мельдо.

Отделанная серебром голубая куртка подчеркивала достоинства фигуры. Волосы свободно рассыпались по плечам, а лицо словно светилось изнутри. Все это, и еще нечто, идущее из глубины существа Келеборна, заставляло сердце Галадриэль восторженно трепетать.

Почувствовав ее взгляд, он обернулся и улыбнулся ей.

Слова Песни зазвучали громче. Сирион заискрился, и нолдиэ на миг показалось, будто золотой браслет пошел легкой рябью. Одно мгновение, и все смолкло. Повисла густая, всеобъемлющая тишина. Галадриэль тряхнула головой, и, словно в ответ на это движение Келеборн вновь вскочил. Подойдя к жене, он поцеловал ее, и та ласково обняла его за плечи:

— Так что ты имел в виду насчет маршрута?

Синда улыбнулся и провел рукой по волосам супруги:

— Всего лишь хотел предложить навестить Маблунга.

— А… — начала было дочь Арафинвэ и смолкла.

Ее муж протянул браслет и выразительно указал на него взглядом.

— Да, в самом деле, — согласилась она, поняв, что любимый имеет в виду. — Мы очень давно не видели наших товарищей.

— Тогда собираемся!

Он еще раз коснулся губами щеки любимой и принялся укладывать вещи в сумку. Галадриэль ему помогала, и спустя час они вывели из зарослей лодочку. Ту самую, на которой приплыли. Нолдиэ сидела на корме и неотрывно смотрела на удалявшийся островок.

— Наверное, это самое волшебное место в Дориате, — наконец сказала она.

— Согласен с тобой. И мы еще непременно вернемся сюда.

— Приложим все силы!

Спрятав челнок на противоположном берегу в зарослях, они надели сумки на плечи и, взявшись за руки, пустились бегом.

Ветер свистел в ушах, мелькали деревья, цветущие кустарники, заросли камыша. Путь был не близок — предстояло миновать лес Хирилорн, а затем Нельдорет.

Дни сменялись днями. Анар и Исиль не единожды приходили на смену друг другу. По вечерам двое путешественников останавливались, разбивали лагерь, и тогда Келеборн отправлялся на охоту. Галадриэль обычно занималась обустройством, собирала окрест обильно росшие ягоды. К тому моменту, когда в их походном котелке начинала булькать вода, появлялся супруг.

— Долгий у нас получился путь, — заметила как-то она, сидя у костра и глядя на огонь.

Синда поднял взгляд и лукаво прищурился. Галадриэль в ответ насмешливо фыркнула, а после в голос рассмеялась. Прозрачно-серые глаза Келеборна манили, и голова ее немного кружилась. Протянув руку, она погладила его волосы, и тогда муж, придвинувшись ближе, обнял ее. Дочь Арафинвэ довольно вздохнула и устроила голову у него на плече.