Наконец, спустя многие недели, труд Тьелпэринквара был закончен. Бережно взяв украшение в руки, он поднес его к окну и с трудом подавил желание зажмуриться — так оно играло в лучах Анара. Широко улыбнувшись, молодой мастер аккуратно завернул его в мягкую тряпицу и убрал в ларец. День, когда он сможет вручить его той, кому оно предназначено, наступит еще не скоро. Теперь же стоило заняться кое-чем другим — рядом была еще одна нис, которой он ничуть не меньше хотел преподнести такой же по красоте дар, и которая могла надеть его сразу. Аммэ.

«И ей, пожалуй, подойдет узор в виде крыльев бабочки».

Придвинув к себе чистый лист, он набросал рисунок будущей основы, который вынашивал в груди все это время, и вновь окунулся в работу.

— Съездил бы ты на юг, проведал мелких, — сказал Куруфин.

— Да какие они мелкие-то, — возмутился было Келегорм, но, перехватив взгляд брата, сник.

— Тьелко, — тихо произнес Искусник, — в Химладе все спокойно, а ты… ты на себя перестал быть похож. Уверен, Амбаруссар смогут помочь…

— Мне не нужна ничья помощь! — рявкнул Турко.

— Тогда просто проверь, как идут дела на Амон Эреб. Вдруг им что-то нужно.

— А палантира у них, конечно же, нет. И сказать сами они не могут… — не унимался Келегорм.

— Тьелко, ты невыносим! Едь уже к братьям! Или вы поругались? — решил все же уточнить Куруфин.

— С чего бы это? — удивился Охотник.

— Тогда передавай им привет!

«Заодно поможешь им со щенками, о которых они мне рассказали. А, может, и глянется какой тебе, торон…» — подумал Искусник, взглядом провожая брата.

Эльф медленно шел среди деревьев, низко наклоняя голову и втягивая ее в плечи. Лес, его лес, где не было ни одного незнакомого росточка, становился все мрачнее и неприятнее. Он так и норовил подставить корень под ногу или же хлестнуть веткой по лицу. Однако делал это как-то лениво, неохотно, словно вынужденно подчиняясь неизвестной злой воле.

Только захлопнув за собой дверь кузницы, Эол смог перевести дух.

«Что за напасть? То девы в белых одеждах мерещатся, то деревья восстают против меня… Определенно, не той оказалась песня, чьи отголоски я впервые услышал, когда ступил в эти земли много-много лет назад. Тогда…»

Эол принялся вспоминать, как его закружил водоворот искрящихся, бурлящих и переливающихся эмоций синды, что некогда встретил здесь любовь. Его настолько покорила сила чувств, чей отголосок не развеялся с годами, не растворился среди прочих чувств, что он, не задумываясь, перебрался жить и творить в Нан Элмот.

А потом все изменилось. Словно и не было той волшебной и светлой песни, будто привиделась она кузнецу, оказавшемуся в мрачном давящем лесу, которого избегали квенди.

Теперь же, после отказа служить Властелину севера, началась неявная, но борьба. За право жить здесь, оставаясь собой, ибо все чаще назойливый шепоток проникал в сознание Эола, убеждая, уговаривая, обещая разное. Что удивительно, голос был сладок и принадлежал нис, а не нэру.

«Неужели верны слухи, что передали птицы и звери Дориата?» — задумался Эол.

Смех Мелиан все звучал и звучал в его ушах, словно говоря, что его сопротивление бесполезно.

— Ну вот, melmenya, мы и дождались с тобой.

Финдекано, услышав слова любимой, вздрогнул и, отодвинув незаконченное письмо отцу, вскочил из-за стола, обратив на нее немного растерянный взгляд. Армидель улыбнулась ласково и понимающе. Бережно погладив большой живот, она задумчиво посмотрела в окно. Там, на фоне ясного неба, прогорал закат, и на восточном крае уже начинали зажигаться звезды. В кронах деревьев перекликались птицы, а листья нежно шелестели, будто говорили о чем-то.

— Наш ребенок? Он собирается появиться на свет? — зачем-то счел необходимым уточнить Финдекано, хотя и сам прекрасно знал, что именно это и происходит.

— Верно.

Перо, которое он до сих пор держал в руках, выпало из вмиг ослабевших пальцев и спланировало на пол. Подбежав к жене, он обнял ее за плечи и заглянул в глаза:

— Что мне делать?

— Не волноваться, — Армидель вновь улыбнулась и провела тыльной стороной ладони по щеке мужа. — Это радостное событие, но произойдет оно не прямо сейчас. Нужно время. Позови пока нис, с которой договаривались заранее. Она опытная в таких делах.

— Хорошо, — с готовностью пообещал Нолофинвион.

Он проводил Армидель в спальню и помог ей лечь на кровать, а сам отправился в крыло верных. Найти целительницу не составило труда. Собрав все необходимое, она отправилась к леди, а ее муж решил заглянуть на кухню.

«Вдруг мелиссэ захочет перекусить или попить?»

Впрочем, лембаса не нашлось, однако были яблоки, ароматный свежий хлеб и сок. Взяв всего понемногу, он вернулся в покои и, поставив поднос на тумбочку, сел на кровать и обнял Армидель за плечи. Жена пристроила голову у него на груди.

— Не думал я, когда был юн, что мой ребенок появится вдалеке от Амана, — признался он, задумчиво глядя в окно. — Мир виделся таким надежным и неизменным, и мне казалось, что так будет всегда.

На небо взошла ладья Тилиона, посеребрив кусты и деревья сада. Целительница хлопотала у камина, готовя из трав какой-то отвар. Принюхавшись, Фингон различил нотки крапивы, тысячелистника и пастушьей сумки.

— Спой мне, — попросила жена.

Их пальцы переплелись, и Финдекано вдруг всей душой захотелось, чтобы малыш, готовый появиться на свет, почувствовал, как сильно отец его любит.

— О чем? — спросил он у Армидель.

— Не знаю. Спой, что сам захочешь. Что сердце подскажет.

— Как пожелаешь, родная.

Прикрыв глаза, он прислушался к голосу фэа. В памяти всплыли картины родного дома, и вот из самого сердца полились слова. Аман. Золотое и Серебряное Древа, счастье и юность. Красота. Он пел, и звуки, словно тонкие ручейки, сливались, образуя звенящие реки, и уплывали в даль. Куда-то за горизонт. Армидель слушала, и можно было подумать, что она тоже видит эти удивительные картины, сама находится там. Рука об руку с мельдо.

«Быть может, однажды мы еще пройдемся вдвоем родными полями, и я покажу любимой места, где я вырос», — мечтал Финдекано.

Жена сильнее сжала его руку, роа ее напряглось, и повитуха, приблизившись, сказала ей что-то. Он не расслышал, что именно. Волнение приливной волной поднялось в груди. Хотелось сделать хоть что-нибудь, помочь, поддержать. Но в его силах было только быть рядом и продолжать тихонечко петь.

Притихли ночные птицы, деревья умолкли, словно погрузившись в сон. На восточном крае неба постепенно начинала разгораться заря, когда наконец взволнованный молодой отец услышал первый громкий крик.

— Йондо! — воскликнул он, вскакивая и порываясь бежать.

— Да, это мальчик, — подтвердила целительница. — Поздравляю вас, лорд.

Она омыла ребенка и, вручив его отцу, занялась госпожой. Прошло еще немного времени, и вот уже она, распрощавшись, покинула покои, и отправилась к себе. Армидель лежала и с улыбкой глядела на мужа и сына. Финдекано все смотрел на личико малыша, на темный пушок волос на макушке. Он вглядывался в черты сына столь внимательно, словно стремился увидеть его судьбу.

— Теперь нам стоит подумать над именем, — проговорила Армидель.

Фингон поднял взгляд и, улыбнувшись широко, прошептал:

— Я люблю тебя, мелиссэ.

Присев осторожно на край кровати, он наклонился и поцеловал жену:

— Благодарю тебя.

Она потянулась к столику и взяла ароматный хлебец, а муж, вновь поднявшись, стал ходить по комнате, по-прежнему держа сына на руках.

— Не знаю, правильно ли это, — заговорил он наконец, — но я уже думал над именем.

— Вот как? — удивилась дочь Кирдана.

— Именно. И, кажется, я знаю, как назову его.

Любимая вопросительно подняла брови, и он, вздохнув глубоко, ответил:

— Эрейнион.

— «Потомок королей»?

— Да. Ведь это же правда.