Как-то раз он застал кобылку вместе с Лехтэ в сосновой рощице. Скрытые достаточно густым подлеском, они любовались белыми звездчатыми цветами, устилавшими в этом месте землю, подобно дивному ковру.

— Я думал, Тари тут одна, а выходит это ты ее сюда привела, аммэ? — удивился Тьелпэ.

— Не угадал! Эту полянку нашла она, — ответила Лехтэ. — Ты только погляди, какая красота.

— Кольцо на тебе? — неожиданно спросил он.

— То самое? С кристаллом?

Куруфинвион кивнул.

— Да, — Лехтэ протянула руку, показывая изящную веточку, оплетавшую чуть мерцавший камень.

— Зови отца. Он свое тоже не снимает. Думаю, ему здесь понравится.

Куруфин, недавно объявивший привал, с беспокойством, а затем с радостью откликнулся на осанвэ жены.

Тьелпэринквар же, завидев отца, поспешил к отряду, дав возможность родителям наконец побыть немного вдвоем.

— Они так похожи на звездочки Йаванны, что цвели у реки, помнишь? — вдруг спросила Лехтэ.

Куруфин сделал вид, что усиленно напрягает память, а затем, подойдя ближе, уточнил:

— Уж не там ли, где мы впервые поцеловались?

Тельмиэль кивнула.

— Ты думаешь, я мог бы забыть? Мелиссэ, есть то, что навсегда останется не то что в памяти, в самой фэа. До конца мира.

И, убедившись, что камень замерцал ярче, он позволил себе поделиться осанвэ такими моментами.

А вскоре и белоснежные цветы Белерианда стали свидетелями их поцелуя. И не только его.

====== Глава 51 ======

Вдалеке, за линией сада, греясь в золотых закатных лучах, мерно, неторопливо дышало море. Оно ворочалось с боку на бок и словно шептало. Быть может, хотело о чем-то рассказать или просто прощалось.

Отплытие корабля было назначено на завтра. Армидель коротко вздохнула и еще раз оглядела полностью собранные сундуки. Разумеется, некоторые вещи она оставила, ведь они с Финдекано еще будут навещать ее родителей, и все же большая часть отправится вместе с ней в Ломинорэ.

Накинув на плечи легкий плащ, дочь Кирдана вышла из покоев и спустилась в сад. Вишни и яблони уже давно отцвели, и на веточках, если приглядеться, можно было рассмотреть крохотные зеленые завязи. Но вырастут и разрумянятся они уже без нее.

Она шла по дорожкам, всем существом впитывая окружающую тишину и умиротворение. Нежно шелестела над головою листва, слышался шум прибоя. Армидель пришла на берег и долго стояла, наблюдая, как Анор садится в волны, а небо темнеет, обретая глубину. Прощаться с домом было немножечко грустно.

И все же сердце при мысли о том, что в скором времени ожидало ее в Дор Ломине, начинало взволнованно и часто биться, а фэа рвалась вперед — туда, где среди дождей, дубов и сосен ее ждал любимый. А море… Что ж, там ведь есть залив, а еще озеро. Армидель широко и радостно улыбнулась, потом раскинула руки, словно стремилась обнять все небо, и заразительно, в голос рассмеялась. Подобрав подол платья, она побежала вдоль кромки прибоя, и набегающие волны ласкали ступни.

Чуть позже, когда Анор окончательно скрылся за линией горизонта, и последние яркие всполохи на небе погасли, она вернулась в покои и легла отдыхать. В распахнутые окна залетал ласковый, теплый ветер. Он доносил ароматы далеких трав, голоса полевых птиц, рычание зверей, и можно было подумать, будто юная дева спит не на мягкой перине в сердце дворца, а посреди поляны. Там, где тихонько потрескивает костер, а сосны рвутся в небо.

Армидель спала и видела во сне улыбающегося Финдекано.

Перед рассветом изящный, словно птица, серебристый корабль распустил белые крылья-паруса и отправился на север. На главной мачте развевались два флага. На первом было изображено суденышко на фоне сине-голубого моря, а на втором красовались цвета лорда Дор Ломина.

Фалатрим стояли на берегу и провожали дочь своего владыки — вернутся лорд Кирдан и леди Бренниль уже без нее. Силуэт постепенно таял, словно и правда улетал в неведомые, таинственные дали. Безмолвно замерли, вглядываясь в горизонт, стражи. Маленькая рыжевато-белая кошка сидела на перекинутом через канал деревянном мостике и ловила оттуда рыбу. Ветер прятался в зеленой, шелковистой траве, играя.

Начинался новый день и новая жизнь.

Отброшенная свирель упала на мох, мягко спружинив. Даэрон встал и от досады ударил рукой дерево так, слово именно оно являлось причиной всех его бед. Эмоции, переполнявшие эльфа, требовали выхода, и он запел. Слова сами складывались в куплеты, а фэа в который раз устремилась за границы Дориата, к той деве, что однажды приблизилась к Завесе. И в тот же миг душа была безжалостно поймана. Голос менестреля сорвался, перешел на хрип. Казалось, Даэрон вот-вот потеряет сознание. Однако в следующее мгновение он уже исполнял гимн прекрасной дочери Мелиан и Тингола. Глаза невидяще смотрели перед собой, фэа билась и сопротивлялась, но роа неистово желало Лютиэн, а в голове словно сами собой возникали манящие образы и картинки.

Неожиданно запнувшись о пенек, менестрель замолчал.

— Это все? Мне бы хотелось еще послушать твоих песен, о несравненный Даэрон, — приторно-нежно раздалось рядом.

— Лютиэн? — он развернулся, пытаясь понять, где прячется принцесса. — Где же ты?

— Я здесь. Рядом. Очень близко, — она прижалась сзади к не ожидавшему такого менестрелю.

— Пой! — приказала она, посылая невидимый импульс по нитям заклятия.

Словно послушная и покорная кукла, синда бесцветным голосом начал новую балладу.

Лютиэн же, заранее решив воспользоваться советами матери, ловко опутала руки эльфа, несильно стянув их сзади. От удивления тот замолчал, но получил весьма чувствительный магический укол:

— Пой! Только мне и обо мне! Славь мою красоту!

Лютиэн, всем телом ластясь к менестрелю, вышла из-за спины и проведя пальцами по его скуле. Чуть отступив, вскинула руки и изогнулась. Ее полупрозрачное платье едва скрывало действительно прекрасное тело принцессы. Она же все быстрее кружилась в неистовом танце, внутренне ликуя от невероятных ощущений, переполнявших ее. Все нарастающее желание Даэрона, его покорность и осознание собственной власти пьянили ее.

— Позволь обнять тебя, — прохрипел синда.

Лютиэн рассмеялась и, обойдя эльфа сзади, потянула за связанные запястья, усилив свои действия магией.

Даэрон неловко упал на мох. Принцесса склонилась над ним, держа в руке острую шпильку, вынутую из волос:

— Ты сделаешь все, что я скажу тебе…

Он кивнул.

— Ты не будешь противиться мне…

Эльф лишь на мгновение прикрыл глаза, выражая согласие.

— Умница…

Заколка, больше напоминавшая стилет, легко резала тунику менестреля, оставляя алые следы и на его коже. Лишь на миг, когда уже грудь и почти весь живот Даэрона были покрыты странными символами, Лютиэн замерла, словно со стороны увидев себя.

«Зачем мне это? Я же хотела узнать, что такое любовь… Что я творю?» — успела подумать принцесса, но в следующий миг вновь принялась наносить «узоры» на кожу Даэрона. Мелиан, вовремя подпитавшая дочь, облегченно вздохнула — первые шаги к своей цели она уже сделала.

Фэа менестреля билась в силках, желая пробудить Даэрона.

— Таким ты мне нравишься больше, — произнесла синдэ, оглядывая лежавшего перед ней певца. Все его тело покрывали легкие порезы, кровоточившие лишь местами. Взгляд Даэрона, по-прежнему не видевший ничего, говорил о полном подчинении бедняги. Лохмотья, бывшие некогда его одеждой, дополняли картину. Связанные руки давно затекли и онемели, он почти перестал понимать, где находится и что с ним происходит.

— Ты прекрасен, мой дорогой менестрель! — тихим шепотом проговорила Лютиэн. — Остался последний штрих, и… ты познаешь величайшее из удовольствий.

«А я активирую заклинание, нарисованное на твоем теле твоей же кровью», — мысленно продолжила она.

Склонившись над певцом, едва касаясь того своим телом, она шепотом, но властно произнесла:

— Сделай то, чего больше всего желаешь!

Фэа вздрогнула, вновь напомнив о себе и той, к которой стремилась все эти годы.