Теперь необходимо было дать жеребуське имя, однако родители на семейном совете решили, что лучше будет, если Тьелпэ это сделает сам.

Стали ждать. Эльфенок и жеребенок росли, с каждым днем дружили все крепче, и уже в семь лет, освоив полностью ламатьявэ, Тьелпэ выбрал своей любимице имя. Иримэ.

Сначала он не понял, почему атто закашлялся, а аммэ пытается сдержать смех, но присутствовавший дядя Макалаурэ объяснил племяннику, что точно так же зовут дочь их дедушки Финвэ. Маленький Куруфинвион задумался и несколько минут спустя уверенно заявил, что совершенно не возражает, если дочь короля и дальше будут звать, как его любимую лошадку. Возразить на это было нечего.

Когда случился Исход, Тьелперинквар заявил, что не бросит своих лошадей, Иримэ и жеребца Калиона. Оба они, вместе с некоторыми другими конями нолдор, прибыли в трюмах кораблей в Эндорэ, дав начало новой породе. В отличие от местных коней, которых приручали потом те, кто пришел через Хэлкараксэ, аманские жили по двести пятьдесят, а то по триста лет, если считать по современным годам Анара. Век же белериандских коней был краток, почти как жизнь мотылька.

И вот теперь у Иримэ и Калиона должен был родиться сын. Или дочь. Чистокровный аманский жеребенок. В голове Тьелпэ крутилась мысль, но от волнения он никак не мог ее поймать и четко сформулировать.

Ладья Ариэн ползла по небу. Молодой лорд, как всегда с головой погрузившись в хлопоты, тем не менее не переставал думать о предстоящем радостном событии.

Уже вечером, в очередной раз поговорив с конюхами, Куруфинвион поужинал и, распахнув окно гостиной первого этажа, уселся прямо на подоконнике и стал смотреть на небо. Вид звезд успокаивал, вселяя уверенность. Нолдо улыбался, думал о скором приезде родителей, о предстоящей в будущем году поездке в Ломинорэ, и вскоре сам не заметил, как задремал.

Проснулся он внезапно, как от толчка. Казалось, кто-то звал его осанвэ. Уверенно и настойчиво. Тьелпэ вскочил и с недоумением огляделся. Положение Исиля в вышине говорило, что уже середина ночи. Во дворе слышались тихие голоса стражей. Как будто все было спокойно и тихо. Но тут зов повторился. Секунду спустя пришло ощущение боли, и тут Тьелпэ наконец сообразил, что это Иримэ. Его кобыла рожает!

Перемахнув прямо через подоконник, Тьелпэ выскочил во двор и побежал на конюшню. Вскоре к ощущению боли, долетавшему до него осанвэ, присоединилась радость, и верные сообщили влетевшему внутрь Куруфинвиону, что его кобыла благополучно ожеребилась.

Тьелпэ остановился, вдохнул глубоко, пытаясь унять волнение, однако понял, что это бесполезно, и осторожно толкнул дверь денника.

Иримэ как раз перегрызала пуповину, связывающую ее с жеребенком.

«Девочка», — понял он, приглядевшись.

— Какая ты умница, — прошептал он и, сев на корточки, погладил свою любимицу по шее.

Та подняла голову и посмотрела настороженно, однако убедившись, что это не кто-то посторонний, а ее нолдо, успокоилась и принялась вылизывать дочку. Тьелпэ взял в руку сена и стал ей помогать, обтирая новорожденную. Вскоре стало ясно, что та уродилась настоящей красавицей со шкурой глубокого янтарного цвета. Перед глазами Тьелпэ вдруг вспыхнуло видение Армидель, скачущей на взрослой уже лошади.

От неожиданности он потряс головой, а потом задумался. Пожалуй, жеребенок аманской породы действительно может стать превосходным подарком новобрачной. А для Финдекано можно подобрать жеребца-двухлетку из табуна.

«Пожалуй, стоит обсудить эту идею с отцом, когда он вернется», — подумал он.

Когда наконец Тьелпэ убедился, что с его кобылой и ее дочерью действительно все хорошо, он сам налил любимице воды и, велев верным будить его в случае чего, отправился спать.

Но даже задремывая, он продолжал думать о жеребенке и о том, что Армидель станет для новорожденной кобылки хорошей хозяйкой.

«Пожалуй, я назову ее Тари, — подумал он. — Королева».

И с улыбкой на губах уснул.

====== Глава 46 ======

Эльвэ восседал на троне и… улыбался, прикрыв глаза. Нежный золотой свет так был заметнее. Король Дориата лишь недавно обнаружил эту особенность зала (или чего иного?), когда ненадолго смежил веки, устав выслушивать очередного влюбленного в дочь менестреля.

Теперь же Элу желал как можно больше времени проводить, впитывая загадочное сияние. Он мог часами находиться на троне, мыслями же пребывая где-то далеко. За морем. Там, где росли Древа. После пробуждения или возвращения из этих необычных странствий, Тинголу хотелось жить и ликовать. Он отправлялся на прогулки в лес, чем в первые разы несказанно удивлял стражу, посещал мастерские, где изготовил себе очень неплохой кинжал, а однажды был замечен с лютней под деревом. Конечно, подобные изменения не могли остаться незамеченными его супругой, к которой король слегка утратил интерес. Погрустневшая и изрядно озадаченная Мелиан опутывала мужа сетью новых чар, однако та рвалась снова и снова.

«Кажется, пора начинать действовать иначе. Дориат не должен выйти из-под моего контроля. Кто тогда нанесет решающий удар по потрепанным Властелином нолдор? Кто получит лакомую награду — милость Владыки?» Майэ бросило в жар при одной мысли, что она вновь будет принадлежать сильнейшему из валар. Память услужливо подбрасывала особенно будоражащие моменты: укус в плечо, кровь бежит по ее белой коже, а горячий язык Мелькора охотно повторяет ее путь. Огненные путы крепко держат, не позволяя даже выгнуться навстречу, желая скорее ощутить, заполучить его всего, а не рукоять плети, которой вала лишь дразнит, мучает, водя по грани. Таникветиль. И он на троне самого Манвэ, улетевшего куда-то по зову Аулэ. И она, на коленях перед ним…

Мелиан забыла, где находится, с силой рванув на груди платье.

— Ты так соскучилась по мне? — раздалось у нее за спиной. Горячее дыхание опалило шею, а ладони тут же легли на грудь.

— Да, Мелько… мельдо, — тут же опомнилась она, прижимаясь к мужу.

«Что ж, пусть развлечется. Напоследок», — подумала Мелиан.

— Что тревожит тебя, сестра? — обеспокоенно спросил Ингвэ.

— Не знаю, брат мой, — тихо ответила Индис, — но мне стоит покинуть Валмар.

— Ты хочешь навестить сына?

— Возможно, — задумалась она. — Да, пожалуй, ты прав. Мне стоит повидаться с Арьо.

Ингвэ был уверен, что сестре предстоят долгие сборы, однако она сильно удивила его, уехав на следующий же день.

— Аммэ! — Арафинвэ тепло встретил мать и обнял ее. — Я так рад тебя видеть. Как ты?

Индис улыбнулась, глядя на сына, и вновь погрустнела.

— Я очень тоскую по твоему отцу, — призналась она.

— Мне тоже его не хватает, — вздохнул Арафинвэ. — Но ты же была тогда вместе со мной и слышала ответ Намо.

— Вряд ли смогу его забыть, — горько произнесла Индис. — «Ваш супруг не желает покидать мои Чертоги. Его фэа не готова вновь обрести плоть. К тому же он наконец соединился со своей семьей». Словно я не его семья! Или ты не сын Финвэ!

— Аммэ, не надо, — попросил Арафинвэ. — Было б лучше, если бы атто там страдал?

— Нет, — качнула она головой. — Или да…

Король нолдор отпрянул, неверяще глядя на Индис.

— Тогда бы он захотел вернуться ко мне! А раз так… я поеду к нему!

— Ты хочешь вновь побеспокоить Намо?

— Нет. Я отправлюсь в северные земли, в Форменос, туда, где могила моего мужа.

— Но зачем?

— Я так решила.

— Хорошо, я подберу тебе надежный отряд, что сопроводит тебя, — ответил Арафинвэ. — Когда ты хочешь отправиться?

— Скоро. Но сначала хочу немного побыть с тобой.

— Буду только рад, — произнес он и вновь обнял свою мать.

В один из дней, когда ладья Ариэн уже постепенно начинала клониться к закату, в Минас Тирит неожиданно приехал гонец.

— Из Дортониона, — доложил он, протягивая Артаресто послание.

Вначале старший брат встревожился — не случилось ли что-то у младших. Что заставило их отправлять в путь посланника? Однако, сломав печать, он выяснил, что повод был не печальный, а радостный.