– Отдыхай, поговорим завтра.

– Нет. – Мигрень стремительно нарастала. – Начал… теперь договаривай.

– Ладно. – Арктур посмотрел на меня в упор. – Мы допустили ошибку, явившись в шахты неподготовленными. Лезть на чужую, заведомо опасную территорию было очень рискованно.

– Зато мы разузнали про серый рынок, – парировала я. – Не забывай, неведение могло выйти нам боком.

– Великим герцогам ничего не стоило поймать тебя в ловушку и убить. Даже мне не под силу уберечь тебя от их многочисленных приспешников.

– Сказал тот, кто неоднократно подвергал меня опасности, – фыркнула я. – Ради собственной выгоды, принц-консорт, вы не гнушались рискнуть моей шкурой.

Глаза рефаита недобро вспыхнули.

– Вот только не надо прикидываться глухим!

Выпалив последнюю фразу, я поняла, что перегнула палку, и мгновенно пожалела о сказанном, но меня уже распирало.

– Ты подвел меня под топор, когда сделал символом революции. Сложись все иначе, меня бы не пытали в застенках. И отец остался бы жив! – Каждый вдох раскаленным штырем пронзал мои легкие. – Твоими стараниями я встала на этот путь, и только мне решать, как его пройти!

Арктур с каменным лицом отвернулся. Я с трудом поднялась и заковыляла в ванную.

– Пойду спать. – Голос предательски дрогнул. – Читай нотации кому-нибудь другому.

До ванной я добралась чудом, болело все: кости, мышцы, связки. Нарочито громко хлопнув дверью, я уставилась на свое отражение. На припорошенном мелом лице темные круги казались еще темнее.

Временами Арктур раздражал меня до безумия. Упертый, непробиваемый истукан, с ним каши точно не сваришь. Неудивительно, что при такой «маневренности» они проиграли гражданскую войну.

Несмотря на возмущение, я все же осознавала, насколько несправедливы мои упреки. В надежде унять головную боль я принялась исступленно массировать виски. Негнущимися пальцами отвернула краны. Кряхтя, стянула свитер и стала ждать, пока наберется вода – совсем немного, по щиколотку.

Погружение длилось вечность. Вцепившись в края, я твердила, что никто не собирается меня топить. Стерев грязь влажной тряпкой, аккуратно намочила волосы и нанесла на них шампунь с яблочной отдушкой. Ополоснувшись, прижалась лбом к эмалированной кромке и попыталась унять прерывистое дыхание.

Арктур сказал, я обещала не лезть на рожон. Не просто обещала, а поклялась.

Выбравшись из ванны, я облачилась в ночную рубашку. Расчесала волосы – сушить их феном не было сил, пришлось довольствоваться полотенцем. Сунула грязную одежду в стиральную машину и достала из холодильника тарелку с остатками еды.

Арктур уже отправился на боковую. Изнемогая от боли, я почистила зубы и поплелась в спальню. Отопление не работало весь день, однако постель оказалась на удивление теплой. Невзирая на ссору, Арктур не забыл сунуть мне под одеяло грелку.

Стыд погасил тлеющий костер обиды. В самом прескверном настроении я щелкнула выключателем и, зарывшись в одеяло, прижала грелку к груди.

Несмотря на физическое и моральное истощение, сон не шел. Каждый вздох вызывал агонию. Кожа превратилась в сплошной оголенный нерв. Меня бросало то в жар, то в холод. Но больше всего терзали угрызения совести.

Принц-консорт.

Как только язык повернулся! Титул навязали ему против воли, два столетия Арктур мужественно сносил его, подвергаясь нападкам и насмешкам со стороны других рефаитов. Своей репликой я оскорбила его до глубины души. Усталость не оправдание.

К половине одиннадцатого кашель усугубился. Не выдержав, я ринулась в ванную в поисках лекарства. Чайная ложка сиропа смягчила горло, и я провалилась в сон.

К несчастью, забвение длилось недолго. Рука непроизвольно метнулась к изголовью, тело напряглось в предвкушении пытки. Обливаясь холодным потом, я проснулась и какое-то время таращилась в потолок. Осознав, что уснуть больше не удастся, я накинула на плечи длинный кардиган и, миновав гостиную, постучалась в соседнюю спальню.

– Заходи, – послышалось из-за двери.

Собравшись с духом, я переступила порог.

Если не считать расположения кровати, спальня рефаита мало отличалась от моей. Арктур устроился на боку, перед ним лежала раскрытая книга. Лампа отбрасывала на потолок вытянутые тени.

Арктур оторвался от книги. Мне и раньше доводилось видеть его обнаженным по пояс, но только сейчас в глаза бросилось отсутствие пупка. В тусклом свете ночника под золотисто-медовым сарксом проступали рельефные мускулы.

– Пейдж?

Я смутилась, осознав, что таращусь на него, как баран на новые ворота.

– Извини. – К щекам прилилась краска. – Просто у тебя нет… – Я похлопала себя по животу. – Хотя откуда бы ему взяться.

Рефаитам неведомо чудо рождения. Они не созревают в материнской утробе. Когда Арктур появился на свет, один-одинешенек, он выглядел в точности как сейчас.

– Если тебя интересуют иные анатомические особенности, то их нет. – Арктур захлопнул книгу. – По крайней мере, внешне.

– Рефаиты не размножаются, – рассуждала я вслух, – значит у тебя нет…

Я осеклась, мечтая провалиться сквозь землю. Заодно пусть рухнет потолок и меня погребет под обломками.

– Надеюсь, ты пришла не обсуждать специфику моей анатомии, – бесстрастно произнес рефаит.

– Конечно нет. – Собрав крупицы смелости в кулак, я наконец решилась: – Хочу извиниться за сегодняшний инцидент. Прости, что сорвалась, прости за оскорбления. Мне очень стыдно.

Арктур повернулся и откинулся на подушки:

– Не извиняйся. Я действительно навлек на тебя множество бед.

– Ничего подобного. Не твоя вина, что меня заточили в каземат, а Вэнс казнила отца. Я жутко устала, поэтому и сорвалась. Прости.

Арктур подвинулся, приглашая меня сесть, и положил книгу в стопку, высившуюся на прикроватной тумбочке. Я робко устроилась на краешке кровати и плотнее закуталась в кардиган. В спальне рефаита было холоднее, чем в моей.

– Ты прав. В шахты я полезла только из желания доказать самой себе, что со мной еще не все потеряно. Полезла, совершенно не задумываясь, что тем самым ставлю тебя под угрозу, ведь ты не бросил бы меня ни при каком раскладе. – Наши взгляды встретились. – Я не кривила душой по поводу своих планов, но и упустить такой шанс тоже не могла. Впредь не буду давать обещаний, которые не собираюсь выполнять.

– Никто не упрекал тебя в умышленном обмане, – глухо откликнулся рефаит.

– Знаю. – Под его пристальным взглядом я запустила пальцы в свалявшиеся кудри. – Прости, что иногда спускаю на тебя всех собак. Но, справедливости ради, не ты первый, не ты последний. Всем моим друзьям досталось. Элиза говорит, я полностью оправдываю свое имя: книжная страничка на вид мягкая, а вот края у нее острые[30].

– Хм… И порезы от бумаги недолго болят.

– Почему ты все это терпишь? – Мой голос упал до шепота. – Ведь я не Нашира. Ты не обязан сносить мои выходки.

– Просто мне хорошо знаком твой гнев. Когда терзают твою плоть, в душе происходит надлом. Ты теряешь самого себя. И малейшие претензии в свой адрес воспринимаешь как посягательства на личность. Поэтому инстинктивно обороняешься.

С глаз словно упала пелена. Всякий раз, когда Арктур пытался проявить заботу, часть меня моментально зверела. Часть, зародившаяся в каземате под пытками.

– А кроме того, я очень боюсь тебя потерять. Боюсь, как никогда прежде, – почти ласково сообщил Арктур. – Не удивлюсь, если именно страх вынудил меня чинить тебе препоны.

Он пытался помешать моей капитуляции, а я в ответ взяла его на мушку.

– Страх – вернее, мой страх – не должен служить препятствием. Ты вольна поступать, как тебе заблагорассудится.

– Давай мириться, – выдержав его взгляд, произнесла я. – Ты меня прощаешь?

– Только если ты простишь мой страх.

– Договорились.

В комнате воцарилось молчание. Я чувствовала: пора уходить. Возвращаться в постель и ворочаться до изнеможения. Однако с губ сорвалось: