– Конечно, конечно, сестрица! Напротив, я уже чувствую прилив сил и бодрость, которые никогда не испытывала прежде. Я всегда знала, что российский газ – это вредная и пустая трата денег, ведущая к разрушению экологии. Спасибо тебе, родная, что надоумила меня. Теперь я смогу сосредоточиться исключительно на своём здоровье, а освободившиеся капиталы потратить на экологически чистую энергию.

– Если будет совсем тяжело, – надменно советовала Америка, – вспоминай меня. Я уже давно от всего отказалась, и посмотри, какая я счастливая красавица.

– Да, да, – благодарила Европа, но, кладя трубку, ворчала: – Самодовольная стерва! Все знают, что ни от чего ты не отказалась, а только делаешь вид. Я же откажусь от российских энергоносителей по-настоящему.

На прогулке Европу все приветствовали, почтительно кивали и осторожно интересовались:

– Ну как? Отказались от российского газа?

– Разумеется!

– На этот раз окончательно?

– Что за вопрос!

– Вы сегодня особенно восхитительны, мадам!

Растроганная комплиментами, Европа возвращалась домой и, гордясь собой, торжественно усаживалась в кресло. Но именно эти часы становились самыми сложными для пожилой женщины. В одиночестве в тёмной и холодной комнате почему-то необыкновенно ярко начинал ныть желудок. Он просил чего-то горячего. А мысль, что родная газовая плита, всегда пребывавшая в центре внимания, более никогда не будет использована, – пугала.

Тогда Европа отправлялась на кухню и, смотря на плиту, размышляла: «Ну ладно, если я зажгу только одну конфорку в последний раз, разве это будет считаться слабостью? Ведь я больше не использую российский газ!» Но видя, как весело зашумело пламя и как оно расходуется впустую, экономная Европа не выдерживала расточительства и тут же разогревала себе бульончик. А заодно, раз уж уступила сама себе, кипятила чай. Отобедав и вновь усевшись в кресло, она очень хотела послушать, какими ещё любезностями одаривают её в мире за её стойкость при отказе от российского газа. Это необходимая мотивация, думала пожилая женщина и включала телевизор. Электричество – это не газ, успокаивала она себя, а поэтому попутно включала свет, компьютер, стиральную машину и ставила на зарядку телефон. С сумерками в дом проникал холод. Теперь, после изнурительной борьбы с зависимостью от российского газа, было бы неоправданно глупо простудиться и заболеть. Можно было бы включить электрический обогрев, но это дорого. Поэтому Европа, исключительно из благородных побуждений, запускала газовое отопление, а вместе с ним и горячую воду, чтобы почистить зубы, не чищенные ещё с утра.

К ночи дом Европы сиял всеми огнями, внутри гудели котлы, пылали конфорки, просторная ванна дополна набиралась тёплой водой с душистой пеной.

Проходящие мимо, видя неприличное мотовство, недовольно шипели:

– Старая карга опять сорвалась!

А старой карге, уже лежащей в тёплой постели, было нестерпимо стыдно и за себя, и за своё слабоволие. Она страдала от угрызений совести и тихо ревела в подушку. Но ничего, думала она, завтра с утра я непременно откажусь от российского газа. Навсегда!

03.05.22

В зале с кессонным потолком и ионическими колоннами, c золочёной лепниной и мраморным полом, за судейским столом сидели трое. Лицо первого было обескровлено и обтянуто морщинистой кожей, напоминающей мятый пергамент. Его голова, покрытая клоками блёклых волос, время от времени сотрясалась в конвульсиях, а сухой язык напрасно облизывал шершавые губы. Справа сидел другой. Из-за стола виднелась только его голова: круглая, мясистая, с оттопыренными ушами и кроваво-красным порочным ртом, переполненным вязкой слюной, хлюпающей и текущей наружу, когда он заговаривал. Третий, сидящий в центре, был страшнее и хуже предыдущих. Он был безлик. Его лицо скрывал чёрный непроницаемый колпак, который никогда не поднимался. И только его голос, мрачный и глухой, был известен тем, что выносил все самые жестокие приговоры.

Перед ними стояла уставшая и переминающаяся с ноги на ногу хрупкая девочка. Она не то утирала слёзы, не то массировала нижние веки кончиками красивых пальцев, затянутых в тонкие алые перчатки.

– Мы здесь всю ночь, – сказала девочка. – Отпустите меня, пожалуйста. Я очень устала, а мне надо спешить.

– Тебе не подобает так разговаривать с судом! – раздражённо прокаркал бледный старик. – Мы решаем твою судьбу, милочка, поэтому будь вежлива и покладиста.

– Но я ничего такого не сказала.

– А ещё мы здесь определяем истину, – сально подмигивая глазом с красными прожилками, промолвил толстяк. – Даже странно, что ты, симпатяжка, этого не понимаешь.

– Да какое это имеет значение?! – вдруг разозлилась девочка. – Я говорю правду!

– Что есть правда – решаем мы, – гулко вступил черноколпачный. – Ты заявляешь, что умеешь летать, но не хочешь рассказать, как тебе это удаётся. Эликсиры, снадобья, заклинания?

Девочка по-детски надула щёки.

– Я уже объясняла, я не знаю как. Ещё маленькой захотела и постепенно училась.

– Чушь! – застрекотал бледный старик. – Ещё никто и никогда не мог подняться в воздух!

– А я смогла! – упрямо сказала девочка и грустно добавила: – Отпустите меня, пожалуйста, я устала, а у меня важное дело. Вы же знаете!

– Мы ещё ничего не знаем, лапочка, – мокро улыбнулся толстяк. – То, что ты сообщила, может быть ложью.

– Так идите и посмотрите!

– Нас не интересует происходящее снаружи, – объявил черноколпачный. – И до нас, и теперь, и после нас – судьи никогда не покидают этот зал с колоннами.

– Ну скажи, скажи, – раздражённо тряс головой бледный старик, – как высоко ты можешь подняться в небо?

Девочка задумалась.

– Я не знаю, я ещё так высоко не взлетала. Надо пробовать! – Тут она замолкла и уже со слезами зачастила: – Но вместо этого вы отнимаете у меня последние силы глупым допросом.

– Если нужно, мы продержим тебя сто ночей, – траурно произнёс черноколпачный.

– Нет, крошка, – обратился толстяк, – мы хотим знать, как высоко ты можешь взлететь, чтобы понять, могла ли ты видеть то, о чём нас предупреждаешь.

– Какие вы глупые! – От бессилия и усталости девочка вконец разрыдалась. – Вы должны помогать мне, но вместо этого пытаете и лишаете сил! К чему такой суд, если он мешает полёту!

– Как ты смеешь так говорить, мерзавка! – взвизгнул бледный старик. – Наша власть решает, полетишь ты ещё или нет. А пока ты сеешь только панику!

– Время! Если я не успею, то…

– Главное – установить истину, – перебил черноколпачный. – Прочее не имеет значения.

– Ну что же вы! Я вас ещё вчера предупредила! А вы…

– Мы – суд!

И как только черноколпачный произнёс эти слова, зал вздрогнул. Затем ещё раз и ещё. Девочка обречённо пробормотала:

– Я не успела… Вы, только вы со своей бюрократией и со своим властолюбием виноваты во всём! Я не успела…

В слезах она выбежала из суда на ступени, где её ждала мама.

– Я не успела! – рыдая, бросилась в её объятья девочка. – Я смогла бы, если постаралась, взлететь выше и предотвратить катастрофу, но поздно… Они забрали моё время и мои силы.

Нечто яркое и горящее ударило с неба в здание суда. Зал с золочёной лепниной и ионическими колоннами рухнул. Разломился мраморный пол. Рассыпался и полетел вниз кессонный потолок, не оставив под обломками живых. Исчезли и судьи, будто и не было их никогда.

18.02.22

– Ты когда-нибудь видел русских своими глазами? – спросил молодой человек с курчавыми чёрными волосами.

– Откуда, только в фильмах. А ты?

– Однажды я посмотрел запрещённое видео, и знаешь…

– Не шути с судьбой, Патрик, – на правах старшего посоветовал упитанный круглолицый водитель в клетчатой рубашке. – Оставь место в тюрьме для русского.

– Хорошее выражение! Так вот, в том ролике был русский.

– И что?