***

Она была, как всегда холодна. Даже сейчас, когда впервые за долгое время в Неверморе светит солнце. Бледная, как будто мертвая, она стояла во дворе академии, как всегда скрестив руки на груди, в упор смотрела на свою «подругу» Энид. Она была прекрасна — пронеслось бы в его голове, если бы было дозволено. Он бы ежесекундно промчался через всех людей, которые отдаляли его от нее, подошел и прижался бы к ее вишневым губам (наверное, это было единственное цветное пятно в ее жизни. Ну кроме Энид, естественно), но ему было не дозволено. Кто я для тебя? — спросил бы он. Но он знает, что ему не ответят. Осудят. Уйдут. Что еще хуже, убьют… Хотя нет… первое и второе намного хуже.

Да. Он желает умереть. Прямо сейчас. Чтобы закончились его мучения прямо здесь. На глазах у всей школы. И пусть для всех это будет не лучшее начало семестра, но для него это будет прекрасный конец. Конец, о котором он мечтает. Пусть это будет она, а не жизнь его убьет своей суровость. Пусть она придушит или отрежет его голову гильотиной, но закончит его мучения. Пусть это будет от руки мисс Адамс, чем его убьет его же сны и разочарования.

Она посмотрела…

Мимолетный взгляд, который заставил дрожать сердце и руки. Он был готов пропасть под землю. Но все, что он мог это засунуть ладони в карманы пиджака и ждать когда этот темный ирис посмотрит на него снова.

***

Она была готова поклясться, что он заметил ее взгляд, ведь он следил за каждым ее действием. Он омрачал ее пребывание здесь. Зачем он смотрит так явно на нее? Кто позволил? — проносилось бы в ее разуме, если бы она давала себе думать о нем. А она запрещала. Каждый раз… каждый, раз когда она видела его сообщение, в голове появлялись моменты из тюрьмы. Каждый раз она замечала за собой странное поведение после его сообщений.

Тошнить хочется.

Она вспоминала, как он стоял за решеткой и смотрел злостно. Не так как сейчас. Не так, как ей нравилось. Он был зол. Она это знала. И думала что он будет ненавидеть ее целую вечность, пока они оба не умрут и не переродятся.

Уэнсдей Адамс, человек который зарекомендовал себя, как железная маска, уже не стояла перед ней в зеркале. Она что-то чувствовала. Те последние дни, которые она провела в академии, стали решающими для ее личности. Объятия Энид, на которые она ответила. Разговор с Ксавье в участке и то, что она закрыла его от стрелы, которая могла его убить (не дай бог), не укладывалось в ее голове. Она чувствовала тепло от тела соседки, которое грело душу. Она чувствовала стыд за то, что посадила его за решетку. Даже некое покалывание в ее маленькой штучке в груди. Это ее пугало и интриговало одновременно. Но она не могла позволить продолжаться этому.

Поэтому она просто решила быстро перевести взгляд с Энид на на какую-то непонятную точку во дворе академии, тем самым посмотреть в его томные глаза.

Но почему? — это мучало ее вопрос одной темной и холодной ночью, когда она отправила ему корявое сообщение (знали бы сколько сил она приложила в это сообщение). Почему он переписывается с ней? Да почему он, сука, вообще подарил ей этот чертов телефон, что теперь она стала заложницей технологий?

Его хитрый план мести?

Или что-то похуже?

Энид бы сказала, что это любовь, но в эту штуку она не верит. Или не хочет верить.

И вот он стоит, спрятал свои руки в карманы, и продолжает смотреть на нее. На нее. А не на всех остальных. Как будто никого кроме нее нет.

Забавляло ли это ее? Конечно.

Тревожило ли это ее? Безусловно.

Хотя она не совсем понимает, что означает тревожится. Но все бывает в первый раз.

***

— Ты не представляешь, как я скучала — говорила через плечо Энид, которая стояла около своей кровати, разбирая чемоданы — Аякс попросил меня сегодня подойти к теплице. Не знаю в чем мне идти, — как будто не понимая того, блондинка говорила вслух. Она знала, что Аддамс все равно на ее отношения. Но так хотелось, чтобы она ответила ей. Предложила какой нибудь наряд. Помогла ей. Энид знала в чем ей пойти, но она так хотела дружеского разговора с этой ледяной душой.

Молчание. Оно пожирало волчицу. Оно не давало ей покоя. Она так хотела повернуться и посмотреть в глаза этой смутьянки, но понимала, что увидит там ничего. От слова совсем ничего.

Но любопытство перетянуло свое одеяло на себя, что и позволило девушке обернуться и увидеть интересную картину маслом.

Уэнсдей стояла в метре от нее с изучающим лицом. Ее глаза были задумчивыми, а губы поджаты. И если бы Энид не знала свою подругу, то не придала бы этому никого значения.

Но она знала…

Знала, что та никогда бы так близко к ней сама не подошла. Знала, что она не умеет думать о таких пустяках, как вопрос об одежде. Знала, что перед ней стоит другой человек. Не Уэнсдей Адамс.

— Вспоминая предпочтения в одежде этого парня и совмещая их с твоими, то могу предложить голубой свитер и обыкновенные джинсы, — беспристрастно отвечала на поставленный вопрос темноволосая. Ее угрюмость стала еще виднее, чем обычно, после того как та заметила сияющую улыбку на лице соседки — Я что то не так сказала по-твоему?

— Нет. Конечно нет — резко отчеканила Энид, расплывшись в улыбке — Я так рада, что ты у меня есть! — воскликнула она, продолжая разбирать яркие вещи, напивая себе какую то мелодию под нос.

Уэнсдей (как бы тяжело это признание ей не давалось) нравилось вальяжность ее соседки. Она была спокойной лагуной, в которой можно было укрыться от бурь. Как же сложно, ведь буря и есть Уэнсдей.

***

Мастерская выглядела как всегда пусто без ее обитателей. Без разбросанных грязных тряпок. Без темных и холодных капель краски. Все это навевало Ксавье на мысль, что пора творить. Но ему не хочется. Не сегодня.

Он был готов поклясться на крови, что хотел писать свои произведения искусства, но не мог. То карандаш не так лежит в его руке. То цвета не смешиваются. То вообще бумага слишком шуршавшая.

Торп вспомнил один из дней на каникулах, когда сел рисовать, но что-то пошло не так.

***

Его рука легла на полотно. Его рука водила по нему черным грифелем линии, но все бестолку. Каждый изгиб казался слишком заковыристым. Каждая фигура казалась неточной. Ксавье это напрягало. Неужели он больше никогда не нарисует ничего, кроме ее глаз. Ее черных глаз, как бездна.

И он готов был утонуть в них…

Раздался гудок и Ксавье с радостью поднял телефон с прикроватной тумбы, чтобы посмотреть, кто ему написал.

Она…

Раз сердце вздрогнуло…

Он не желал читать сообщение.

Два. Сердце забилось, как зверь, пытающей вырваться из клетки…

Его палец медленно, как будто боясь спугнуть и так пришедшее сообщение, нажал на их чат.

И три… сердце перестало биться…

21:36 Уэнсдей: ты вчера спросил у меня, чтобы я исправила в своем прошлом, если бы у меня появилась такая возможность.

Он не знал, надо ли ему что-то написать в ответ на это.

21:37 Ксавье:???

Парень впервые в своей жизни боялся ответа на свой вопрос. Он впервые чувствовал массу эмоций за одну секунду.

21:38 Ксавье: что бы ты изменила?

21:39 Уэнсдей: я бы выделила два момента.

Адамс тянет. Она убивает его этим.

21:39 Ксавье: какие?

Молчит. Не печатает. Почему?

Так проходит пять минут. Час. Два. Он потерялся во времени, но за этот промежуток успел написать несколько набросков и сжечь их дотла, мечтая о счастливом будущем с ней.

И снова вибрация, которая прошла по полу, разбудила его. Ксавье знал кто это. Он понимал, но почему то он не хотел доставать телефон из кармана толстовки. Он просто смотрел на пепел и думал, как бы сдержать себя и не сорваться, упиваясь прочтением ее сообщений.

К сожалению (или к счастью), он не выдержал.

02:04 Уэнсдей: во-первых, я бы никогда не хотела бы тебя встречать.

Крах. Конец его эпохи. Он выключает телефон и закрывает лицо руками. Спокойствие — вот что читалось на его лице. Но только внешне было так. Внутри горел пожар. Его леса души окутались мраком и вряд ли когда нибудь там проявится лучик солнца.