В их районе такой соседкой была Гвиневра Робин, чья фамилия полностью отражала ее натуру («robin» английское название птички малиновки – прим. автора). Эта маленькая, худощавая женщина средних лет перемещалась по району будто малиновка – непонятно откуда взявшись, она также шустро исчезала из поля зрения. Мадам Робин была настолько информирована, что, когда что-то случалось в их районе и на место прибывали авроры, первым делом они опрашивали именно ее, уже зная, что эта пронырливая женщина снабдит их бесценными данными для расследования.
Утром Макнейр-старший вышел на террасу и, опустившись в кресло, стал демонстративно листать газету. Лениво пролистнув очередную страницу, краем глаза он заметил приближающуюся к его дому мадам Робин.
Наконец-то!
– Мистер Макнейр, доброе утро! – прокричала женщина, подойдя к забору и махнув рукой в приветственном жесте.
Макнейр поднял глаза от газеты и, изобразив на лице максимально возможное дружелюбие, встал с кресла и направился к соседке.
– Мадам Робин! – произнес Макнейр, выйдя за ворота. – Чем обязан удовольствию?
– Ах, Питер, такая трагедия, такая трагедия! – запричитала женщина, картинно обхватив ладонями щеки и покачав головой.
Лицемерием от нее так и разило, но Макнейр не подавал виду, продолжая изображать интерес.
– О чем Вы, Гвиневра? – на его лице отразилось удивление.
– Бедная девочка, дочка Ланкастеров, подверглась вчера нападению. Прямо в нашем районе, представляете? – всплеснув руками, сказала мадам Робин.
– Известно, кто напал? – расширив глаза, спросил Макнейр.
– Ох, это еще ужаснее. Пока что у авроров один подозреваемый. Тот, на кого указала бедняжка Виктория. Это наш сосед – сын Мортинсенов, Майкл.
– Не может быть! Что же он натворил?
– Немыслимую жестокость! Сначала взял ее силой, а потом… порезал ее милое личико, – мадам Робин заговорщически склонилась к собеседнику. – Служанка Мортинсенов сказала мне по секрету, что, по словам осмотревшего девушку целителя, залечить рану без следа будет невозможно, туда просочилась сильная магия, препятствующая любым исцеляющим чарам.
В эту минуту мужчина понял, что воспитал сына, которым может гордиться.
Предугадать дальнейший ход развития событий Макнейру-старшему не составило труда. Когда Ланкастеры оправились от шока, Билл Ланкастер, отец семейства, стал второпях искать желающих взять его дочь в жены, но едва он заговаривал о перспективе брака, родители мальчиков шарахались от него, как от чумного. В итоге, совершенно отчаявшись пристроить дочку в более-менее влиятельную семью, мистер Ланкастер ожидаемо пришел к человеку, чьего сына ранее он не считал достойным Виктории даже в качестве друга.
Пока сосед произносил душещипательную речь, Питеру Макнейру стоило огромных усилий подавлять торжествующую ухмылку, угрожающую вот-вот растянуться на губах. Когда Ланкастер замолк в ожидании реакции собеседника на его предложение, Макнейр-старший сказал то, что готовился произнести все эти недели. Слова, которые уложат человека, которого он презирал всей душой, на обе лопатки. И тогда ликованию его не будет предела.
– Билл, пойми меня правильно. Мне жаль, что жизнь твоей дочери так круто повернулась. Даже не представляю, какого тебе сейчас. Но я не могу решать ее проблемы руками Уолдена. Мой единственный наследник заслуживает жену, с которой он сможет выходить в свет. Мне, правда, очень жаль. Но я вынужден отказать в твоей просьбе.
На днях он мельком увидел некогда звезду светских раутов, а ныне практически затворницу, Викторию Ланкастер. Он добился своей цели, он уничтожил ее. Попутно отомстив и второму обидчику – теперь несостоявшийся хахаль его несостоявшейся невесты отбывает срок в Азкабане за жестокое нападение и изнасилование. Конечно, обычно за такие деяния в тюрьму не отправляют, ограничиваясь сроком на тяжелых работах, но папочка Виктории использовал все свое влияние, чтобы добиться максимально возможной меры наказания для разрушившего жизнь его дочери преступника, который, к слову, сам сознался в содеянном под давлением подкупленных Ланкастером авроров.
Вроде бы все было так, как он и хотел, и он должен был испытывать удовлетворение. Но ему все равно чего-то не хватало, и Уолден не знал, чего именно.
Ответ пришел сегодня вечером, когда, возвращаясь с тренировки по полетам, он встретил у своего дома Викторию, очевидно, ожидающую его.
– Виктория? – окликнул юноша, и девушка, которая стояла к нему спиной, обернулась.
Он давно не видел ее так близко. Она изменилась. В ней больше не было той самоуверенности, которая всегда угадывалась в походке и каждом жесте, а в глазах, ранее горевших озорным огоньком, читались лишь боль и отчаяние. Широкополая шляпа бросала тень на ее лицо, одна сторона которого была скрыта за густыми прямыми волосами, без привычных кудрей, которые она обычно накручивала.
– Здравствуй, Уолден, – тихо поприветствовала его девушка. В ее голосе слышалось то же отчаяние, что он заметил в глазах.
– Чем обязан чести?
– Знаешь, я… пришла по делу.
– По какому делу?
Он старался держаться холодно и отстраненно. Она должна помнить свое место. Теперь она ничто.
– Уолден, я… – ее голос подрагивал, а чрезмерную нервозность выдавали пальцы рук, сминавшие декоративный бант платья, закрепленный на поясе. – Я знаю, что всегда нравилась тебе. И я… долго думала и поняла, что ты подходящая кандидатура для замужества.
– Неужели? – юноша вскинул брови.
– Мне понятны твои сомнения, но, поверь, ты очень много приобретешь в этом браке. Я – наследница огромного состояния, мы ни в чем не будем себе отказывать. Если ты захочешь делать карьеру, отец устроит тебя в Министерство магии на высокую должность. А я… я могу пообещать, что буду примерной женой, о которой мужчина может только мечтать. Я рожу тебе детей, которые будут обожать своего отца, и сделаю все, чтобы ты чувствовал себя королем в нашей семье, – она запнулась, а потом, вздохнув, добавила: – Пожалуйста, Уолден, женись на мне.
С минуту он просто смотрел на нее задумчивым взглядом, упиваясь горем, которое витало в воздухе вокруг нее. А потом он сделал пару шагов, приблизившись к Виктории вплотную. Юноша протянул руку и убрал волосы с ее лица, обнажая уродливый шрам. Еще несколько секунд он изучал свою работу, пока девушка с надеждой заглядывала ему в глаза.
– Все могло быть иначе, – произнес он наконец. – Все было бы иначе, если бы ты не оттолкнула меня. Будь мы по-прежнему друзьями, я бы защищал тебя, никому не позволил бы причинить тебе вред. Но ты выбрала другой путь. И это твое право. Как и мое думать о своем счастье. Я действительно был влюблен в тебя, я мечтал, что ты станешь моей. Но ты обидела меня тогда в Хеллоуин, и чувства испарились. Я больше ничего к тебе не испытываю, Виктория, – он едва сдержался, чтобы не расплыться в улыбке, увидев слезы в ее глазах. – Что до брака, я не считаю, что твое наследство способно перекрыть весь тот ущерб, который я понесу, женившись на… как бы это сказать… бракованной девушке.
Она сделала шумный вдох, слезы потекли по щекам, губы задрожали, пальцы отпустили бант, и… она резко сорвалась с места, убегая прочь. И теперь, смотря ей вслед, он наконец-то осознал, что его месть свершилась не в заброшенном сарае поместья Монтгомери под личиной Майкла Мортинсена. Нет. Он отомстил сегодня. Именно сегодня Уолден Макнейр втоптал в грязь Викторию Ланкастер, которая, он был уверен, будет помнить их последний разговор всю оставшуюся жизнь, виня себя в роковой ошибке, которую она совершила, отвергнув его.
Да, Уолден Макнейр ненавидел красивых девушек, но еще в юности он понял, как поставить заносчивых красоток на место.
Он нежно обхватил прядку восхитительно шелковистых рыжих волос, и девушка встрепенулась, открыв глаза.
– Выспалась, красавица? – Макнейр улыбнулся, заглянув ей в лицо. – Веселая вчера ночка была, да?