Дети сейчас будут лишней помехой его планам. Да и от мысли изнасиловать девчонку его тошнило. Нехотя Амикус признался сам себе, что эта смутьянка, вечно нарушающая правила, черт возьми, понравилась ему. И его симпатия только усиливалась, когда он видел, как она так по-доброму беседовала с Алекто.

После того случая несколько дней назад, когда она смогла успокоить его сестру, девчонка будто стала выглядеть иначе. По крайней мере, он увидел ее с другой стороны.

В мире Амикуса искренняя, бескорыстная доброта была даже не редкостью, а просто чем-то из ряда вон выходящим. Альтруизм высмеивался и порицался. Амикус и его сестра с детства знали, что и любовь родителей не бывает безусловной. Тебя будут любить, если ты будешь все делать правильно. А если совершишь ошибку – будешь наказан. Мать редко подвергала их наказанию, а вот отец…

Этот ублюдок, казалось, получал удовольствие, отрабатывая на нашкодивших детях Пыточные заклятья. И никакие мольбы, слезы и обещания больше так не делать не могли его остановить. Сколько себя помнил, Амикус боялся своего отца. Алекто всегда была смелой и стойко принимала любую пытку, но он был уверен, что она тоже испытывала страх, просто не показывала его. И Амикус знал почему. Это все было ради него.

Сестра была старше его на два года и с самого детства опекала его. А еще она была его единственным другом. В тяжелые моменты от родителей было невозможно получить поддержку. Но зато они с сестрой были друг у друга. И этого было достаточно. Амикус был убежден, что так будет всегда. Но его уверенность сильно пошатнулась почти сразу как они вступили в ряды Пожирателей смерти.

О том, что Темный Лорд собирает сторонников, ему рассказала Алекто и, драккл ее подери, она была весьма убедительна, когда говорила о той власти, которую они смогут обрести под его началом. И он почти не задумывался, когда принимал Черную метку. У него и мысли не возникало, что быть Пожирателем Смерти может быть опасно. И бояться стоило вовсе не авроров.

Волдеморт наказывал за любую провинность точно также, как это делал их отец. С той лишь разницей, что его Пыточные были куда более изощренными, чем проклятья, вырывавшиеся из палочки отца. И они с сестрой вновь окунулись в то, от чего думали, что будут застрахованы, став Пожирателями Смерти – делай все правильно или будешь наказан.

А когда Амикус своими глазами увидел, как Повелитель до смерти замучил одного из своих сторонников, он понял, что Пыточные страшны не сами по себе, а тем, к чему они могут привести. И, поскольку покинуть ряды Пожирателей Смерти можно было лишь вперед ногами, он стал просто искать способ избежать боли… или чего пострашнее. И способ он нашел.

Этот способ лишал его возможности получить особую милость Повелителя и обрести ту власть, о которой он грезил раньше, но позволил оставаться на более-менее безопасном расстоянии, куда Темный Лорд не особо хотел дотягиваться.

Притворство. Но не обычное, которое сопровождало его всю его жизнь. А то, что меняет личность в глазах других. Его обман сработал. Темный Лорд видел его совсем не тем человеком, каким он был и потерял к нему интерес, оставив его лишь на побегушках. За ошибки стали наказывать других, а Амикус смог хоть немного расслабиться.

Он знал, что Повелитель был умелым легилиментом и мог при желании легко вскрыть его обман. Поэтому он воспользовался сильной ментальной защитой, знания о которой ему по наследству передал отец.

Древнее заклинание, которое стало решением и сейчас, когда он понял, что непокорная блондинка Лавгуд что-то значит для него, а что важнее – для его сестры. Она была практически ребенком, но ее теплота была такой мощной, что окутывала все пространство вокруг нее. И она легко отдавала ее тому, кто в этом нуждался, не требуя ничего взамен. Альтруизм вдруг перестал казаться смешным и неправильным. Девчонка смогла возродить то, что истончалось в нем с каждым днем. Надежду, что его сестра когда-нибудь к нему вернется. И Амикус не хотел оказаться во власти отчаяния, потеряв ее.

За ужином Кэрроу долго собирался с духом, чтобы сообщить новость, которую сегодня принесла сова в его кабинет в Хогвартсе.

– Вечеринка будет шестого июня, – произнес он, когда эльфы подали десерт.

Луна кивнула, не поднимая глаз от стола.

– Я долго думал, что с тобой делать, – продолжил мужчина, и Луна перевела на него вопросительный взгляд. – Ты много знаешь, – уточнил Кэрроу.

– Вы сотрете мне память? – спросила Луна.

– Нет, наложу те же Щитовые чары, что использую сам. Они сильные. И надо точно знать, куда ударить, чтобы их пробить – чары создают много ложных дверей. Нейтрализовать их может только такой могущественный волшебник, как Темный Лорд, да и тот должен очень постараться. По крайней мере, мои ему пробить не удалось за все эти годы. Малфою это точно не под силу.

Кэрроу встал из-за стола.

– Пойдем, покажу тебе кое-что интересное.

Они поднялись на третий этаж и подошли к двери библиотеки, открыв которую, Кэрроу пропустил Луну вперед. Зайдя следом, мужчина приблизился к стеллажам, стоящим впритык к стене и беззвучно что-то проговорил, а затем щелкнул пальцами. Два стеллажа задрожали и медленно раздвинулись в стороны, открывая проход к старой двери, испещрённой многочисленными рунами. Очередное, произнесенное шепотом заклятье слетело с губ Кэрроу, и дверь распахнулась. В помещении, находящемся за ней, одновременно вспыхнули несколько факелов, расположенных по периметру, освещая маленькую комнатку, больше похожую на чулан для метел.

Кэрроу шагнул внутрь, а потом обернулся на замявшуюся на пороге Луну:

– Чего встала? В Хогвартсе ты была более любознательной.

Мужчина усмехнулся, и Луна прошла через проем. Здесь не было заклятья незримого расширения или каких-то иных увеличивающих пространство чар. Комната действительно была совсем небольшой. По сторонам располагались шкафы без дверей, на полках которых лежали различные шкатулки, фигурки и свитки. У стены, расположенной напротив двери, стоял миниатюрный столик и один стул.

Кэрроу взял с одной из полок свиток и, положив его на столик, развернул. Луна посмотрела на письмена, хотя больше это напоминало череду детских рисунков. Сама же бумага была потертой, кое-где края были то ли оборваны, то ли сами рассыпались от ветхости.

– Это египетское охранное заклятье, – пояснил Кэрроу.

– Вы знаете египетский язык? – изумленно спросила Луна.

– Ты че, обалдела? – мужчина хохотнул. – Конешн, нет. Есть перевод, – Кэрроу потянулся к одной из полок и достал оттуда сложенный в два раза кусок пергамента. – И эта хрень… как ее… Где написано, как нужно произносить заклинание.

Мужчина развернул пергамент, положив его поверх свитка.

– Транскрипция? – уточнила Луна.

– Будешь умничать, сотру к дракклу твою память и никаких Щитовых чар, – раздраженно сказал Кэрроу.

– Простите, – тихо проговорила девушка.

– Да, транскрипция. Таких свитков осталось очень мало и стоят они охренных денег. Отец кучу золота отвалил и за свиток, и за перевод. Но они стоят каждого отданного галлеона, уж поверь. Это смесь Охранных, Гламурных и Хамелеоновых чар. Сокроем за ними то, что Малфою знать не следует.

– А как мне докладывать Вам о том, что происходит у него в поместье?

– Я наложу Следящее око.

С минуту они стояли в тишине, каждый думал о своем.

Луна колебалась, а потом все же задала давно интересующий ее вопрос:

– Как Вы думаете, что он планирует?

Девушка перевела пытливый взгляд со свитка на мужчину.

– Без понятия, – ответил Кэрроу. – Но надеюсь, это поможет мне достичь моих целей.

Мужчина свернул свиток вместе с переводом и, повернувшись в Луне, добавил:

– И, если у меня все получится, в выигрыше будем все мы.

Большие деревянные часы, стоявшие в углу, показывали без пятнадцати девять, когда в ее комнату зашел Долохов. Гермиона вскочила с тахты, где в ожидании просидела последние полтора часа. Она знала, что должно произойти в ближайшее время. В конце концов, теперь это ее жизнь.