– Ну что, милый, отдохнул,… пришло время трапезничать,… прошу к столу… – приглашает она его и ласково так улыбается.

– Ах, и спасибо тебе, Лизонька, душа моя ненаглядная!… Ну, чтоб я без тебя делал?… уж наверняка с голоду помер бы!… А как всё вкусно пахнет-то,… ну и чудеса, такие-то изыски и посредь глухого леса!… готовить ты мастерица!… – похвалил её Филат и сразу за еду принялся. А Лизонька и довольная, кормит его да смотрит на касатика, всё никак налюбоваться им не может, такого-то молодца себе отхватила. А солнышко-то светит, перед вечером лучиками играет, да вдруг невзначай один яркий лучик прямо на вихор Филату попал, и тот как заблестит, засияет.

– Ой, что это у тебя в волосах-то!?… никак солнечный зайчик запутался!… – задорной шуткой спрашивает Филата Лизонька, да вихор ему приглаживает. И тут видит, на ладони у неё золотой песок остался, с волос ей попал, – ну надо же, да у тебя даже в волосах золото!… Видно пока ты тут шорохался, намочил свой вихор в реке,… вот у тебя песок в мокрых волосах и оказался,… а сейчас высох и посыпался!… Ах, ты мой, старатель золотой… – вновь посмеиваясь, вмиг догадалась Лизонька, откуда у Филата золото в волосах.

– И то верно,… золото на моей причёске запечатлелось!… И как я его раньше не замечал? видать заработался,… а ты вон, какая заботливая, обнаружила!… Это прямо, как в древнегреческом мифе про золотое руно,… есть такая легенда, я про неё в книжках читал,… там пишут, что в давние века золотоносный грунт через овечьи шкуры промывали,… вроде как через сито просеивали!… Разная муть да взвеси не задерживались, мимо пролетали, а вот тяжёлый золотой песок в шерсти оставался, в самой шкуре, оттого её и называли «золотое руно»!… А тут оно, золотишко-то, у меня в вихрах и осело пока я в реке кувыркался да свой заветный мешочек спасти старался,… ха-ха-ха!… Вон где очутилось, в волосах!… ха-ха-ха… – тоже рассмеялся Филат.

– Ой, а ты знаешь, что я сейчас подумала,… оказывается тебе и не надо здесь лотком работать,… река в этом месте просто кишит золотым шлихом,… тебе стоит лишь шкуры по заводи разложить, да воду с песком через них пропустить!… Вся лишняя взвесь уйдёт, смоется, а золото на шкурах осядет,… и не надо тебе никаких мешочков с золотом копить!… Шкуры через неделю соберёшь и увезёшь,… уж они-то никуда не денутся, ведь земля в реке по дну не треснет, не поглотит шкуры,… а иначе и сама река в тартарары провалится!… А?… здорово я придумала?… – мигом сделав верный вывод, предложила Лизонька.

– Да это же открытие!… И точно,… не надо никаких мешочков копить,… шкуры из воды достал, отнёс, высушил, золото с них вытряхнул, и ни один леший их у меня не заберёт!… ха-ха-ха!… Это ты ловко придумала!… так и сделаем!… – вдохновенно поддержал Лизоньку Филат.

– Да что я,… это всё твой вихор,… это он первым золото так добыл, а я уж по его стопам додумалась!… ха-ха-ха!… А все вместе, мы молодцы!… ха-ха-ха… – тоже радостно посмеиваясь, отозвалась Лизонька. В общем, ребята повеселились от души, ведь такую отличную штуку придумали. Смеялись, шутили, радовались, а тем временем их разговор подслушивал Митрофан. Он всё же добрёл до реки, проследил за Лизонькой, и теперь затаился в кустах.

– Ах вы, хитрецы, умники,… вон чего удумали,… на шкурах золото добывать,… ну-ну, давайте-давайте,… посмотрим, кто в выигрыше будет… – услышав и увидев всё что ему надо было злорадно заключил Митрофан, и, не дожидаясь темноты, стал обратно домой возвращаться. План мести в его голове созрел мгновенно, теперь ему оставалось лишь выбрать нужный момент для коварного удара.

А меж тем Лизонька уходить домой не собиралась. Эту ночь она решила провести здесь у реки, на берегу вместе с милым в шалаше. Наверное, именно с этого момента и пошла в народе гулять знаменитая поговорка, «с милым и рай в шалаше». Лизавете не хотелось оставлять ослабевшего Филата одного. Тут уж в ней проснулся чисто женский инстинкт, ведь всем женщинам обязательно надо кого-то опекать, о ком-нибудь заботиться. Это у них в крови. Они без этого не могут. Им просто необходимо за кем-либо ухаживать, либо за кем-то слабым, либо за больным, или за ребёнком. А если нет ребёнка, то ухаживать за мужем, либо возлюбленным.

Одним словом Филат провёл эту ночь в тепле и холе. Уж Лизонька постаралась создать ему домашний уют даже в шалаше. Впрочем, ночь пролетела быстро, летом они короткие. А с утренней зорькой Лизонька заторопилась по делам, отправилась на заимку к своему отцу. Они с Филатом ещё с вечера решили, что шкуры для первой пробы добычи золота по-новому, лучше взять у Лизиного батюшки, ведь тех шкур у него на заимке припасено немало. Вот Лизонька за ними и поспешила, а Филат остался готовить под них место на реке. В общем, дело нашлось для каждого.

При этом надо заметить, что с появлением на реке прекрасной Лизоньки в природе произошли значительные изменения. Во-первых, утром не раздалось того противного, будящего рёва с гулом. Полное молчание, и лишь ласковое приятное слуху журчание свежего, утреннего потока воды на реке. Складывалось такое впечатление, что леший, или кто там до этого баловался, теперь вдруг подобрел и присмирел. А во-вторых, само место будто преобразилось. Откуда ни возьмись, прилетели разные птахи, а ведь их тут никогда не водилось; и они мелодично зачирикали, запели, прямо лирика какая-то. Ну, недаром же говорят, что девушка с чистой и светлой душой преображает любое место, притом каким бы суровым оно раньше ни казалось. Вот и сейчас, даже Филат заметил эти преображения.

– Хм,… ну, неужели леший сжалился надо мной,… увидел, что у меня хорошее намерение семью создать и решил не мешать нам,… вот как Лизонька на него подействовала… – чуть усмехаясь, хмыкнул он и продолжил свою работу. Ну а к полудню уже и сама Лизонька подоспела, принесла нужных шкур. Её отец как узнал, на какое дело они ей нужны, так сразу подобрал десяток самых лучших, добротно выделанных, подходящих, легких, словно небольшие коврики, как раз для этого дела годных.

Ну а Филат недолго думая принялся их на дно укладывать да камнями приваливать, чтоб течением не унесло. Всё правильно сделал, по старательской науке, как положено. Теперь река сама на него работала, все легкие песчинки мимо проносила, а золотые в шкурах оставляла. Но и Лизонька с Филатом тоже не скучали, им было чем заняться. Они стали свой неказистый шалаш расширять да облагораживать. Занялись вполне домашними, семейными делами. Лизонька у костра хлопотала, кашеварила, а Филат дрова да лапник собирал. Дружно у них это получалось, всё ладно и складно. Эту ночь они тоже здесь вместе провели, опять в тепле и холе.

Ну а на следующее утро Лизонька уже домой пошла, матушке помогать, ведь о ней тоже нельзя забывать. А Филат остался за шкурами в реке приглядывать. Так весь день и прошёл, а вечером Лизавета вернулась, покушать принесла, пополнила запасы, Филата тоже кормить надо. И опять всё ладно да складно. Так ещё один день прошёл. А за ним другой, третий, а вскоре и неделя минула, лихо пролетела. Настала пора шкуры из реки доставать, проверять насколько они от золота набухли. И вот тут-то случилась заминка, ведь следует помнить, что хитрован Митрофан знал о планах Лизоньки и Филата, и он ни на день не прекращал за ними наблюдать.

Пока они там мирно занимались своими делами, он неспешно, но расчётливо готовил свою коварную козню. Задумал он устроить подлог. Иначе говоря, собрался поменять полные шкуры на пустые. И выбрал для этого самый удобный момент. При этом заранее приготовил почти такие же шкуры, что были у Филата, подогнал их по размерам, по качеству, даже замочил и напитал для тяжести кварцевым песком с пиритом, дабы он блестел на манер золота. Кстати, пирит так и называют «золото глупцов», или просто обманка. Одним словом, всё тщательно подготовил.

Однако всё же допустил один крохотный недочёт. Оказывается на тех шкурах, что Филат получил от Лизоньки, стояла фирменная метка её отца, ведь тот, будучи опытным охотником, на всех своих трофеях ставил знак отличия, но Митрофан-то об этом ничего не знал. В этом-то и заключалась его оплошность. А в остальном он выполнил всё мастерски. Дождался последнего дня, выбрал позднее вечернее время, когда Филат с Лизонькой находились в шалаше и готовились ко сну, он потихоньку, под мелодичное журчание реки поменял все шкуры.