Миронов тяжело вздохнул. Дальше от него мало что зависело. Против ее хаоса он не может ничего поставить. Феникс смог только заглушить ее злость, но дальше она должна справиться сама, хотя может Николай ей как-нибудь поможет, они все-таки связаны. Бари пришлось нарвать голубой легкий подол платья на тряпки, чтобы перевязать раны на руке. Идентичный феникс на ее руке успокоился. Бари позвал и своего феникса на место. Передал ему в лапы клинок и вытянул руку. И феникс влетел в его предплечье, снова устраиваясь на коже татуировкой. Брат поцеловал сестру в лоб.

— Держись только, — прошептал он. — Помни, я всегда рядом.

И покинул комнату, закрывая двери. Его ждут в городе. А Луна справиться. Она невероятно сильная, не только в плане хаоса и умений, но и в плане духа. Она выберет правильный путь. Сейчас же надо помогать королю. Сейчас его сила пригодиться. Сейчас он сможет возвращать былой вид разрушенным зданиям, варить лекарство, чинить. Он будет полезен.

***

Все собрались в гостиной Зои, за столом, за которым когда-то сидели сначала опричники Дарклинга, а потом стражи Алины. Королевские покои уцелели, но завалы вокруг них не успели разобрать.

Толя укрыл плечи Жени шалью и устроил ее у огня, пока Зоя мерила комнату шагами, не зная, с чего начать. Надя и Леони принесли с собой стопку записей, скорее всего, касающихся разработки ракет. Адрик тоже был здесь. Давид был в тяжёлом состоянии, хоть целители делали все возможное, чтобы срастить его переломанные кости. Женя сутками сидела у койки мужа, держа его за руку. Она стала бледной, почти неживой, портниха пролила множество слез, и прочла все знакомые ей молитвы. Бари не знал, что именно помогло, но Давид шел на поправку. Миронов был рад за друга, умей бы он молиться или верь он хотя бы в одного святого, может он бы и поддержал Толю и Женю в их молитвах. Он бы попросил за Давида, за его счастье, за здоровье. Но никогда бы не стал молиться за сестру.

Как и все Мироновы, они не имели права быть святыми, быть выше других, хоть их сила это им позволяла, но они четко следовали заветам предков, не молясь даже тому первому Миронову, который положил начало их семейству. Таким, как они, никто не должен молиться. Странно было видеть, но даже в этом мире Мироновым не молились. Никто не падал на колени, вознося руки в молитвенном жесте, перед иконами оленя, Русалье или жар-птицы. Вот и им тоже не должны поклоняться. Они стража, они охрана, они воины. К тому же такое тщеславие считалось предательством собственных сил. Хаос всегда было тяжело контролировать, творение в душе Бари было спокойным, но он не стремился использовать его в своих стремлениях. В эти дни, когда столица была заполнена печалью, когда кругом проходили похороны, когда старались собрать по кусочкам прежнюю жизнь, Луна была скрыта в королевских покоях. Бари видел, что Николай иногда проходит в свою комнату, навещая сероволосую, но они не о чем не говорили, никто не хотел дарить другим надежду или принести плохие вести. Но Бари чувствовал, что сестра идет на поправку. Она справляется со своим хаосом. Успокаивает его, убеждает, что они отомстят, что они еще изопьют крови врага.

Вчера она наконец показалась на свет. В образе волка. Страшилась, что в образе человека снова не сдержится. Бари понимал ее злость, ее ярость. Брат старался защищать сестру. Только это мало работало, если она была разрушителем, а он — созидателем. В ее сущности быть хаосом, быть клинком, несущим смерть, быть сокрушающей волной, быть силой и мощью. В его же сущности надо быть создателем, быть изобретателем, тем, кто создаст мир на пепле разрушительной мощи сестры. Только был и еще один аспект их сил. Это то, что он не чувствовал постоянного давления, ему не надо было регулярно тренироваться, чтобы контролировать свою магию. Луне же приходилось дружить со своим хаосом, задабривать его трупами врагов, позволять ему разрушать все вокруг. Хаос не мог усидеть на месте, не мог перестать быть хаосом. Ему нужна была драка. И он всегда хотел крови. И это… Этот подлый поступок фьерданцев разозлил его. Потому что они посмели устроить больший хаос. Нет, магия Луны не признавала в них друзей, только соперников, тех, кто падет от ее мощи, кто должен молить о пощаде у нее в ногах, кто посмел усомниться в ее возможностях. Волчица была угрюма и больше спала, опасаясь показываться на глаза людям. Николай старался всеми возможными способами ей помочь, даже зачем-то притащил миску с молоком, на что получил искорку веселья в голубых глазах волка. Бари был спокоен. Его сестра в надежный руках, наверное, даже большего оболтуса, чем он сам.

Зоя была печальна. Бари старался быть рядом, когда она с помощью ветра поднимала обвалы, он своей силой скреплял трещины, и задания становились как новенькие. Но это не воодушевляло грозную шквальную. Она не радовалась успехам, она припоминала неудачи, все дальше отдаляясь от Бари. Шатен не особо понимал ее мотивов, и уж тем более не понимал, что он сделал не так. Он все также продолжал что-то ей преподносить. Стихи, осколки стекла, переплетенные в прекрасные узоры, колбочки с жидкостями разного цвета, что принимали тот или иной цвет в зависимости от настроения. Зоя и раньше-то не особо показывала ему свои эмоции, хотя Бари знал, что ей нравится. Он видел это, когда был ястребом. Видел, как она улыбалась, перечитывая его письма или рассматривая очередную безделушку, которую он создал для нее. Но сейчас он больше старался быть для нее не поклонником с кучей подарков, а простым союзником с желанием помочь и поддержать. И она это ценила, по-своему, но ценила. Она могла облокотиться на его плечо, когда у нее уставали руки, могла отвернуться к нему, стирая непрошенные слезы, когда доставали из-под завалов очередное тело гриша, могла просто взять его за руку, нежно и нерешительно, но он всегда сжимал ее в ответ, убеждая в том, что она не одна.

Сегодня Луна была в образе человека. На ней была огромная рубашка, скорее всего из гардероба Николая, какие-то несуразные брюки, куртка. Она была отстранена ото всех, не особо лезла в общий разговор, вздрагивала от каждого прикосновения короля.

Долгое время все молчали. Наконец король тяжело вздохнул.

— Я не знаю, с чего начать.

В последние дни по всей Ос Альте проходили похороны, ведь опасность миновала и появилась возможность отыскать тела, обгорелые, заваленные обломками. Король присутствовал на всех, куда успевал, тихо появляясь в церквях, где священники читали молитвы над усопшими, помогая их семьям перебраться из опасных районов города. Бари крайне редко видел его с тех пор, как вернулся в столицу, он чаще всего проводил время в обществе Зои. Она пыталась помочь навести порядок в хаосе, возникшем после бомбежки, устанавливая новые правила затемнений для всей Равки, направляя дипломатические ноты протеста Фьерде, присоединяясь к командам гришей, которые расчищали завалы и проводили спасательные операции в нижнем городе. И Бари следовал за ней попятам, позволяя впадать в грусть на своем плече или разделять с ним короткие моменты глупых радостей.

— Куда еще атаковали? — спросил Толя.

— Полизная приняла основной удар, — ответил Николай. — Мы потеряли половину наших флайеров, большую часть дирижаблей. Наши запасы титания уничтожены.

Он сообщал все это равнодушным, уверенным тоном человека, передающего прогноз погоды. Однако его выдавали глаза, Бари точно знал этот взгляд: отчаяние, подавленность, потеря всякой надежды.

— Все? — ужаснулась Надя. — Мы даже не начали изготовление корпусов ракет.

— Придется использовать другой металл.

Луна мелко втянула воздух, поднимаясь с насиженного места, чтобы налить чаю, ее руки тряслись, а глаза снова налились холодом. Николай подскочил следом, помогая ей и пытаясь успокоить. Бари столкнулся с ее взглядом, покачивая головой. Держись. Пожалуйста, держись. Она прикрыла глаза, снова делая глубокий вдох и размеренно выдыхая.

— Я могу стереть Фьерду с лица земли, могу медленно поглощать ее людей, вылавливая путами моря, могу заставить их страдать, видя кошмары под завывания штормов, могу лишить их пищи и превратить их воду в яд, я могу вгрызаться острыми льдинами в их глотки, вырывая крики…